НА ВОПРОСЫ НАШЕГО КОРРЕСПОНДЕНТА ОТВЕЧАЕТ МИНИСТР НАУКИ И ТЕХНОЛОГИЙ РФ МИХАИЛ КИРПИЧНИКОВ
– Михаил Петрович, в одном из телеинтервью Вы сказали, что за последние 9 – 10 лет из страны уехало около 20 тысяч ученых. Но ведь, согласитесь, уезжают лучшие умы, неужели “утечка мозгов” не сказывается на российской науке?
– Я хотел бы уточнить сказанное мною по ТВ: по самым пессимистическим оценкам, уехало навсегда не больше 20 тысяч работников, занятых в отрасли. В подтверждение этих слов еще одна цифра: из тех, кто покинул Россию, не более 1000 человек работают за рубежом в научных учреждениях, остальные устроились кто как сумел. Получается, что лишь 5 % уехавших работников научной сферы продолжают заниматься на Западе тем же, что делали здесь.
– Выходит, многие были там не нужны?
– Определенно ответить на этот вопрос трудно. Дело в том, что в последние год-два позиция западных компаний и государственных университетов, занимающихся научными исследованиями, изменилась: они предпочитают не приглашать наших ученых, а создавать рабочие места здесь в России, привлекая их к работе с помощью системы грантов. Таким образом Запад старается избежать социальной напряженности, вызванной безработицей, и если создает новые рабочие места, то в первую очередь для своих граждан. Мы не возражаем против самих грантов, они нужны нашим ученым. Но надо очень внимательно относиться к тому, под какие именно исследования в фундаментальной и особенно в прикладной науке эти гранты выделяются.
– Социологи делают вывод, что для достижения успехов в научных исследованиях нужно, чтобы в коллективе половина научных сотрудников были моложе 40 лет. У нас же средний возраст 50 и более, молодежь в науку что-то не торопится. Что Вы на это скажете?
– Приведу интересные цифры. В любом студенческом коллективе около 13 – 15 % ребят хотели бы заниматься наукой (эта цифра постоянна). Но раньше кто хотел, тот и мог пойти в науку, а сейчас реализовать свои планы могут только 2 %. Почему? Тут есть два определяющих фактора: материальный – может ли молодой человек, работая в науке, прокормить себя и свою семью, и личный – выпускник вуза, склонный к научным изысканиям, хочет удовлетворить свой интерес, свои научные амбиции, самоутвердиться. В современной науке особенно важна материально-техническая база: лабораторные приборы, компьютеры, испытательные установки. А у нас исследовательское оборудование уже десять лет не обновлялось. Вот это прежде всего и останавливает приток молодежи в науку.
– А чем Вы можете объяснить, что в последние три-четыре года конкурс в технические вузы и аспирантуру заметно вырос?
– Я далек от мысли, что сто президентских стипендий и принятые правительством постановления о материальной поддержке молодых ученых могут существенно повлиять на выбор молодежью пути в науку. Скорее всего, определяющими стали другие факторы: освобождение студентов от призыва в армию, оказание адресной материальной поддержки конкретным ученым и научным центрам, создание телекоммуникационной сети по всей стране, которая дает возможность ученым и специалистам иметь прямой доступ к источникам информации. Молодежь сейчас все-таки идет в науку. Хуже складывается кадровая ситуация в возрастной группе от 30 до 50 лет. А ведь для ученых это самый продуктивный возраст. Здесь мы понесли за последние годы самые тяжелые потери, и это обстоятельство еще скажется в будущем.
– Как объяснить такой факт: есть президентская программа об интеграции высшей школы и фундаментальной науки на 1997 – 2000 годы, но даже более-менее благополучные москвичи так и не смогли участвовать в финале Всероссийской студенческой олимпиады по теоретической механике в Екатеринбурге?
– Объяснение простое – не на все хватает денег. Хотя замечу, что именно эта программа финансируется лучше других. Все предыдущие годы наука финансировалась по остаточному принципу и положение ее в обществе стало действительно унизительным. Но в последнее время, похоже, ситуация с финансированием науки все-таки меняется в лучшую сторону, и у меня есть надежда, что обозначенные в бюджете на 1999 год 11,6 миллиарда рублей мы все-таки получим.
– Какова нынче зарплата ученого?
– Согласно последним статистическим данным – кандидат наук, доцент получает 700 рублей, доктор, профессор – 900, а в среднем по России заработок ученого составляет 1115 рублей, включая выплаты по грантам и оплату договорных работ. Такое положение, конечно, недопустимо, и мы планируем вынести этот вопрос на рассмотрение правительства.
– И все же даже в этих невыносимых условиях наука старается выжить.
– Наука не только жива, но и поражает своими новыми идеями, открытиями и перспективными разработками мирового уровня. Среди них запуск импульсного источника нейтронов в институте ядерных исследований РАН в Троицке и начало эксплуатации установки термоядерного синтеза нового поколения – сферического ТОКОМАКа в Санкт-Петербурге, открытие 114-го элемента системы Менделеева, получение уникальной противогриппозной вакцины в институте иммунологии РАН. В ближайшие месяц-два будет открыт Межведомственный суперкомпьютерный центр и введен в эксплуатацию мощный источник синхронного излучения в Курчатовском институте.
Сегодня также важно обеспечить практическое использование результатов научных исследований. Особенное значение при этом имеет реализация социально ориентированных проектов, конкурсный отбор которых недавно завершен в Миннауки России. С помощью препаратов на основе йода-123 недорого и быстро можно будет диагностировать рак, заболевания сердечно-сосудистой системы, с помощью отечественных биодобавок витаминизировать хлеб, тем самым избавляя людей от необходимости покупать дорогостоящие витаминные препараты. Разработана система предупреждения ЧП в стране – землетрясений, наводнений, техногенных катастроф, пожаров и многого другого.
– На съезде товаропроизводителей России прозвучал неутешительный вывод: Россия подошла к рубежу, за которым начинается процесс утраты научно-технической и технологической независимости. Это действительно так?
– Пока нет ни одной области науки, где у нас не было бы работ мирового уровня. Мы по-прежнему сохраняем прочные позиции в судостроении, космонавтике, авиационной промышленности. Что касается утраты технологической независимости, то возможность этого пока отрицать нельзя.
– Сейчас существует практика, когда студенты, молодые ученые уезжают на учебу или стажировку за границу. Не рискуем ли мы больше не увидеть их в России?
– Раз уж наша страна пошла по пути развития открытого общества, где учеба или стажировка за рубежом – нормальная практика, то надо привыкнуть к тому, что кто-то там и останется работать. Это естественный процесс. Важно, уравновешиваются ли потоки туда и обратно. Поэтому Миннауки, РАН и Минобразования будут и в дальнейшем оказывать содействие молодым ученым в их стремлении повысить свой профессиональный уровень.
– Какие наши специалисты прежде всего интересуют Запад?
– Физики-теоретики, математики, специалисты в области молекулярной биологии, информатики.
– Насколько я знаю, Вы занимаетесь генной инженерией. Если бы Вам предложили заманчивые условия работы за границей, поехали бы?
– Я имею опыт работы за границей. Во время ряда продолжительных командировок я работал в научных центрах западноевропейских стран.
– Во благо какой страны Вы там трудились?
– Во благо российской науки.
Беседу вела Наталья ЛИХАЧЕВА
