Эпоха Бурмейстера

Рубрики: [Шоу-биз]  

Имя Владимира Павловича БУРМЕЙСТЕРА – особая страница не только в истории Музыкального театра имени К.С.Станиславского и Вл.И.Немировича-Данченко и многонационального советского театра балета, но и мирового хореографического искусства. 105 лет исполнилось великому мастеру. Увы, до такого почтенного возраста доживают единицы.

Но в том-то и дело, что Владимир Бурмейстер продолжает жить рядом с нами. Его спектакли украшают афишу Музыкального театра: “Лебединое озеро”, “Эсмеральда”, “Снегурочка”, а ученики Мастера продолжают работать на сцене. У них уже тоже есть свои воспитанники, которые учатся на творческом наследии великого хореографа и по-своему развивают его новаторские идеи.

Владимир Павлович был первым советским хореографом, приглашенным для постановки собственных балетов на Запад: “Лебединого озера” в парижской “Гранд-Опера” (1960) и “Снегурочки” в лондонском театре “Фестивал-балле” (1961). А еще он много работал в кино и в драматических театрах. Достаточно назвать оскароносный фильм Сергея Бондарчука “Война и мир” и знаменитый спектакль Центрального театра Советской Армии “Учитель танцев”. Сцена первого бала Наташи Ростовой была поставлена точно по Толстому – с тем же размахом и изяществом, каким описана в романе. А танцы главного героя Альдемаро в “Учителе танцев”, которого блистательно сыграл Владимир Зельдин, давно стали легендой. “Работать с Бурмейстером было огромным счастьем, – говорит Владимир Михайлович. – Его преданность балету не могла не вызывать уважения. А фантазия Мастера не знала границ. Чувству ритма и пластике я учился у него. Он был необыкновенным человеком и воистину великим хореографом”.

Бурмейстер родился в Витебске. Затем семья переехала в Москву, где маленький Володя впервые попал в Большой театр на “Лебединое озеро”. Спектакль настолько поразил мальчика своей красотой и изяществом, что он влюбился в балет. Тогда еще мальчик, естественно, не знал, что пройдут годы, и он создаст свой вариант “Лебединого озера”, который станет классикой мировой хореографии.

В 1925 году Бурмейстер поступает в Московский театральный техникум им. Луначарского, где учится у Е.Долинской, В.Шелепиной и В.Семенова. А параллельно с учебой работает в Театре миниатюр и в Драматическом балете. Закончив обучение, он приходит в молодую труппу Московского художественного балета, возглавляемую знаменитой балериной В.Кригер. В программном спектакле “Соперницы” он великолепно исполнил партию Никеза. Бурмейстер был неподражаем в разнохарактерных партиях: Людовик XVI (“Карманьола”), Ли Шан-фу (“Красный мак”), Алеко (“Цыганы”), Кум (“Ночь перед Рождеством”), Коррехидор (“Треуголка”). Танец Бурмейстера отличался точным сценическим рисунком, образностью трактовки и тщательной разработкой деталей.

Параллельно с работой в театре Бурмейстер с успехом выступал и на концертной эстраде, исполняя испанские и венгерские танцы. В сезон 1931-1932 гг. он дебютирует как хореограф, поставив балет “Корсар” Адана. Затем ставил танцы в опереттах “Прекрасная Елена” и “Перикола”. В 1941 году, когда произошло объединение двух музыкальных театров – им. Станиславского и им. Немировича-Данченко, Бурмейстер становится главным балетмейстером. Он возглавлял балетную труппу без малого тридцать лет, вплоть до своей кончины 5 марта 1971 года.

В годы Великой Отечественной войны театр продолжал работать в Москве. 12 октября 1941 года состоялась премьера балета Бурмейстера “Штраусиана”, который пользовался огромным успехом. Фронтовики, воины московских подразделений, рабочие заводов были зрителями театра военных лет. Артисты жили прямо в театре, а в свободное от спектаклей и репетиций время дежурили на крышах домов, скидывая зажигательные бомбы. В таких условиях балетмейстер ставит этапные спектакли: “Виндзорские проказницы”, “Лола” (Сталинская премия) и “Шахерезада” (Сталинская премия).

После войны слава Бурмейстера становится не только всесоюзной, но и мировой. В своей хореографической практике он последовательно развивал принцип “танцующего актера”. В постановке классических балетов “Эсмеральда” и “Лебединое озеро” Бурмейстер нашел яркое, оригинальное, самостоятельное решение уже известных постановок. Темперамент и изобретательность хореографа проявились в постановке современных балетов: “Берег счастья”, “Белеет парус одинокий” и “Красные дьяволята”.

Бурмейстер воспитал целую плеяду артистов балета: В.Бовт, Ю.Григорьев, М.Дроздова, А.Николаев, М.Редина, М.Сорокина, В.Тедеев, А.Чичинадзе. Именно под руководством Владимира Павловича начинал свой путь к мировой славе и Марис Лиепа, но самой яркой его ученицей была блистательная Э.Власова. Актриса выезжала во Францию в 1964 году в составе группы артистов советского балета. Именно тогда ей была присуждена престижнейшая Премия имени Анны Павловой Парижской академии танца.

– Мне выпало огромное счастье работать, не побоюсь этого слова, с великим Мастером, – говорит Элеонора Власова. – Чем больше лет проходит, тем отчетливее я понимаю – судьба свела меня с гением. Вся моя творческая жизнь от первых, неуверенных шагов до моих самостоятельных балетмейстерских и педагогических работ – это, по существу, годы ученичества у Бурмейстера. Искусство хореографии бесконечно богато в своей выразительности – синтез музыки, драматургии, пластики способен раскрыть всю полноту душевного мира человека, его мыслей и чувств. Этому особому искусству, согретому собственными чувством и темпераментом, своим отношением к нему, научил меня Владимир Павлович.

– Элеонора Евгеньевна, что бы вы могли сказать о театре Бурмейстера?

– Сверхзадачей хореографического театра Бурмейстера было раскрытие актерской индивидуальности. В этом заключалось его творческое кредо. От каждого исполнителя на сцене он требовал смысла и эмоциональной достоверной наполненности, напряженной внутренней жизни – будь то классическая хореография или танец модерн, народный или бытовой. И требовательность его распространялась как на главных исполнителей, так и на каждого участника массовых сцен. Это не была, как говорил Владимир Иванович Немирович-Данченко, “правденка” мелкого бытового правдоподобия, это была подлинная правда сценического самочувствия, но в преломлении Бурмейстера.

Театр Бурмейстера был самой правдой, но эстетизированной, его гражданский темперамент был всегда на острие копья образного мышления, и когда однажды на репетиции я спросила у него: “А разве можно использовать на сцене жест, который в жизни невозможен?”, он ответил: “Умение художника не в том, чтобы фотографировать жизнь в фас. Художник обязан иметь свою призму, через которую он смотрит на жизнь, и виденное преобразовывать в своем художественном создании и эмоционально-доверительно делиться этим со своим собеседником-зрителем. Поэтому любой твой жест, прожитый в предлагаемых обстоятельствах и нанизанный на собственное “я”, будет убедителен, а потому и верен”.

В балетном театре он произвел революцию, подобно той, которую совершил Константин Сергеевич Станиславский в театре драматическом, поэтому его часто называли “Станиславским в балете”. И еще. Его четко выстроенная режиссерская партитура не была диктатом для исполнителя. Мы находились в атмосфере свободной импровизации и отдавались этому процессу полностью и с радостью, чувствуя себя соучастниками творческих таинств Мастера. Владимир Павлович как никто видел, чувствовал и понимал актера.

– Вы помните первую встречу с Бурмейстером?

– Наша первая встреча произошла в хореографическом училище. Владимир Павлович ставил в выпускном классе испанский танец. У меня была только одна репетиция с ним, и мне не удалось с первого раза понять, в чем он видел суть номера.

– А не с этого ли испанского танца начался ваш путь к балету “Эсмеральда”?

– Вы – проницательный человек. Как выяснилось впоследствии, Владимир Павлович уже тогда “запрограммировал” меня на роль Эсмеральды в задуманном новом спектакле. Но путь к этой любимейшей моей роли, которую я танцевала на протяжении всей своей артистической жизни, оказался длинным и трудным. Прежде всего, предложение Бурмейстера “попробовать” меня на партию Эсмеральды – стало полной неожиданностью и для меня, и для всей труппы. И вот первые репетиции. Поначалу все неудачно: менялись репетиторы, появились сложности с партнером. Я помню безапелляционный приговор одного из репетиторов: “Ничего не выйдет!” Но Владимира Павловича с его удивительным чутьем это не остановило. Он дал мне другого репетитора – Людмилу Владимировну Салову. Когда Владимир Павлович принимал спектакль, он был очень внимателен, а потом вдруг неожиданно сказал: “Будем работать дальше, только дадим другого партнера”. И наступил новый период в моей творческой жизни. Во-первых, моим партнером стал Алексей Чичинадзе, лучший танцовщик театра. И во-вторых, начались репетиции непосредственно с Мастером, полные вдохновения и самоотдачи. Он не искал во мне внешних признаков сходства с героиней романа Гюго. “Влезь в кожу Эсмеральды, – говорил он мне. – Меня интересует твое понятие конфликта между Фебом, Клодом и Квазимодо. Ты должна рассказать зрителю историю трагической любви, пережитой Эсмеральдой-Власовой, а не какой-то далекой для нас по времени героиней!”

– А как прошел ваш первый спектакль “Эсмеральда”?

– Моя премьера была последней в сезоне. На генеральной репетиции я подвернула ногу. Казалось, все рухнуло. Но Мастер не отчаивался. Два дня мне лечили ногу, и я танцевала с забинтованной ногой, но все равно, наверное, получилось удачно, потому что первый спектакль в следующем сезоне Владимир Павлович доверил мне.

– Вы стали любимой балериной Бурмейстера? Танцевали все, что хотели?

– Я хотела одно, а Владимир Павлович своим зорким глазом видел во мне то, что в конечном итоге я и танцевала. Я мечтала о партии Возлюбленной в балете “Штраусиана”. Но Мастер предложил мне роль Актрисы. Я возразила, что Актриса мне далека. Владимир Павлович был непреклонен: “Найди Актрису!” И я танцевала именно Актрису. “Снегурочка”. И здесь Бурмейстер оказался зорче меня. Мне казалось, что роль Снегурочки – моя. “Ты не Снегурочка, а Купава. Снегурочка хрупкая, нежная, но холодная, неживая, а Купава – с горячей кровью, плотью, красивая, земная. Она тебе родная, Купава-Власова”. И как всегда, он был прав.

– Вы ссорились?

– Бывало. Я помню, что во время постановочных репетиций “Болеро” Равеля мы много спорили, долго не могли найти решение, которое бы устроило нас обоих. Но это были не пустые амбиции, а нормальный творческий путь постижения истины.

– Это правда, что благодаря Бурмейстеру вы остались в профессии?

– Да. Не все гладко было в моей актерской судьбе. Острая боль в спине и приговор врачей – надо менять профессию… Я лежала в больнице в глубокой тоске, понимая, что ничего другого, кроме сцены, для меня не существует, моя любовь навсегда была отдана сцене и Мастеру. А тело в гипсе… Было жутко. И тут он пришел, сел рядом и сказал просто: “Ты должна танцевать Лолу”. Наверное, только психологам подвластно проанализировать скрытые резервы человека. Я встала… И премьера моей “Лолы” состоялась! Доверие Мастера, его авторитет, а главное – вера в меня сотворили чудо.


Владимир Вахрамов


Один комментарий

  • Андрей Ковалев Андрей Ковалев :

    Власова- замечательная балерина. Но все же на первое место по отношению к наследию Бурмейстера следовало бы поставить Виолетту Бовт. Знаю, что дочь Бурмейстера таила огромную обиду на Бовт за их довольно сложные отношения с ее отцом. Но как бы то ни было, именно Бовт была первой Лолой после кончины Марии Сорокиной, первой Эсмеральдой и Одеттой-Одиллией. Бовт была именно той Эсмеральдой, характер которой вытекал из самой концепции этого с одной стороны несколько наивного, с другой – глубоко драматичного спектакля. Власова по своей индивидуальности не могла создать образ Эсмеральды-девочки, какой она представляется в первых двух действиях. А Бовт удавалось все – и девичья незащищенность, ослепленность нахлынувшим чувством и острый драматизм последлующих событий.

Оставьте комментарий

Также в этом номере:

Мистическая история в клипе
Сама себе шоу-бизнес
Лиза Мария Пресли переехала в Лондон
DVD-обзор
Коротко 07-2010
Познавать мир, слушая музыку
Новая встреча с кумиром
Искушение большого Перельмана
Будни семейной жизни
Эти предательские эсэмэски
Не на жизнь, а на смерть


««« »»»