Читатель Филимонов прав: существуют десятки гипотез, претендующих на объяснение механизмов, посредством которых была разрушена могущественная держава – СССР, претендовавшая на ведущую роль в мире.
Необходимо честно признать: никто из нас ни в 70-е, ни в 80-е годы не мог предвидеть такого хода развития событий. Когда один из диссидентов, некто Амальрик, опубликовал на Западе книгу под названием: “Доживет ли СССР до 1984 года”, многие сочли его чуть ли не сумасшедшим. И потому было бы смешно становиться в позу “пророка наоборот” и с видом ученого знатока уверять, что произошло именно то, что и должно было произойти. Ведь даже такой антикоммунист, как Збигнев Бжезинский, один из архитекторов американской стратегии в отношении СССР, в начале 80-х гг. прогнозировал, что советско-американское противостояние будет продолжаться десятилетия. И вдруг свершилось чудо, о котором на Западе не могли даже и мечтать, – СССР рухнул.
Не думаю, что советский строй был подорван неразрешимым экономическим кризисом. Определенное отставание от Запада, особенно в области компьютерных технологий, действительно имело место, однако в целом запас “социалистической прочности” в экономике был настолько велик, что позволил нашей стране продержаться, несмотря на десятилетие поистине разрушительных “реформ”.
Нельзя сказать, что в основе кризиса лежало недовольство граждан господствовавшей идеологией – при всей ее косности и догматичности. Люди уже “привыкли” к ней и не обращали на обязательные ритуалы особого внимания. Массового протестного движения в СССР, в отличие, например, от Польши, не было.
Непосредственно к распаду СССР привела крайне непоследовательная внутриполитическая и капитулянтская внешнеполитическая линия горбачевского руководства. Объективно она была обусловлена неспособностью советских лидеров перейти от той модели социализма, которая существовала при Сталине и в последующие годы, к современному демократическому социализму. Разумеется, субъктивные качества Горбачева, начисто лишенного задатков лидера великой державы, сыграли в этом процессе далеко не последнюю роль.
Сталинская модель, которая в документах СНПР именуется “мобилизационным социализмом” (этот термин мне представляется более точным, чем “административно-командная система”), в свое время позволила в кратчайшие сроки преодолеть технологическую отсталость СССР от развитых стран Запада. Однако присущие этой модели черты (предельно догматизированная идеология, информационная закрытость, монополия государственной собственности в экономике и единственной “непогрешимой” партии в политической жизни) вошли в противоречие с объективным мировым процессом перехода к постиндустриальному, информационному обществу.
Важнейшей задачей, объективно стоявшей перед советским руководством, было прекращение поистине изматывающей гонки вооружений с Западом, в которую мы неизменно втягивались по самым бесперспективным для нас направлениям и которая буквально пожирала все лучшие материальные и интеллектуальные ресурсы. Речь могла идти о замене стратегии паритета с Западом стратегией разумной достаточности.
К сожалению, горбачевская “перестройка” не послужила ни решению, ни даже осмыслению этих проблем. Вместо этого Горбачев предпринял ряд шагов, типа пресловутого Закона о кооперации, которые привели к дезорганизации всей системы советской экономики без создания экономики рыночной. Одновременно он проводил политику бессмысленных односторонних уступок Западу, возможности которого для оказания влияния на ситуацию в СССР за годы перестройки значительно расширились. Все это привело к нарастанию разрушительных процессов в экономике и политике, апофеозом которых стал крах СССР.
Нужно быть реалистами – восстановление единой экономической и политической системы на какой-то части территории постсоветского пространства – дело будущего. Однако первым шагом на этом пути могло бы стать восстановление единого российско-белорусского государства с последующим присоединением к нему других республик.
Николай ГУЛЬБИНСКИЙ
