Один мой родственник всю жизнь тянулся к культуре. Но так уж складывалась его судьба, что пребывал он все больше в местах отдаленных – и от культуры, и от отеческого гнезда. Однако присутствия духа при этом не терял и от своих стремлений не отказывался.
Страсть и живое воображение – вот те две роковые стихии, которые приводили дядюшку Ивана Сергеевича к злостному противостоянию с Законом. Порицая дядюшку, Закон трактовал его и как тунеядца, и как хулигана, и, (было дело) как поджигателя. Эти трактовки Иван Сергеевич воспринимал не иначе как социалистическую демагогию для “зеленых колхозников”. Сам себя он считал “русским интеллигентом” и “джентельменом”. Бог знает, правда, на каком основании: вся его ученость подкреплялась лишь свидетельством об окончании школы-семилетки. Но Иван Сергеевич не был угнетен и этим обстоятельством. Нередко он заявлял гордо и значимо: “Мы – аристократы духа”, а с ним никто и не спорил – небезопасно вступать в дискуссию с “аристократами”, за которыми тянется шлейф из статей УК.
Обыкновенно, отбыв очередное социалистическое наказание и получив в лагерной кассе выходное пособие, дядюшка отправлялся в магазины, потом в фотомастерскую и ,в последнюю очередь, на почту. Через несколько дней все “братовья и сеструхи” получали похожие послания – короткое письмо-уведомление и фотографии.
Ах, что это были за фотографии! Дядюшка представал непременно в костюме, шляпе и при галстуке. Одна рука чуть отведена в сторону: маленькая хитрость, позволяющая продемонстрировать наличие часов. Серьезный и представительный мужчина смотрел с этих фотографий. Бабушка бегала к соседкам показать и погордиться. “Иван-то, какой культурный стал! Ты глянь, в галстуке, в шляпе. Знать взялся за ум, наконец,” – подводили соседки веский итог коллективному просмоту.
Не проходило и месяца, как на горизонте родственников появлялся Иван Сергеевич уже собственной персоной. К тому времени от его “фотомодельного” лоска не оставалось и следа. Гардероб составляли потертая телогрейка, полотняные “портки” да порыжевший от старости “френчик”. Багаж – авоська, в которой застенчиво таилась початая черная бутылка “солнцедара”. Все свои обновки дядюшка спускал в считанные дни, празднуя обретение свободы. Преград этому празднику он, как широкий человек, не устанавливал и завершалось празднование только в момент, когда народный судья зачитывал очередной приговор тунеядцу-интеллигенту. А затем история повторялась, и почтальонка приносила конверт с очередной фотографией культурного Ивана Сергеевича. У нас их штук десять хранится.
Признаюсь, несмотря на свои многочисленные грехи, мне Иван Сергеевич казался человеком оригинальным. А его “культурность” – если и смешной, то неопасной причудой.
Но посмотришь по сторонам: ба, да мой дядюшка стал предтечей целого социального типа. Расхаживают по премьерам, вернисажам, салонам и отелям люди в галстуках , шляпах и при часах – лощеные такие, важные, культурные. А поскребешь такого “культурного”, и выглянет из-под макияжа все тот же урка.
Татьяна ДОЛГАЯ
