Октябрьская революция и советский период в жизни России – явления столь грандиозного исторического масштаба, что всесторонне осмыслить их еще невозможно. Во всяком случае, я не ставлю перед собой такой задачи. Эти события еще слишком близки к нам, слишком велика боль утраты у одних и ненависть у других. Еще продолжаются тесно связанные с Октябрем мировые процессы: крах колониальной системы, революции и освободительные движения в странах третьего мира, социал-демократическая волна на самом Западе. И то, что происходит сегодня в России, – только часть всемирного исторического процесса, начало которому было положено русской революцией.
ПРАВО НА СУЩЕСТВОВАНИЕ
Октябрьская революция позволила решить объективные задачи, стоявшие в то время перед Россией, – выйти из мировой войны, предотвратить распад государства, осуществить индустриализацию и промышленную революцию.
Политики и исследователи, даже стоящие на марксистских позициях, зачастую утверждают, что Октябрьская революция оказалась “исторически неоправданной”, поскольку в период “культа личности” произошла “деформация” ленинской концепции социализма и бюрократическое перерождение самой большевистской партии.
Убежден: детализированной концепции социализма для России у Ленина не было. Его взгляды на будущее коммунистическое общество с позиций сегодняшнего дня выглядят во многом утопично: отмирание государства, которым, пока оно не отомрет, сможет управлять каждая кухарка, отмена денег и введение прямого товарообмена, использование золота для изготовления нужников, замена армии и полиции народной милицией и, наконец, в некоей отдаленной перспективе – достижение наивысшей производительности труда, которая позволит воплотить в жизнь основной принцип коммунизма: “от каждого по способностям, каждому – по потребностям”.
Некоторые из этих представлений большевики безуспешно пытались претворить в жизнь в период “военного коммунизма”. Значение этого периода, однако, в другом. Ленин с гордостью говорил о том, что советская власть, несмотря на невиданное в истории военно-политическое давление внутри страны и из-за рубежа, продержалась дольше 72 дней, которые просуществовала Парижская Коммуна. В течение первых пяти лет революции Советская Россия приобрела право на существование в качестве независимого государства, отбив все попытки интервенции со стороны могущественнейших держав мира – победительниц Германии, и в 1922 году был создан СССР.
КЛЮЧЕВАЯ ЗАДАЧА ИНДУСТРИАЛИЗАЦИИ
Сегодня, когда отечественные радикал-реформаторы толкуют нам о прелестях “капитализма третьего издания” для России, нелишне вспомнить, что первая попытка его насаждения на отечественной почве завершилась двумя революциями, а вторая – в виде нэпа – всесоюзными “рогами и копытами”. Не случайно, роман Ильфа и Петрова “Золотой теленок”, в полной мере отразивший “гримасы нэпа”, уже через несколько дней после выхода знала чуть ли не наизусть вся страна.
Нельзя не отметить, что последние письма и статьи Ленина, развивавшие “идеологию нэпа”, воспринимались многими коммунистами как “неудачные”, написанные усталым, разочаровавшимся и к тому же неизлечимо больным человеком.
Реформистское мировоззрение на базе идей “позднего” Ленина было построено Бухариным и его сторонниками. Но его восприняли в партии как “затхлое” и “оппортунистическое”. “Даешь завод на Урале, а правых – к черту!” – говорили в годы первой пятилетки. Пронизанные волею слова Сталина: “Нет таких крепостей, которые не могли бы взять большевики” в глазах партийных масс куда больше соответствовали подлинному ленинизму, чем малопонятные бухаринские идеи о “вползании” в социализм черепашьими темпами. Прав был Гюстав Лебон (на которого, подчас, в своих работах ссылался Ленин): в истории побеждает не ум, но воля. После смерти Ленина эту большевистскую волю совершить невозможное воплощал Сталин.
В борьбе с “левой” и “правой” оппозициями он убедил партию и страну в правильности избранного пути: строительство социализма ускоренными темпами с опорой на собственные силы. На практике это вылилось в использование методов первоначального накопления за счет эксплуатации “внутренних колоний” – крестьянства военно-феодальными методами. Никаких других ресурсов для индустриализации у страны не было.
Как бы ни идеализировали нэп горбачевцы, он не решил и НЕ МОГ РЕШИТЬ ключевой задачи, стоявшей в те годы перед страной, – осуществление качественного прорыва в промышленном развитии, индустриальной революции.
Эту задачу с предельной ясностью сформулировал Сталин в речи на первой Всесоюзной конференции работников социалистической промышленности 4 февраля 1931 г.:
“Отсталых бьют. Но мы не хотим оказаться битыми. Нет, не хотим! История старой России состояла, между прочим, в том, что ее непрерывно били за отсталость… Таков уж закон эксплуататоров – бить отсталых и слабых. Волчий закон капитализма. Ты отстал, ты слаб – значит ты неправ, стало быть, тебя можно бить и порабощать. Ты могуч – значит ты прав, стало быть, тебя надо остерегаться.
Хотите ли, чтобы наше социалистическое отечество было побито и чтобы оно утратило свою независимость? Но если этого не хотите, вы должны в кратчайший срок ликвидировать его отсталость и развить настоящие большевистские темпы в деле строительства социалистического хозяйства… Мы отстали от передовых стран на пятьдесят – сто лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут”.
Какой нетипичный пронзительно-искренний текст! И насколько актуален он сегодня! С одним лишь дополнением: методы “технологического прорыва” не могут более основываться только на массовом энтузиазме и самопожертвовании, тем более на страхе. Мы можем и должны, даже находясь на краю пропасти, осуществить новую научно-техническую революцию, в основе которой – интеллектуальный капитал нации, ее передовая наука и высокие технологии. Эта революция, несмотря на разрушительный порыв “радикал-реформаторов”, все еще возможна, главным образом благодаря тому заделу, который был сделан в советский период.
Даже непримиримый противник Сталина и сталинизма Милован Джилас отмечает, что именно задача проведения в кратчайшие сроки индустриализации и промышленной революции обусловила Октябрьскую революцию, приход большевиков к власти и последующие события.
“У России, – пишет он, – выбор был такой: либо совершить индустриализацию, либо сойти с исторической сцены в качестве активного действующего лица и сделаться добычей развитых государств и монополий… Революция здесь стала неизбежностью, жизненной потребностью нации. Осуществить ее мог лишь пролетариат и его революционная партия.”
МОБИЛИЗАЦИОННЫЙ СОЦИАЛИЗМ
Задачу индустриальной революции можно было решить лишь в рамках того строя, который я называю “мобилизационным социализмом”. Неизбежными для того времени атрибутами “мобилизационного социализма” были однопартийность, обязательная для всех предельно упрощенная и догматизированная мобилизующая идеология, крайне узкие рамки для индивидуальной свободы и инициативы. Подобные “мобилизационные” модели всегда имеют тенденцию к тоталитарному перерождению, хотя, конечно же, такое развитие событий не было неизбежным. Совершенно очевидно, что данная общественная модель, сформировавшаяся при Сталине, не имеет ничего общего с тем, что мы понимаем под демократическим социализмом сегодня. Однако именно эта модель – и никакая другая – позволила в кратчайшие сроки “перепрыгнуть” пропасть, отделявшую СССР от развитых капиталистических стран. В 1932 г. к концу первой пятилетки объем промышленной продукции в СССР вырос по сравнению с уровнем 1913 г. на 334 %, в то время как соответствующий показатель США снизился до 84 %, Англии – до 75 %, Германии – до 62 %.
Советский Союз действительно стал индустриальной державой, которая была в состоянии выпускать промышленную продукцию практически любого типа. Подводя итоги первой пятилетки, Сталин с законной гордостью говорил:
“У нас не было черной металлургии, основы индустриализации страны. У нас она есть теперь. У нас не было тракторной промышленности. У нас она есть теперь. У нас не было автомобильной промышленности. У нас она есть теперь. У нас не было станкостроения. У нас оно есть теперь. У нас не было серьезной и современной химической промышленности. У нас она есть теперь… У нас не было авиационной промышленности. У нас она есть теперь. В смысле производства электрической энергии мы стояли на самом последнем месте. Теперь мы выдвинулись на одно из первых мест”.
Неудивительно, что на фоне Великой депрессии, охватившей весь капиталистический мир, Советский Союз оказывался своего рода “светочем” для всех прогрессивных, социалистических сил. Более того, именно под влиянием опыта СССР капиталистический мир вынужден был пойти на беспрецедентные экономические и социальные реформы, сделавшие возможным развитие подлинно социалистических тенденций в современном обществе.
Сравните с плодами “реформ” Горбачева – Ельцина: двукратный спад промышленного производства, угасание фундаментальной науки, систем образования и здравоохранения, вызывающее богатство немногих и беспросветная нищета миллионов, гигантский внутренний и внешний долг, и главное – фактическая утрата независимости страны, сделавшейся добычей развитых государств и монополий. Сталин оказался прав: отсталых бьют.
“МЫ ЗАПЛАТИЛИ С ЛИХВОЙ”
Говоря об успехах индустриализации, которые были бы невозможны без импульса Октябрьской революции, я отнюдь не стремлюсь преуменьшить ошибки и преступления тех лет или обелить их виновников. Историческая цена такого рода экономических и социальных катаклизмов всегда огромна, и в этом смысле Советский Союз не составил исключения. Сам Сталин признавал, что “в жертву индустриализации было принесено потребление”.
Сельскохозяйственное производство претерпело не подъем, а сильное падение. Насильственная коллективизация, без которой ударные темпы промышленной революции были бы невозможны, стала причиной страшных бедствий в деревне, голода, который унес миллионы жизней. Последствия такой политики сказываются до сих пор. Индустриализация превратила целые регионы в зоны экологического бедствия: их “оздоровление” обойдется сегодня в десятки млрд долл. Реальная зарплата и доходы населения за годы первой пятилетки не увеличились, а уменьшились и лишь в последующий период стали очень медленно расти. Диспропорции экономического развития, недостаток подготовки технического персонала рождали у деспотической власти искушение переложить ответственность за неудачи и катастрофы на мифических “вредителей”, что и вызвало к жизни “шахтинское дело”, “процесс Промпартии” и многие другие судилища.
Я уверен: массовые репрессии сталинского периода НЕ БЫЛИ НЕОБХОДИМЫМ УСЛОВИЕМ УСПЕШНОГО ПРОВЕДЕНИЯ ИНДУСТРИАЛИЗАЦИИ. Напротив, они резко замедлили ее темпы. Страх и подозрительность, присущие самому Сталину, распространились на всю страну, практически парализовали работу руководителей всех уровней – их основной задачей стал поиск “троцкистских и иных двурушников”. Известно, что за все годы советской власти к высшей мере наказания были приговорены за так называемые “контрреволюционные преступления” 827 тыс. 995 человек, большая часть из них была казнена в 1936 – 1938 гг. Это, разумеется, не “десятки миллионов”, о которых говорят “демократы”, но это реальные цифры очень больших потерь.
БЕЗДАРНАЯ ПОЛИТИКА – УПУЩЕННЫЕ ШАНСЫ
Подробным “неестественным отбором” не в последнюю очередь объясняется последующее ухудшение качества партийного руководства, и как конечный итог – восхождение к вершинам власти “большевиков горбачевского призыва” с их узким кругозором, гибкими убеждениями и позвоночниками, пробиравшихся наверх “где бочком, где прыжком, а где и на карачках”. Критика сталинизма, перешедшая в тотальное оплевывание всего советского прошлого, а позднее – создание своего рода “антисоветской контркультуры” понадобились “перестройщикам” исключительно для того, чтобы отвлечь внимание народа от катастрофических результатов своей собственной деятельности, приведшей к самоликвидации КПСС, распаду Советского Союза и утрате реальных, а не выдуманных социальных завоеваний. После 1991 г. их преемники избрали самый мучительный, самый бесперспективный, воистину антинародный вариант реформирования общества. При этом использовались как бы большевистские методы, однако, в отличие от большевиков, “радикал-реформаторы” и в мыслях не могли допустить, чтобы хоть чем-то пожертвовать за свои убеждения.
Осознание исчерпанности “мобилизационного социализма”, казалось бы, должно было побудить горбачевское руководство искать пути перехода к подлинному и единственно адекватному для эпохи информационной революции социализму – демократическому. Вместо этого Горбачев и его сподвижники поначалу решили вернуться к самым жестким и архаичным методам “мобилизационного социализма”, в то время как мобилизующая идеология себя давно исчерпала: госприемке, обязательной работе в две смены и рекомендованной – в три, отлову прогульщиков на улицах, в банях и кинотеатрах. История, как известно, повторяется, но только в виде фарса. Осознавая исчерпанность подобных методов и испытывая растущее военно-политическое давление со стороны Запада, Горбачев фактически капитулировал перед “свободным миром”. В области экономики он круто повернул к “либерализму”, приняв закон о кооперации. Принципы, заложенные в основу этого закона, оказались несовместимыми с сохранением советской экономики. Прикрываясь возвращением к ленинскому кооперативному плану, он по существу отдал страну “на откуп и разграбление” отечественным великим комбинаторам и многочисленным западным дельцам, прибывшим к нам со всем набором разнообразных афер и уловок, опробованных в западных экономиках в течение двух последних столетий. Дальнейшее было уже, как говорится, “делом техники”.
Таким образом, реальный шанс перехода от мобилизационной модели к демократическому социализму, объективно существовавший с момента смерти Сталина до 1991 г. был упущен.
ИДТИ ВПЕРЕД, ПОСТИГАЯ ОПЫТ ПРОШЛОГО
Сегодня для нас социализм – качественно новое дело. Но в этом деле мы не можем не опираться на исторический опыт прошлого. И этот опыт становится тем актуальней, чем больше политика, проводимая “радикал-реформаторами”, возвращает нас к социальному примитивизму дикого капитализма с его “борьбой всех против всех”, волчьей грызней за добычу в высших эшелонах власти, непримиримыми противоречиями между олигархией, фактически завладевшей всем национальным богатством, и отчужденным от результатов своего труда пока еще “молчаливым большинством” российского народа.
Цель всех революций новейшего времени, включая Октябрьскую, по большому счету, – установление справедливости. Эта цель не была до конца реализована, и сегодня она вновь как никогда актуальна. Отечественные “радикал-реформаторы”, отбрасывая само представление о справедливости, закономерно стремятся очернить советское прошлое, измазать грязью идеалы Октября и советских героев. Это – низкое, неблагодарное и противное совести дело. Никому не дано право судить свой народ.
Мартин ШАККУМ,
председатель Социалистической
народной партии России
