Великая русская революция

Для российских демократов история начинается с августа 1991 г. Предшествовавший период их, как правило, не занимает. Коммунистическое прошлое – сплошное черное пятно, исторический провал, безвременье. Для “рыцарей свободного рынка” это время неинтересно. Да я, собственно, и не для них пишу эти строки…

Говоря об Октябрьской революции, уместно поставить вопрос: какие именно события мы имеем в виду? Большевистский переворот? Красный террор и гражданскую войну? Индустриализацию, коллективизацию и репрессии 30-х?

Революция имеет свое начало – штурм Зимнего, но где она заканчивается? С наступлением эпохи Сталина? Сталинизм, конечно же, – “грандиозная бюрократическая реакция” на Октябрь 17-го, но это и новый, не менее грандиозный этап революции, “громадье планов” великой индустриализации, решительный отказ от буржуазного прозябания нэпа.

“Мировоззрение, вдохновлявшее большевиков и приведшее их в конце концов к власти, – отмечал американский историк Джордж Кеннан, – основывалось на стремлении уничтожить социальную несправедливость, экономическую эксплуатацию, обеспечить трудящимся машины, комфорт, безопасность, достойное положение в обществе, то есть дать им все, чего их лишала промышленная революция и капиталистическая система. Это было благородной мечтой, разделяемой десятками тысяч людей в России, проявлявших великую самоотверженность, примеров которой немного можно найти в современной истории”.

Это суждение патриарха американской советологии выглядит куда весомее и основательнее изысканий современных российских “демократов”, стремящихся представить большевиков в виде оторванной от народа зловредной секты, осуществлявшей свою подрывную работу на деньги германского генерального штаба. А главное, оно позволяет понять, почему народ поверил большевикам и пошел за ними.

После революционного натиска нэп, естественно, мог восприниматься как угодно – как вынужденное отступление, тактическая мера, но не как магистральный путь к социализму. Идеализация нэпа понадобилась “перестройщикам” и “демократам” как тактический ход на пути к полному отказу от социалистических ценностей.

“Второе издание нэпа” – горбачевщина – привело к окончательному угасанию “идеалов Октября”, ознаменовало собой конец революции. К этому периоду применительна гениальная формула Сен-Жюста: “Революция окоченела”.

Говоря о революции, мы подразумеваем, таким образом, весь период от Октября 1917 г. до откровенно контрреволюционного переворота, осуществленного ГорбачевымЕльциным.

“КАПИТАЛИЗМ ТРЕТЬЕГО ИЗДАНИЯ”?

Один современный политический деятель весьма проницательно заметил, что все попытки ускоренного построения капитализма в России неизменно влекли за собой революцию. Сталинская реакция на нэп – “капитализм второго издания” – была не чем иным, как революцией сверху. Вслед за левыми Сталин пришел к убеждению: ради развития частного хозяйства в деревне и его “смычки” с зарубежным капиталом не стоило совершать октябрьский переворот. Разгромив правую оппозицию – бухаринцев, генсек с конца 20-х годов “поплыл в революцию дальше”. В его воззрениях и действиях наряду с откровенно реакционными элементами сохраняются и черты классической революционности. Для Сталина характерна тотальность мышления (Бердяев выделял эту черту у ранних большевиков); арена приложения этого мышления – все человечество! И это несмотря на теорию о построении социализма в одной стране.

Даже после смерти Сталина революция не остановилась. Хрущев мечтал о возврате к ценностям подлинного, неискаженного ленинизма; это стремление приобретало подчас зловещий характер в духе новой волны гонений на религию, но оно было по своей сущности революционным. Впоследствии “мобилизационный социализм” Сталина все более обнажал свои недостатки, одновременно утрачивая присущие ему достоинства: общество продолжало жить в режиме мобилизации, когда мобилизующая идея уже умерла.

Сегодня мы переживаем период строительства “капитализма третьего издания”. Чем закончится он?

ЦЕНА РЕВОЛЮЦИИ

Коммунисты ставили перед собой цель – в возможно более короткий срок, не считаясь с лишениями, развить индустрию, вооруженные силы и упрочить положение СССР в мире. Они этого добились. Валовый внутренний продукт промышленности Советского Союза за годы советской власти вырос более чем в 70 раз. Выплавка стали увеличилась в 30 раз, чугуна – в 20 раз, добыча угля – в 25 раз, цемента – в 50 раз, нефти – в 40 раз, производство электроэнергии – в 370 раз. Подобного экономического роста, безусловно, не знало ни одно государство мира за всю историю человечества. Но здесь возникает роковой вопрос о цене. “Чтобы заставить народ мириться с лишениями, – утверждал известный американский советолог, – коммунисты создали полицейское государство, жестокость которого превосходила все, что прежде знала история”.

История, увы, знала и не такое. Передо мной отчет великого революционера Англии, лорда-проектора Оливера Кромвеля, так сказать, по итогам подавления восстания в Ирландии в 1650 г. “Я полагаю, – сообщает Кромвель в Лондон после взятия крепости Дрогеда, – что в эту ночь было предано мечу не менее 2 тысяч человек. 100 человек, укрывшихся в колокольне церкви св. Петра, были сожжены заживо. Около 1000 человек, искавших убежище в самой церкви, были убиты на месте”.

Вот так – более 3 тыс. убитых за одну ночь! А всего от рук “освободителей” в Ирландии погибла треть населения страны.

Что сказали бы российские “демократы” об изверге, который во имя свободы истребил бы треть населения одной из республик своего государства? А в демократичнейшей, свободнейшей, гуманнейшей Англии Оливеру Кромвелю установлен памятник. В самом центре Лондона, у здания парламента. Да и сами российские демократы соревнуются в количестве возведенных и проектируемых памятников Петру Великому. А ведь при нем население России сократилось на 20%, а народ, даже по заключению Верховного тайного совета, был приведен в “непоправляемое бедствие”.

Революция, как это отмечал еще Энгельс, без сомнения, “…самая авторитарная вещь, какая только возможна. Революция есть акт, в котором часть населения навязывает свою волю другой части посредством ружей, штыков и пушек, то есть средств чрезвычайно авторитарных. И если победившая партия не хочет потерять плоды своих усилий, она должна удерживать свое господство посредством того страха, который внушает реакционерам ее оружие. Если бы Парижская коммуна не опиралась на авторитет вооруженного народа против буржуазии, то разве она продержалась бы дольше одного дня? Не вправе ли мы, наоборот, порицать Коммуну за то, что она слишком мало пользовалась этим авторитетом”.

КОММУНИЗМ И СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИЯ

Между взглядами Ленина – Троцкого – Сталина с одной стороны и современных социалистов и социал-демократов с другой – пропасть огромной глубины: не в этом ли причина тех трудностей, с которыми сталкивались практически все коммунистические партии на пути трансформации в социал-демократические?

Для вождей большевизма разрешение всех классовых и социальных конфликтов заключается в ликвидации классового общества и государства как аппарата принуждения посредством ДИКТАТУРЫ ПРОЛЕТАРИАТА. Эта мысль предельно просто выражена в “Азбуке коммунизма” Бухарина и Преображенского. “Современное общество, – пишут они, – состоит из классов с противоречивыми интересами. Это значит, что, если буржуазии выгоден длинный рабочий день, он невыгоден рабочему классу и так далее. Классы нельзя помирить, как нельзя помирить волков и овец. Общей овечье-волчьей воли быть не может. Может быть что-либо одно из двух: или волчья воля, которая поработила овец, обманутых и придавленных, либо овечья воля, которая отбила овец от волков и забила хищников”.

Для Ленина классовый конфликт носит антагонистический характер. А потому Ленин пишет: “Переход от капитализма к коммунизму, конечно, не может не дать громадного обилия и разнообразия политических форм, но сущность при этом будет неизбежно одна – диктатура пролетариата”.

Пролетариат, разумеется, не может непосредственно осуществлять свою диктатуру. Для этого требуется авангард – пролетарская партия. В свою очередь, в предельно дисциплинированной и жестко централизованной партии “орденского” типа не может не устанавливаться диктатура руководящих органов над рядовыми партийцами, чему на практике в немалой степени способствовала пресловутая резолюция Х съезда “О единстве партии”. Огромный престиж Ленина среди членов партии позволял ему осуществлять “диктатуру авторитета”: слишком очевидно было его превосходство над любыми потенциальными соперниками. Сталин был вынужден осуществлять “диктатуру страха”.

До марксизма Сталину было немного дела: инструмент политической борьбы – не более. Его интересовала Держава. Великая, могучая, никем не победимая. И беспредельная личная власть – как необходимое условие ее возведения.

“Принципы демократии, – пишет Бердяев,- годны для мирной жизни, да и то не всегда, а не для революционной эпохи. В революционную эпоху побеждают люди крайних принципов, люди, склонные и способные к диктатуре. Только диктатура может остановить процесс окончательного разложения и торжества хаоса и анархии”.

Россия сегодня бесконечно далека от утопий большевистских вождей. И в этом смысле революция, безусловно, НЕ ДОСТИГЛА ПОСТАВЛЕННЫХ ЦЕЛЕЙ.

Так что же: согласимся с мнением Александра Керенского, который утверждал, что “коммунистический реакционный государственный переворот был большой трагедией не только для России, но и для всего мира, оказался основой для процветания тоталитаризма, ставшего огромным злом для России при большевиках – с чистками и террором, уничтожением людей и угнетением”?

Думается, что коммунизм дал миру не только это. Он дал примеры величайшего подъема человеческого духа в борьбе за ценности свободы, равенства, справедливости и солидарности, подъема в полном смысле слова в мировом масштабе. И если в Советском Союзе эти ценности во многом так и остались в “царстве утопии”, на капиталистическом Западе они нашли свое воплощение и в развитии идей социал-демократии, и в практической деятельности таких политиков, как Вилли Брандт и Улоф Пальме.

Парадокс заключается в том, что сами факты Октябрьской революции, диктатуры пролетариата и последующей диктатуры Сталина вывели человечество на такую ступень, когда актуальным стал вопрос об отказе от самой идеи диктатуры как средства разрешения классовых и социальных противоречий. Но это на Западе. В России дилемма: хаос или диктатура сохраняет свою актуальность. Увести нас от этой дилеммы и призван демократический социализм, идеи которого на глазах набирают силу.

Николай ГУЛЬБИНСКИЙ


 Издательский Дом «Новый Взгляд»


Оставьте комментарий

Также в этом номере:

ТЕМ, КТО НЕ ЛЮБИТ ТАРАКАНЬИ БЕГА
Если недолечен, значит, болен
Как Вы оцениваете комплекс первоочередных мер правительства по выходу из кризиса?
ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ, ЧТО…
БЛАГО НАРОДА – ВЫСШИЙ ЗАКОН
МЕТРО МЫ ПРИВЫКЛИ ГОРДИТЬСЯ
Дорогие сограждане!
Свободные от прошлого и будущего
МЕСЯЦЕСЛОВ
ИСТОРИЯ С ГЕОГРАФИЕЙ
НАРОДОВЛАСТИЕ – ОСНОВА ВОЗРОЖДЕНИЯ РОССИИ
ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО
НОЧНАЯ АКТИВНОСТЬ
ИЗБИРАТЕЛЬНЫЙ ОКРУГ В МОСКВЕ, А КАНДИДАТА ПОДДЕРЖИВАЕТ ВСЯ РОССИЯ
ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ: ВЗГЛЯД ИЗ “РЕФОРМЫ”
КАК БУДЕТ ЖИТЬ ШКОЛА?
СТАНУТ ДВОРЫ КАК КОНФЕТКИ
СКАЗКА МОЖЕТ СТАТЬ БЫЛЬЮ
ПЕРЕЛИВАНИЕ СНОВ
ВЕТХОЕ ПРЕЗИДЕНТСТВО
КОГДА ХУДЕЮТ ОЛИГАРХИ
Собрание активистов
ПО ПЕРВОМУ ЛЬДУ ЗА ЩУКОЙ ПОЙДУ
ЮРИЙ ЛУЖКОВ: МЫ БУДЕМ ВЫПОЛНЯТЬ НАШИ ОБЯЗАТЕЛЬСТВА
ТРИ ОРЕШКА ДЛЯ ЗОЛУШКИ
ЗАЧЕМ МНЕ ПРЕДЛАГАЛИ НЕЗНАКОМКУ?
ПРЕДЗИМЬЕ В САДУ


««« »»»