…”Хранить вечно” и “Совершенно секретно” – две эти надписи выведены на бесчисленных папках следственных дел сотен тысяч наших соотечественников, репрессированных в сталинскую эпоху. Парадокс заключается в том, что архивы самого Сталина и его подручных без всяких “грифов” время от времени обнаруживаются в самых не приспособленных для хранения документов местах… Но начнем по порядку, ибо у этой истории, как и у Истории с большой буквы, тоже есть своя драматургия, свои герои и, наконец, своя история…
К Храму Христа Спасителя, к основанию купола которого, несмотря на зимнюю стужу, вовсю уже крепятся металлические листы с нанесенной на них позолотой, вместе с фотографом Артемом Задикяном мы шли через Большой Каменный мост, узкий Лебяжий переулок от Дома на набережной. Бывший дом правительства, или жилой комплекс ЦИК – СНК СССР, выходящий фасадом на Берсеневскую набережную Москвы-реки и растущий как на дрожжах Храм Христа Спасителя, не лишен и сегодня угрюмой величественности. В бывших палатах Аверкия Кирилова прихожане восстанавливаемой там же чудной церквушки говорили мне, что тени минувшей эпохи то как голоса, то как видения, время от времени посещают новых жильцов дома, которые, не зная о такой напасти, с удовольствием скупают роскошные трех-четырехкомнатные квартиры с лучшими видами на старую Москву. Место это мрачноватое (хотя расположение его превосходно), облюбованное тогда еще заплечных дел мастером Малютой Скуратовым. По подтвержденным разысканиям Артема “сотоварищи”, под рекой здесь, от палат, шел подземный ход к Храму, и в 30-х по нему проходили “на ту сторону” дети – жильцы дома. Но эта история лучше всего описана в книге “Тайна тайн московских”, в которую Артем же отдал десятки сделанных им “на натуре” и без оной фотографических снимков.
Дом на набережной давно привлекает внимание многих. Одних – из чисто меркантильных интересов, это люди последнего времени. Просто русских, без всяких приставок, и российских тоже, он привлекает историей, которую хранят люди, пережившие такую эпоху, которая вряд ли еще случится на протяжении истории человечества (хотя – кто знает!). В Доме много стариков. Сорока семи из них – от 90 до 96 лет (несекретные сведения совета пенсионеров дома). Сегодня они замкнуты и немногословны – такое время. Как, например, можно было ограбить вдову Александрова (ансамбль Александрова кто не помнит) трижды?
“Ее просто запирали в ванной и выносили из квартиры все, что хотели”, – рассказывает Артем. У Александрова, к слову, было уникальное собрание картин…
Итак, мы шли от Дома к Храму, и Дом провожал нас холодными глазами окон, в которых отражалась река с серыми разводами грязного льда, медленно движущегося к Кремлю, и небо, плевавшееся зарядами февральской метели. Говорили об ушедшем, анатомируя без эмоций приснопамятную эпоху, делясь знаниями и соотнося невольно то, что было и как было, с днем сегодняшним. Тогда и рассказал Артем об одной находке, сделанной им тоже в Москве, но уже давно, в 70-е годы, и не здесь, в центре, здесь есть находки другие, о них и рассказ другой, а на окраине Москвы, в Бабушкино, когда сносились там старые деревенские подмосковные дома и на их месте строился “осчастлививший” тысячи коренных москвичей район бетонных коробков и коробок сегодня в свою очередь подвергаемых яростному остракизму энергичного мэра столицы Лужкова.
Артем, как делал многие годы в своей жизни, в тот день ходил по помойкам. (Московская помойка! Кто споет чистую песню о необыкновенной твоей ипостаси – быть клондайком всевозможных находок!) В одном из разрушенных домов пнул ногой чемоданчик.
– Знаешь, такой, с какими слесаря ходят. Пнул, а чувствую, он тяжелый. Я, конечно, открыл. А там! – Артем захлебнулся. – Там НЕГАТИВЫ! Тысячи, тысячи! Как это у фотографов положено, разрезаны в ленты, завернуты аккуратно в бумажку. И на бумажках этих надписи: “Сталин”, “Сталин”… Тут же валялись разломанные картотечные кассы. Ну, я подошел к этим, что ломали, к строителям, спрашиваю, не жил ли здесь фотограф? Да, жил, и вдова его до сих пор живет – вот рядом, в соседнем доме.
Надо знать Артема: не откладывая дела, он тут же напросился в гости, прихватив чемодан с собою. Может, выбросили по ошибке и он кому-то еще нужен, да и просто узнать о человеке, которому это принадлежало. Оказалось, никому не нужен.
– Приходили двое мужчин из ТАССа, что им было необходимо, они отобрали, а это выбросили, да и мне не нужно, – рассказала вторая жена сталинского летописца, фамилия которого, как оказалось, Ковригин.
Действительно, кому нужен был архив с десятками тысяч снимков Сталина в бурную эпоху разоблачившего этого самого Сталина Хрущева?!
Еще запомнилось Артему в доме вдовы – работы Родченко по стенам.
Тогда же узнал Артем о Владимире Ковригине следующее: он фотографировал Сталина весь конец сороковых – начало пятидесятых. В основном была официальная съемка. Как-то: прогулки по Кремлю вождя народов с соратниками. Футбол: Сталин и Молотов наблюдают с трибуны. На Тушинском авиационном параде. Юбилей, 70-летие Сталина, торжественное заседание в Большом театре. Официальные приемы и встречи. Сталин и Ульбрихт. Сталин и Мао Цзе-дун… Ковригин не был допущен к “дому”. (“Лучшие снимки Сталина дома – то есть на дачах под Москвой, часто во время столь любимых им застолий, – сделаны – не поверишь кем! – знаменитым авиаконструктором Яковлевым, целые альбомы, они тоже нигде не публиковались”, – рассказывал Артем.) Но то, что сделано Ковригиным вне сталинского “дома”, – поразительно. По сути, это фотографическая летопись – и персонифицированная притом! – уникального периода: страна (вождь) выиграли войну, авторитет единоличной власти непререкаем. Слово Сталина-победителя – слово Фараона.
Удивительно преображается в эти годы Москва – осуществляется “гениальный план реконструкции столицы”. Строятся высотные здания (в основном – заключенными). В гастрономах центра до потолка – банки с крабами. И в этой же стране – нищая деревня, земляные полы (“Мы проезжаем через поля на “Победе”, а вокруг русские крестьянки жнут серпами”. Воспоминания С.Коненкова). Но в Москве на приемы дамам рекомендовано приходить в бриллиантах (воспоминания Г.Вишневской). Сталина той поры – довольного, улыбающегося, всего, казалось, достигшего из намеченного человека, впрочем, не человека – бога, и фотографирует Ковригин. Несколько лет. Ежедневно.
– Однако все же погорел Ковригин. На фотографии… Сталина, – продолжает рассказ Артем. – Он сделал такой снимок: Сталин опускает бюллетень в избирательную урну. Но вышло у мастера неудачно. Иосиф Виссарионович получился на снимке с закрытыми глазами. Нужного дубля тоже не было. А в редакции, уже не помню какой, редактор предложил Ковригину монтаж: голову с закрытыми глазами вырезать (тоже придумал, конечно, умно!), а вместо нее подклеить лицо вождя с открытыми светлыми очами, все переснять и опубликовать в таком виде. Так и сделали.
Прошло время. Наши ничего не заметили, но на тлетворном Западе снимок, тот же самый, поместили с увеличением, с бороздой от ножниц на сталинской шее. И комментарии.
– Ну и Ковригина тут же пожурили Казахстаном, – закончил Артем. – Вернулся он, когда уже Хрущев возвращал сосланных.
– А что-нибудь еще об этом человеке знаешь? – спрашиваю Артема.
– Он умер в семидесятых. В “Советском фото” опубликовали некролог…
– Ну а снимки? Что с архивом? Что дальше-то было со старым чемоданом?
– А ничего. Одну или две фотографии по случаю я отдал в какую-то газету… Жду Зюганова, – рассмеялся Артем, – вот тогда спрос будет!
Артем вытащил из сумки со всякой фотографической снедью несколько снимков – он носил их кому-то показывать в Дом на набережной, – отдал их мне, а потом еще – маленькие разноцветные квадратики – пропуска на территорию строящегося колоссального Храма, к которому мы за разговором подошли быстро и незаметно. Пропуск в нижний храм, пропуск на купол… Грех было не воспользоваться возможностью, и я с Артемом, поднявшись на рабочем лифте к основанию купола, через маленькую дверцу вылез наружу. Страшный зимний ветер буквально срывал одежду, но мы полезли наверх, еще выше, под самое основание того места, на котором будет крепиться крест. Далеко-далеко под нами бегали автомобильчики, с ноготок казались отсюда дома, ленточкой – Москва-река, серой коробочкой – Дом на набережной, который будет всегда теперь называться так с легкого пера Юрия Трифонова. И уже совершенно далеким казалось отсюда все только что рассказанное Артемом..
А сам он щелкал и щелкал камерами.
– В этой – цветная пленка, – пояснял он мне. – А это – панорамный “Кэнон”, вот сейчас мы снимочек сделаем! Смотри! – восторженно добавлял он, повисая над бездной. – Какая удивительная Москва! Какие необыкновенные виды!
С купола Храма Христа Спасителя Артем снимал новую историю…
* * *
Снимки Владимира Ковригина публикуются впервые.
Максим ИВАНОВ
