ДИРИЖЕР РОССИЙСКОЙ ДЕМОКРАТИИ. КОММУНИСТ ГЕННАДИЙ СЕЛЕЗНЕВ

Дирижировать оркестром, где солируют сразу несколько скрипок, невозможно. Руководить законотворческим процессом, в котором участвуют четыре с половиной сотни депутатов, столь разных по своему характеру, политическим пристрастиям, житейскому опыту, конечно, почетно, но и архисложно. Аура над нынешней Государственной Думой обретает более гармоничные цвета. Значит, российская демократия не так безнадежна? Об этом наш разговор с председателем Государственной Думы Геннадием Селезневым.

ДУМА КАК ЗЕРКАЛО НОВОЙ РУССКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

– Государственная Дума как инструмент демократии – явление в новейшей истории новое и во многом для общества непривычное. Два коротких думских года для россиян в большей степени были политическим спектаклем, где хватало места и трагедии, и драме, и комедии. Дума – это зеркало новой русской революции. Что в нем отражается?

– Дума появилась как дитя новой Конституции. Но роды, прямо скажем, прошли неудачно, и ребенок родился не совсем нормальным. От тех предыдущих четырех Дум до нас дошло лишь название. Как вы знаете, та Дума была учреждена царским указом, и в ней не было никаких двух палат. Наша же Дума – одна из палат Законодательного собрания. От бывшего Верховного Совета новая Дума отличается прежде всего тем, что она значительно ущемлена в своих правах. Как это ни парадоксально, и это главное, – мы не имеем права контроля над законами. Можно ли этот факт считать достижением демократии? Вряд ли.

В новой Думе, конечно же, есть отличия от того же Верховного Совета. Иной принцип избрания депутатов. Но и он половинчатый. 225 депутатов избираются по спискам и 225 – по одномандатным округам. Большое отличие и в том, как работает сама Дума. Повестку дня разрабатывает Совет Думы. И он прислушивается к мнениям депутатов, представляющих ту или иную фракцию, думские комитеты. Иногда фракции прибегают к консолидированному приему, когда идет голосование по принципиальному вопросу. А соглашаться или не соглашаться – это все-таки личное дело депутата. Хотя по голосованиям, скажем, в прошлой Думе фракция компартии пару раз прибегала к дисциплинарному нажиму на членов фракции, но это касалось принципиального Закона о бюджете. Мы были против. Однако в принципе депутаты чувствуют себя довольно свободно. И это, конечно, достоинство демократии. Но, повторяю, принципиальные законы предварительно обсуждает каждая фракция. И все-таки ограничений в работе Думы более чем предостаточно. К примеру, мы сегодня ограничены в возможности принятия законов, касающихся расходования бюджетных средств. Если мы принимаем какой-то закон, связанный с бюджетными средствами, то обязательно должны направлять его на заключение в Кабинет министров, откуда чаще всего получаем отрицательные отзывы. Однако без правительственной экспертизы мы не имеем права рассматривать подобные законы, как бы безнадежно они не запаздывали. Торопить же их мы тоже не можем – другое ведомство. А ведь в нормальной практике, в нормальных парламентах сам Кабинет министров представляет законы, ориентируясь на остроту социальной, экономической, законодательной ситуации. Иногда мы на сей счет воюем, иногда добиваемся от нашего правительства необходимого варианта проекта закона, хотя большими успехами здесь похвастаться не можем. Например, два года мы торопили правительство с налоговым кодексом, но прошлая Дума так его и не дождалась. Только сейчас мы приблизились к решению этой важной законодательной проблемы.

ВХОЖДЕНИЕ ВО ВЛАСТЬ

– В Думе отразилась и ваша судьба, ваше вхождение во власть. Что можно увидеть в этом отражении? Личные амбиции, общественный долг, стремление продолжить карьеру?

– Дело в том, что мое вхождение во власть не было случайным по одной простой причине. Эта власть пыталась мне ломать не ребра, хотела свернуть шею, когда после расстрела Верховного Совета объявили вне закона… Бывший в то время вице-премьером господин Шумейко настаивал на том, чтобы Селезнев был снят с поста главного редактора, чтобы “Правда” изменила название, сменила ориентацию. Но “Правда” – это не только главный редактор, и коллектив не собирался менять своих взглядов, а заставить нас сделать это никто не мог. Первой нарушила закон исполнительная власть. Министерство информации издало приказ о моем освобождении, хотя делать этого не имело никакого права. Мы столкнулись с произволом, с полным бесправием. Суд не принимал никаких исков. Тогда и созрели мои личные убеждения, что нужно что-то делать, чтобы подобные вещи не происходили ни с кем, будь то редактор “Правды” или редактор “Московских новостей”. Поэтому когда мне, как раз в октябре, было предложено войти в список Компартии Российской Федерации для участия в выборах в Государственную Думу, я согласился, будучи глубоко убежденным в своей правоте. И когда я стал депутатом Думы, то, естественно, записался в комитет по информационной политике, где председательствовал Михаил Полторанин, уже не такой ярый демократ, каким он был в девяносто первом – девяносто втором годах. Задачу перед собой я ставил вполне конкретную: укрепить законодательную базу для защиты средств массовой информации.

– И вам это удалось?

– После двух лет борьбы мы приняли в конце концов закон о государственной поддержке средств массовой информации. Приняли, несмотря на упорное сопротивление исполнительной власти. Приняли также закон о телевидении. Правда, он так и не был подписан президентом. Мы старались вникать в конфликты, которые возникали в журналистских коллективах при столкновении их с администрациями на местах. А этих конфликтов было много – закрывались неугодные издания, ломались судьбы журналистов. Приходилось много выезжать в регионы, подключать к решению конфликтов прокуратуры, суды… Мы много занимались вопросом приватизации первого канала Российского телевидения. Был принят закон об особом порядке акционирования первого канала, но опять же он не нашел поддержки у президента. А ведь закон не был высосан из пальца. К нам, в комитет, постоянно приходили представители территориальных изданий, радио, телевидения, и в каждом случае комитет очень активно вмешивался в судьбу этих людей и радиокомпаний. Поэтому здесь меньше всего можно говорить о личных амбициях, а больше о стремлении достичь справедливости через законы, через поддержку средств массовой информации. Моя позиция заключалась в том, чтобы таких судеб, как, скажем, моя журналистская судьба, было меньше.

-– И в предыдущую и в эту Думу вы пришли в дружной списочной компании коммунистов. Насколько демократичен такой подход к избранию депутатов? И как вы оцениваете собственные шансы на избрание, доведись вам баллотироваться по одномандатному округу? Какую географическую точку на карте страны вы бы выбрали, выставляя свою кандидатуру?

– Избираясь по спискам, мы играли по тем правилам, которые определила новая Конституция. Если кто-то думает, что мы не умеем приспосабливаться к новым правилам игры, которые устанавливаются президентом или правительством, то они глубоко ошибаются. Мы очень тщательно взвешивали свои возможности, выверяли географию регионов. Когда я избирался первый раз, меня попросили поработать в Приморском крае и на Камчатке. И я на протяжении двух лет старался аккуратно в конце каждого месяца выезжать туда, чтобы решать проблемы избирателей. Я полюбил эти места, и меня там знают. И во время новых выборов в Государственную Думу не изменил этому региону, возглавив центральный список по девятнадцатому избирательному округу. Это Сахалин, Приморский и Хабаровский края, Якутия, Амурская область… Огромный регион, большой территориальный список… И мы сумели набрать здесь 21,3 процента голосов! Прямо скажем – неплохой результат. Если бы мне снова пришлось выбирать точку на карте, я бы поехал в эти края. То, что там происходит, не может не волновать меня как человека, как гражданина. Я понял, что нет у нас никакой государственной политики обживания этих земель, закрепления там людей. Вся нынешняя политика направлена на другое – какие льготы предоставить, сколько денег выделить для того, чтобы помочь людям оттуда уехать. Трудно говорить о дальновидности такой политики. Очередь желающих уехать с Камчатки – семьдесят тысяч человек. А вот очереди на приезд на Камчатку не существует. Парадоксально: сами потихоньку с обжитых российских земель бежим. Пополняем поток обездоленных, неимущих беженцев. Там дома и квартиры продаются по бросовым ценам, и этих денег не хватит даже на то, чтобы где-нибудь в Центральной России купить комнату в коммунальной квартире. На Камчатке я впервые услышал и понял, что люди здесь, по сути, оказались в резервации. Они не могут поехать в отпуск на Большую землю. Порядок, который существовал всегда и по которому раз в два года оплачивался государством билет на самолет, скажем, до Сочи или Воронежа, до Москвы или Ленинграда, сегодня нарушен. Вроде и нет колючей проволоки вокруг дальневосточных городов и поселений, но никуда из них не вырвешься. Люди голодают, мерзнут в неотапливаемых домах, спят вполглаза, боясь, что ночью тряхнет.

– История как бы вспять поворачивается…

– Да, история поворачивается вспять, потому что еще при царе государственная политика была направлена на заселение наших дальних земель, при советской власти она продолжалась. Мы все прекрасно помним, как строился Комсомольск-на-Амуре, БАМ… Тысячи молодых людей обустраивали там свою жизнь и одновременно укрепляли дальние рубежи государства, сегодня же в результате реформ они оказались брошенными на берегу океана.

– Одномандатники обычно связывают свои надежды на избрание с людьми, которых они знают и которые знают их. Это чаще всего ассоциируется с биографией, местом жительства. У вас ведь в биографии и Санкт-Петербург…

– У меня, по сути, две географические точки отсчета: одна из них – Ленинград (в Санкт-Петербурге я не жил ни одного дня), вторая – Москва. В Ленинграде я отработал до апреля восьмидесятого года, потом уже приехал в Москву. Эти два города стали мне родными. Можно было, конечно, избираться и от этих городов, тем более что я получал предложения баллотироваться и от Ленинграда, и от Москвы.

С другой стороны, при составлении наших списков мы ставили во главе человека, известного не только в данном регионе, чтобы он мог своим авторитетом помочь людям, которые избирались вместе с ним. Считайте, что здесь я подчинялся партийной дисциплине. И в этом тоже была своя логика. Разницы в том, как работает депутат, избранный по одномандатному округу или по списку, сегодня, по сути, нет.

И я порой с ужасом наблюдаю за тем, как ведут себя депутаты, которые, как говорится, наобещали избирателям с три короба и никакой ответственности за это не несут. Переизбрать же их по инициативе избирателей невозможно.

– То есть вся деятельность депутата ограничивается его пребыванием в Охотном ряду?

– К сожалению, для части депутатов такой порядок работы комфортнее, хотя наш думский регламент позволяет им в конце каждого месяца выезжать на места. Конечно, мне теперь, с моей новой должностью, делать это очень сложно, так как в конце месяца, как правило, уже планируются поездки нашей делегации по странам ближнего и дальнего зарубежья. Но время вырваться к своим избирателям я обязательно найду.

О НАБОЛЕВШЕМ

– Все, что происходило в стране в течение последних пяти лет, никого не оставило в стороне от событий. Как вы прожили эти годы? Чем занимались, на какой стороне баррикад находились? Что удалось сделать, что обрести? Слухов много. Например, как коммунист Селезнев стал греческим капиталистом?

– Годы действительно были тяжелые в полном смысле этого слова. Когда я говорю, думаю о том “демократическом счастье”, которое нам подкинули в августе 1991 года, я не могу даже представить себе, каков процент людей, испытавших истинное счастье в эти годы. Я не мог быть счастлив, потому что у меня отобрали страну, которой я обязан всем: и своим образованием, и своим становлением, и своей профессией. Сегодня у меня хотят отобрать и мой паспорт. Уже придумали “гербастый” поменять на “головастый”, хотя у нас еще нет закона о государственной символике – его еще только предстоит принять. Я не хочу много говорить о своих политических пристрастиях, но скажу одно: я никогда не бегал с одной стороны баррикады на другую. Я всегда был на стороне левых сил, был за людей, которые понимали, что Советский Союз – их Родина и что его развал мало кому принесет счастья. Мне довелось много поездить и по нашей стране, и по тем, которые раньше были нашими, и я не вижу, чтобы эти республики процветали, чтобы у них не было тех же бед, что и у нас. Тенденции, к сожалению, удручающие: число людей, проживающих за чертой бедности, растет, страны беднеют, разваливаются… А мы говорим, что реформы дали позитивные результаты. Не понимаю и не принимаю, когда слово “реформы” произносят как заклинание.

Для меня главное, чтобы человек понимал цель любой реформы. Если ставится цель сделать человека счастливым, а на деле это оборачивается жалким существованием, то о каком результате реформ можно говорить?

Что касается моего капиталистического имиджа. Чтобы спасти газету, нам действительно пришлось создать общество под названием “Правда Интернэшнл”. Было очень много визга и крика опять же со стороны демократической прессы. Они откровенно издевались над “Правдой”: как это так, оплот коммунизма, газета, которая всегда была ортодоксальной, вдруг оказалась с иностранным капиталом? Наших компаньонов пытались проверять налоговые полиция и инспекция.

Между тем общество было создано и работает успешно. Причем создан удивительный альянс, тот случай, когда капиталисты нам музыку не заказывают. Редколлегия “Правды” полностью осталась самостоятельной. Было высказано единственное пожелание: “Оставайтесь такими, какие вы есть. В России должна быть оппозиционная газета”. Греки, как говорится, прародители демократии, и они очень тонко понимают, что такое одноголосье и как важно для любого общества многоголосье. Они много помогают газете и сегодня. Я им очень признателен, сколько бы не трепали мое имя всуе. Главное, что “Правда” сохранилась, выжила, хотя, повторюсь, государство делало все, чтобы газета погибла и никогда бы уже не возродилась.

Греческим капиталистом я не стал. Да и как можно стать капиталистом в газете, где нет прибылей, а есть лишь убытки. “Правда Интернэшнл” как компания не иссякла. И дай Бог здоровья тем людям, которые сегодня дают деньги и не требуют от журналистов ничего взамен, кроме аккуратности в работе и стремления сделать газету популярной. По-моему, здесь интересы и тех, кто дает деньги, и тех, кто делает газету, совпадают.

КАБИНЕТ С ВИДОМ НА КРЕМЛЬ

– Сегодня вы в Думе. И не просто рядовой депутат – председатель нижней палаты законодательного собрания страны, человек в “обойме”, высшее государственное должностное лицо. Как вы ощущаете себя на этом месте? Как и по какому принципу строятся ваши отношения с президентом, министрами-силовиками?

– Для меня пока эта роль новая. Я не лукавлю. И когда меня иногда спрашивают: кем я себя представляю больше – государственным деятелем, политиком или журналистом, я отвечаю честно, что пока остаюсь ближе к политике и журналистике. У меня еще не было времени ощутить себя государственным должностным лицом.

Взаимодействие с президентом, премьером, другими высшими государственными чиновниками – это круг моих обязанностей.

По натуре я человек неконфликтный, всегда стараюсь понять другого человека, получше узнать, что движет его поступками и каковы его убеждения. С исполнительной властью мы по-разному видим пути выхода России из той кризисной ситуации, в которую сами себя загнали. Но и здесь, если вижу стремление к рациональному решению проблемы со стороны правительства или президентских структур, то, естественно, становлюсь союзником. Когда же вижу, что мы создаем проблему на пустом месте, то не стесняюсь прямо говорить об этом.

Пример? Я всегда утверждал, что чеченская война – это большая авантюра, и не понимаю, как вообще такое безумие “нашло” на Совет безопасности, который дал президенту рекомендацию “прогуляться по Грозному”. Из истории России мы знаем, что такое войны на Кавказе, как легко эти войны начинались и как трудно они заканчивались.

– Но ваша должность по природе своей конфликтна. Разве не так?

– Рабочие взаимоотношения я строю нормально. Без истерик и с достоинством. Дума не может быть бесконфликтной. Через фракции, депутатские группы в Думе спорит вся Россия, ее народы.

Я сторонник того, чтобы мы тщательнее готовили, по возможности согласовывали все наши законодательные акты. Война законов отражается на каждом гражданине России негативно. Но я и против того, чтобы законы принимались без обсуждения. Здесь очень важно сверять позиции, внимательно их прописывать, не подводить законы под президентское вето. А чтобы было меньше конфликтов, необходимо подтягивать наши правовые службы, отрабатывать законодательную технологию и более четко взаимодействовать с Советом Федерации.

– Взаимопонимание с ветвями власти находите?

– Пока у меня было немного встреч. Встретились мы с Примаковым, новым министром иностранных дел, сверили подходы. Это было как раз в канун Межпарламентской ассамблеи. Примаков заявляет, что приоритетной будет политика во взаимоотношениях со странами СНГ, и это меня очень порадовало, потому что мы устали от проамериканской козыревской политики. Новый министр совершенно трезво, с новой точки зрения сближения государств, которые раньше входили в состав СССР, повел свой курс. Договорились поддерживать контакты, и телефонные, и на уровне встреч, тем более что у министра иностранных дел есть желание познакомиться с председателями комитетов, с лидерами фракций.

В чем была проблема старого МИДа? Там было много высокомерных мальчиков, которые приходили в Думу с одной целью – навязать свое видение выхода из той или иной ситуации в мире. Они высокомерно читали нам лекции с думских трибун и нередко уходили оттуда осмеянными.

– А Козырев как-то проявляется сейчас в Думе?

– Козырев в Думе почти не бывает, что члены регламентной комиссии уже несколько раз отмечали. Его нет и в Мурманской области, от которой он избирался. В общем, господин Козырев редко осчастливливает нас своим появлением.

ПРОКРУСТОВО ЛОЖЕ

– Ваша нынешняя должность – прокрустово ложе. С одной стороны, один из лидеров непримиримой к властям оппозиции, с другой – связующее, консолидирующее звено между различными ветвями власти, просто человек с эмоциями… Как увязать эти столь разные ипостаси?

– Нельзя сказать, что фракция КПРФ – это фракция непримиримой оппозиции. Скорее всего, мы – фракция конструктивной оппозиции. Мы не считаем, что сегодня нужно любыми методами приходить к власти. Мы чувствуем поддержку народа, общества, легитимно завоевываем голоса избирателей. Люди отдают нам свои голоса потому, что верят в нас, верят в новую КПРФ, верят в ее программу, предвыборную платформу. Доверие большинства помогает взаимодействовать с теми, кто является нашими оппонентами. Все дискуссии, споры проходят цивилизованно. Мы стараемся убеждать не эмоциями, а аргументами. У КПРФ есть хорошие экспертные советы и в области экономики, и в области национальной безопасности, и в военной области – словом, во всех принципиальных для государства областях. И в этом в противоречие с собой не вступаю. Что касается собственных эмоций… Конечно, приходится сдерживать, поскольку никогда не был сторонником людей истеричных. Считаю, что политик просто обязан уметь владеть собой. Людей с распущенными нервами и эмоциями можно лишь пожалеть. Но в любом случае вы правы: тяжело, сложно увязать столь разные ипостаси.

Тяжело потому, что Дума действительно разнополярная. Правда, она сегодня уже четко разделилась на две половинки: левая – левые и тяготеющие к центру оппозиционные демократы Явлинского, правая – это те, кто сумел сделать своими сторонниками даже фракцию ЛДПР. Не очень понимаю пока, к чему приведет союз “Нашего дома” с Жириновским, но по многим решениям они голосуют как одна фракция. “Главная женщина России” Екатерина Лахова и “левый центрист” Иван Рыбкин уже безо всяких экивоков включились в движение за поддержку на выборах Б.Ельцина.

Не исключаю, что Владимир Вольфович в конце концов призовет своих сторонников голосовать за нынешнего президента, понимая, что сейчас ему лично в президенты не пройти, но при этом постарается объяснить, что он президент на будущих выборах. Не знаю, насколько поверят ему его избиратели. Но судя по тому, как меняются его настроения, как активно он поддерживает сегодня президентскую линию, скорее всего, они договорятся, сойдутся в одном лагере.

– Интересный прогноз…

ЧТО ДАНО ЗЕВСУ…

– И все-таки, у кого нынче власть? Дума принимает бюджет, а президент начинает войну в Чечне. Дума принимает закон о защите малоимущих, правительство решает другие проблемы. Насколько реально совместить законодательные акты с действиями того же правительства?

– Это и есть гримасы дарованной народу демократии. Скажем, фракция коммунистов голосовала против бюджета 1996 года, естественно, обосновывая причины несогласия. Аграрники проголосовали “за”, хотя мы их предупреждали: вам обещают мамонта, а получите вы в лучшем случае обглоданную куриную лапку. Так и произошло. И сегодня они еще верят, что правительство повернется лицом к крестьянину. Не повернется. Иная цель у наших чиновников. Они уже добились полной зависимости России от импортного продовольствия. Одни города закупают продовольствие по импорту на сорок процентов, другие – на шестьдесят. И это в исторически мощной аграрной стране! Депутаты предупреждают о пагубности такой политики, но у нас демократия – каждый занимается своим делом

– Можно ли остановить беспредел, который творится в Отечестве? Ведь Дума – единственный законодательный орган, единственная надежда большинства избирателей. Сможет ли она влиять на обстановку в стране?

– Думаю, что сможет. Скажем, сейчас будем обсуждать новый бюджет. Убежден, что у нас хватит голосов, чтобы концепция бюджета стала иной. Но прежде чем принять новую концепцию, нужно поднять с колен нашу экономику. А это можно сделать при условии, если прекратим нести чушь по поводу того, что мы должны вступать в мировой рынок и создавать такую продукцию, которая будет на этом рынке конкурентоспособной. Нам нужно вернуть такое привычное понятие, как внутренний рынок. Кстати, этот взгляд разделяют и республики бывшего Советского Союза – страны СНГ.

Думаю, они бы с большим удовольствием покупали комбайны “Дон”, чем какие-нибудь американские по цене космического корабля. Но сегодня Россельмаш простаивает, не работает и Красноярский комбайновый завод. Думаю, многие и в Казахстане и на Украине покупали бы волгоградские, челябинские тракторы. Но так как мы решили сразу выскочить на мировой рынок, то о внутреннем рынке разговаривать вроде бы и неудобно. В итоге технологически остаемся на задворках Запада. Но простите, если бы мы сегодня насытили свой рынок тем, что производится в России, Узбекистане, на Украине, то сделали бы первый серьезный шаг к возрождению. Мы бы дали работу нашим предприятиям, люди снова смогли бы почувствовать себя людьми. Но пока у правительственных чиновников другой настрой: пускай все валится, пускай все рушится, но если упаковка нашей колбасы не соответствует мировым стандартам, то пусть тогда этой колбасы вообще не будет…

Люди уже стали разбираться, что к чему. В тех же гастрономах они ищут отечественные продукты. Думаю, скоро начнется обструкция в отношении импортных продуктов, ведь мы, как правило, не знаем, прошли ли они необходимый санитарный контроль, какой у них сертификат, не ориентируется большинство наших граждан и в иностранных маркировках. А сколько отравлений! Настала пора не говорить, а защищать отечественного товаропроизводителя. Конечно, надо посмотреть, в каких отраслях необходимо совершить первоочередные прорывы. И это вовсе не значит, что на Россию вновь упадет железный занавес… Что необходимо, можно закупать на Западе, но от своих приоритетов отказываться нельзя. Пока мы работаем не на себя, а на Запад. Российские деньги крутятся в западных банках, мы даем им рабочие места, даем возможность их фермерам получать доход.

– Какие неожиданности возникают в работе Думы? Как удается продираться сквозь эмоциональное политическое многоголосье?

– Думаю, все, что происходит в обществе, отражается и в работе Думы. И это естественно. Главное, к чему мы стремимся, – чтобы во всех политических разборках все-таки наступал финал, чтобы мы приходили к согласию, чтобы вырабатывали действительно конструктивную концепцию закона.

Как правило, сейчас так и происходит. Выскажется депутат, скажем, после приезда с территории и такого порасскажет, что температура на заседаниях Думы приближается к критической. Впору пожарную машину вызывать. Все-таки люди наши по-прежнему верят, что депутат всемогущ, что он может и к министру обратиться, и запрос направить, может деньги из бюджета вышибить…

Сегодня у депутата таких прав, к сожалению, нет. Да, он может сделать запрос, да, он может на “правительственный час” пригласить кого-нибудь из правительства, но этим все и ограничивается. Депутаты не могут снять с работы министра, вице-премьера, не могут повлиять на смену курса, скажем в той же аграрной сфере.

ПРОГНОЗЫ

– Мне кажется, Думу ждут нелегкие времена. И в первую очередь это связано с президентскими выборами. Как будут продолжаться реформы? В каком русле будет развиваться политический процесс? Чем может закончиться противостояние оппозиций?

– Самое главное, что противостояние оппозиций не закончится войной. Нынешним коммунистам пытаются навесить ярлык сторонников нового передела. Это большая ложь. И ложь эта видна невооруженным глазом.

В ходе выборов в Думу многие пытались строить свою политику на антикоммунизме и, по сути дела, эти попытки потерпели неудачу. Самым ярым антикоммунистом выступал Борис Федоров. В результате – пшик! Ничего не набрало его движение, а сам он с очень большим трудом прошел в депутаты по одномандатному округу.

Мы сторонники продолжения реформ, но не тех, которые направлены против людей, а реформ, которые отражали бы суть жизни большинства людей, права личности, права человека со всеми нашими реалиями. Нынешние реформы лишили человека многих завоеваний, а оставили ему право умирать, право голодать, право девчонкам – заниматься проституцией, мальчишкам – рэкетом… Пора поднять человека с колен, прекратить приглаживать Россию утюгом под Прагу, Кельн или Париж… На что стала похожа Москва? Она стала центром игорных домов, ночных притонов, стриптиз-клубов, стала всероссийским центром разврата. Хотя, в отличие от других городов, в Москве больше реставрируется домов, город становится красивее, но, к моему ужасу, город становится и более безнравственным. Такая Москва отталкивает россиян.

Люди не осознают того, что ни одна страна мира не позволяет своей столице развиваться подобным образом. Казалось бы, и Москва начинает бороться с засильем иностранных вывесок, но борется опять же по старому принципу: путем кампаний… Объявили кампанию, пошумели и забыли.

Тут в Думе шутку запустили: установить, мол, за каждую иностранную вывеску налог, допустим по тысяче долларов за букву. Завтра сами хозяева все иностранные вывески сменят на русские.

– Кто автор шутки?

– Я уже и не помню, кто из депутатов конкретно предложил эту конструктивную идею.

– Коммунисты много говорят об отмене президентской власти, об устройстве парламентской республики. Вы уверены в том, что если Зюганов выиграет президентские выборы, то добровольно откажется от поста президента России?

– Об устройстве парламентской республики коммунисты не только говорят, это записано в нашей программе. Может, некоторая парадоксальность и присутствует в том, что Зюганов выдвигается кандидатом в президенты и в то же время не видит президентства в России. Но это можно решать опять же не указом и не приказом Зюганова. Этот поворот может произойти только путем принятия новой Конституции. Если та Конституция, которая будет вынесена на всенародное обсуждение, упразднит институт президентства, то тогда президентства не будет. Если общество не поддержит эту идею, то президентство сохранится. Но это дело не одного дня. На это нужно время.

В принципе мы понимаем, что президент сегодня, каким бы он ни был демократичным, левым, правым, в любом случае по той Конституции, что у нас есть, наделен практически неограниченной властью. Что он, если даже того и не хочет, все равно будет вторгаться в сферу деятельности законодателя, издавая свои указы, и в сферу деятельности исполнительной власти, производя назначения в Кабинете, перемещая и смещая министров, вице-премьеров и премьера. По своему статусу он обречен этим заниматься. Плюс, как я понимаю, это одна из самых дорогих ветвей власти в России. Огромный аппарат в Москве, аппарат наместников.

Если будет парламентская республика, значит, будет парламент либо в виде Верховного Совета, либо в виде того же Федерального Собрания. Будет сильный Кабинет министров, который получит все полномочия для решения всех проблем, для непосредственного управления экономикой, ведения экономических, социальных реформ.

– Какое будущее ждет нас?

– Хотелось бы, чтобы нас ожидало светлое будущее. Но это уже превращается в шутку. Россия переживает тяжелые времена. Сегодня и должность президента не подарок. Для нынешнего и будущего президента это каторга. И кто бы ни стал президентом, если этот человек душой болеет за страну, он должен понимать, какое бремя на себя взваливает.

Конечно, если в президенты пройдет кто-то от левой оппозиции, он, бесспорно, попытается создать правительство народного доверия. И не по принципу цвета партийного билета или по тому, с кем из вышестоящих ты учился или в футбол играл. В основе будет лежать уровень профессионализма. Мальчиков-выскочек мы уже насмотрелись вдоволь. Одно дело, творить эксперименты в лаборатории, и другое – кромсать такую огромную страну, как наша Россия. Многие сегодняшние экономисты и ученые с мировыми именами не понимают, как можно было подобные эксперименты столь легко проводить на таких огромных территориях.

Поэтому в случае, если президентом станет представитель левых сил, будет проводиться сильная социальная политика. Видимо, будут возвращены те завоевания, которые были в советское время: право на полное среднее бесплатное образование, а не на то девятилетнее, которое записано в нынешней Конституции. Медицинское обслуживание. При этом нет смысла отрицать и платную медицину. Надо защитить стариков, детей, матерей. Нужна сильная армия, с сильным офицерством, а не с побирушкой-солдатом. И делать это надо, исходя из понимания общества, понимания того, что мы выходим не просто из экономического кризиса, а ищем пути выхода из состояния катастрофы… Это наш российский путь.

Александр СОКОЛОВ


 Издательский Дом «Новый Взгляд»


Оставьте комментарий

Также в этом номере:

ВЕСНА И “НА-НА”
“НУЖНЫЙ ЭКСПЕРИМЕНТ”
ВАЛЕРИЙ ЛЕОНТЬЕВ “ПО ДОРОГЕ В ГОЛЛИВУД” ПЕРЕБЕРЕТСЯ ЧЕРЕЗ ВОДОПАД
“ВСТРЕЧАЮТ ПО ОДЕЖКЕ…”
ЕЛЬЦИН ПЕРЕХОДИТ В НАСТУПЛЕНИЕ
ВИКТОР ЧАЙКА ПОВЫШАЕТ КРЕДИТОСПОСОБНОСТЬ “ОДИНОКИХ ЖЕНЩИН”
ДЕЛОВАЯ ЖЕНЩИНА … СКАРЛЕТТ
Выше нос и жить будем еще дольше
ХИТ-ПАРАД “СЕМЕРКИ” – 8
ТАЙНА СТАРОГО ЧЕМОДАНА. НЕИЗВЕСТНЫЙ АРХИВ ИОСИФА СТАЛИНА
Банковские чеки дополнят систему безналичных расчетов
ВЕСНА НАЧИНАЕТСЯ С “ДЖАЗА”
Сегодняшняя политическая элита
СКАЖИ МНЕ, ЧТО ТЫ ЕШЬ – И Я СКАЖУ, ЧЕМ ТЫ БОЛЕЕШЬ
ПОЧЕМУ “ЛИБЕРАЛЬНЫЕ” РЕФОРМЫ ПРЕВРАЩАЮТСЯ В “НАЦИОНАЛ-СОЦИАЛИСТИЧЕСКИЕ”
Видео-МГ-8
И ПОШТО Я НЕ ЕВРЕЙ?
ЗАГУЛЯЛ ОЛЕГ ГАЗМАНОВ ВМЕСТЕ С “ГОСПОДАМИ ОФИЦЕРАМИ”
АЛЕНУ СВИРИДОВУ “ОЧЕНЬ ВЕСЕЛО И СТИЛЬНО” ЗАВЕРБОВАЛ ГРИНПИС
ОБЕЩАНИЯ СТОЯТ ДЕНЕГ. БОЛЬШИХ ДЕНЕГ
ТРИ СОЛО В ОДНОМ Я
ЖЕНЩИНА СПОСОБНА НЕ УКРАШАТЬ, А ДЕЛАТЬ ПОЛИТИКУ
РГЕНТИНСКОЕ ТАНГО В СТИЛЕ “ДЖАЗ БАЛАЛАЙКИ”
Новые пластиковые деньги!
О ТАЙНАХ ЖИЗНИ И ПРИРОДЫ
КУХНЯ, ДЕТИ, ЦЕРКОВЬ?
ЕРТЕ “ПИСЬМО ИЗ АФРИКИ”
ЧТО ЗА УРОЖАЙ НА ТЕЛЕПОЛЕ?
ВЕСЕННЯЯ “РАБОТА НАД ОШИБКАМИ” ЕВГЕНИЯ ОСИНА
ПЯТЬДЕСЯТ ТЫСЯЧ ЗА РЕБЕНКА
АНДРЕЙ ЗУЕВ ГОТОВИТСЯ ВЫПУСТИТЬ СОЛЬНЫЙ ПРОЕКТ
НОВАЯ КНИГА ДЛЯ НОВОГО ПОКОЛЕНИЯ
“МУЗОБОЗ” В “РОССИИ” И В ЭФИРЕ
ДАЛЬНОВИДНАЯ ИММИГРАНТКА ИМПЕРАТРИЦА ЕКАТЕРИНА II
БУДЬ ЗДОРОВ, “КОМБАТ”


««« »»»