В прошлом номере нашей газеты была опубликована полемическая статья Любови Георгиевой “Пришло ли время профессионалов?” Автор весьма скептически оценивала востребованность профессионалов в современной России. Сегодня мы представляем точку зрения другого нашего автора – молодого ученого Александра Тарасова.
Шанс для профессионализма
СТАРТ ГОНКИ
С самого начала ни у кого не было сомнений, что отставкой Черномырдина президент начал новую предвыборную кампанию. В сущности, об этом Ельцин заявил сам, сказав, что поручил бывшему премьеру сконцентрироваться на политической борьбе. При этом все разговоры о том, что президент очень непредсказуем и непонятен, что он ведет опасную игру, меняя многомудрого Черномырдина на неопытного Кириенко, являются, скорее, выражением обиды оппозиционеров, проворонивших очередное президентское движение.
Будет ли сам Ельцин участвовать в выборах 2000 г. или нет, пока в значительной мере неясно. Проблема тут не в Конституционном суде, а в здоровье предполагаемого кандидата: при всей гибкости юридических законов в России законы биологические, увы, еще никто не отменял. Даже для президента. Однако независимо от того, сможет или нет Ельцин переизбраться лично, совершенно очевидно его желание во всяком случае сохранить нынешний режим. В этом смысле Ельцин – лидер тоталитарного типа, он не верит, что без него в стране будет существовать хоть сколь-нибудь приемлемый порядок.
Если принять, что власть президента существует не сама по себе, а опирается на вполне конкретную группу людей, составляющих политическую и экономическую элиту, то “цена вопроса” о будущем руководителе страны становится совершенно ясной и интересы соответствующих сторон – определенными. Игра на удержание власти идет, и, независимо от ее нюансов, существующая элита приложит максимум усилий для своего самосохранения. Сложность же ситуации состоит в том, что одной чистой пропагандой обойтись уже не удастся.
Для собственного выживания нынешняя система должна пройти определенную модернизацию. Сохранить режим можно лишь сколько-нибудь подреставрировав его. В противном случае недовольство народа, вполне ясно проявившееся на двух последних парламентских выборах и с трудом однажды притушенное на выборах принципиальных, президентских, на этот раз уже не удастся удержать под контролем.
НАЦИОНАЛЬНЫЕ ТРАДИЦИИ
Постоянная угроза кризиса власти – это вполне обычное состояние политической системы в демократической стране. Она заставляет хоть как-нибудь шевелиться политиков и временами, под угрозой отставки, что-либо делать в интересах государства. Угроза потери власти – это нормальный стимул, заставляющий работать на общество, естественный рычаг его давления на власть.
В России механизма контроля общества за властью как такового никогда не существовало. В отношениях с народом элита всегда была сильнее, заставляя его приспосабливаться к любым, даже совершенно диким, собственным представлениям об истинном и ложном. Но отсутствие политической конкуренции постепенно приводило эту элиту к полной деградации, неспособности осуществлять сколь-нибудь осмысленные действия, что завершалось общим упадком в государстве, а затем – и социальным взрывом. Старую политическую группировку тогда сменяла новая, более молодая и агрессивная. Но и ее со временем также ждало старение, впадание в маразм, после чего она становилась легкой добычей очередных энтузиастов-реформаторов.
При этом преобразователям невозможно было сменить власть, не разрушив всех устоев прежнего общества. Каждый новый политический режим создавал для себя новую страну, со своими религией, экономикой, моралью. Построив же свою общественную систему, приходилось всячески уничтожать конкурентов.
Демократическая смена власти в таких условиях оказывалась совершенно нереальной. Даже создав в последние годы политическую систему с названием “демократия”, сформировав все формальные демократические институты, новой элите приходилось оберегать все созданное силовыми методами. Таким образом, сменив политическую мифологию, Россия по сути своей осталась тоталитарным государством. Голосующее население здесь свободно в своем выборе до того момента, пока эта свобода не угрожает сместить действующую властную группировку.
В свою очередь, не имея серьезной опасности потерять власть демократическим путем, эта группировка позволяет себе развращаться глубже и глубже.
Коварство российской политики заключается в том, что невозможно достоверно определить тот размер разгильдяйства власти, который народ согласен терпеть. Выборы могут дать эту информацию только в случае, если у соперничающих сторон в руках примерно равные инструменты воздействия на общественное мнение, а не тогда, когда средства пропаганды сосредоточены лишь на одном полюсе.
Статистические исследования тоже ничего не объясняют, так как факт снизившегося вполовину производства перекрывается утверждением, что реальное потребление уменьшилось совсем не так значительно. А с другой стороны, возросло расслоение по доходам. Как из этой мозаики составить полную картину о глубине социальной напряженности в обществе?
Единственным способом, позволяющим определить градус недовольства, является интуиция. Для Ельцина этот инструмент вполне привычен. В свое время он сам возглавил волну протеста, уничтожившую обрюзгший коммунистический строй. Однако относительно легко получив власть, Ельцин столкнулся с трудностью ее удержания. Сформировавшаяся под ним элита оказалась дееспособной лишь очень относительно: силой, способной создать развивающуюся экономику и благополучное общество, она не стала. В результате появилась странная система общественных отношений, постоянно деградирующая, но в то же время не имеющая явных конкурентов и оттого деградирующая еще больше.
НЕФТЬ И ПОЛИТИКА
Экономическая устойчивость страны в последние 30 лет определялась благополучием в топливной отрасли. Взрыв нефтяных цен на мировом рынке в 1964 – 66 гг. и последовавший за ним рост доходов от экспорта сырья позволили советской экономике без особых проблем развиваться в течение всех семидесятых годов. При этом можно было не слишком заботиться о модернизации прочей, нетопливной части экономики – нефтедоллары позволяли затыкать любые дыры. Однако резкие ценовые спады в 1980 и 1985 гг. сразу обнажили все накопленные проблемы. Экономика пережила шок от удешевления нефти, сравнимый с шоком, который когда-то перенесли Америка и Европа в период ее удорожания. Но если страны с рыночной экономикой оказались способны перестроиться под новые цены и меньший объем потребления, то советская экономика, когда настал ее черед меняться и совершенствоваться, сделать этого не смогла.
Оскудевший поток долларов разбалансировал союзный бюджет, вызвал скрытую инфляцию и товарный дефицит. Противникам коммунистического правления оставалось лишь констатировать его неспособность обеспечить в дальнейшем хоть какое-нибудь экономическое развитие и спихнуть прежнее руководство с властного Олимпа. Но добившись успеха под лозунгами ускоренных преобразований, новая элита оказалась в странной ситуации, когда реальная потребность в этих преобразованиях как-бы утратила остроту: нефтяные цены поднялись пусть не до пикового, но достаточно высокого уровня, разрешенная хоть и в урезанном виде предпринимательская инициатива ликвидировала товарный голод и дала значительной части населения дополнительный заработок, пусть и не регистрируемый статистикой. В результате недореформированная экономика оказалась достаточно жизнеспособной. Почти полная остановка внутреннего высокотехнологичного производства при окончательной переориентации на сырьевой экспорт сформировали сравнительно устойчивую либеральную экономику. Эффективные в этой ситуации отрасли оказались на подъеме, неэффективные – в депрессии. Россия включилась в международное разделение труда. То, что это произошло на уровне сырьевого придатка, а не индустриальной державы, для стабильности экономики оказалось не так уж важно. Более того, развитие сложных, капиталоемких производств скорее стало нежелательным, ибо требовало значительных инвестиций с долгим сроком окупаемости, в ходе которого еще неизвестно, что могло произойти в государстве.
ПОЛОЖИТЕЛЬНАЯ СЕЛЕКЦИЯ
Парадоксальное состояние неустойчивого равновесия, когда все всем вроде бы недовольны, но реально менять что-либо не хотят, длится уже несколько лет. Однако на таком фоне совершаются новые события.
Резкое понижение цен практически на все товары российского экспортного ассортимента уменьшает устойчивость сложившейся национальной экономики. Замаячившие на горизонте президентские выборы несут в себе угрозу уже политическую. Явные проблемы в экономике и смутные пока еще – в политике делают вопрос об активизации реформ вопросом выживания нынешней власти. Чтобы сохранить себя , она обязана найти способы перейти на траекторию экономического подъема и найти формулу общественного согласия. Если раньше эти цели были просто желательны, то теперь они обязательны и неизбежны. Без их достижения сохранить существующую систему власти уже нельзя.
В этом смысле увольнение Черномырдина и приглашение на высшую правительственную должность Кириенко выглядят абсолютно логичными. Ведь задачей нынешнего шестидесятилетнего юбиляра было всеми силами тормозить падение, гасить самые опасные социальные конфликты. В новых же условиях стабильность – основной конек Черномырдина – перестает быть главным лозунгом. Системе просто необходимо придать хоть какой-нибудь динамизм. Вопрос стоит лишь о наличии у власти для этого достаточной воли и запаса интеллекта.
Волевой импульс для развития мог исходить только от президента, и теперь он получен. Что касается профессиональных способностей творцов нового витка преобразований, то они пока совершенно неопределенны. Одно то, что предложение занять пост премьера получил человек из провинции, не имеющий ни серьезного чиновничьего опыта, ни сколь-нибудь крупной естественной монополии за спиной, исчерпывающе характеризует дееспособность существующей власти.
Теперь практически все зависит от личности Кириенко. Стоящая перед ним цель гораздо сложнее той, что была у Черномырдина. Новый премьер-министр будет обязан создать машину для роста, саморазвивающуюся систему экономического подъема. Это совершенно новое дело, которым до него во власти еще никто не занимался. Грандиозность задач при этом придется связывать с не слишком приятными текущими, сиюминутными проблемами, которые имеют свойство заглатывать время руководителя целиком.
Невозможно отрицать, что при все своем здравомыслии и неконфликтности Кириенко на сегодня не имеет ни четкой экономической программы действий, ни собственной преданной команды. Они формируются на ходу и на очень высокой скорости.
Как бы там ни было, налицо существенные сдвиги в сознании власти и общества. Борьба за саморазрушение 80-ых годов сменилась страстью к стабилизации 90-ых, а теперь плавно перетекает в идеи подъема, способные, очевидно, в полную силу выразить себя в течение предстоящего десятилетия. Эволюция национального сознания идет довольно медленно, но вполне последовательно.
Трудно сказать, тот ли человек Кириенко, который способен создать работающий механизм роста, при котором ВВП начнет увеличиваться более, чем на одну трехсотую часть в год. Но как бы то ни было, приходит время, когда оказываются востребованы профессионалы, способные к созидательной деятельности. Без них власти уже невозможно поддержать себя, сохранить свою преемственность при уходе первого лица. Вопрос о желании или нежелании ускорить реформы неизбежно решается в пользу их ускорения. Теперь он переходит в плоскость соответствующих умений. Удастся ли изменить налоговую систему, сократить размеры теневой экономики, преобразовать бюджетную сферу и в то же время не обрушить пирамиду ГКО и не допустить социальных катаклизмов, вот что является теперь темой для размышлений. Задача эта, при наличии должной мотивации, вполне решаема. Мотивация же, судя по всему, задана. И это уже хорошо.
Александр ТАРАСОВ
Чтобы сохранить себя власть обязана перейти на траекторию экономического подъема и найти формулу общественного согласия. Если раньше эти цели были просто желательны, то теперь они обязательны и неизбежны.
