ТЫ И УБОГАЯ, ТЫ И ОБИЛЬНАЯ, МАТУШКА РУСЬ!

Что, казалось бы, общего у тургеневских героев с нашей с вами жизнью? Тургенев – дворянский писатель. Образ нежной тургеневской девушки с длинной косой забрезжит из школьной памяти, да мальчишек на Бежином лугу, да несчастных Муму с Герасимом, попавших даже в герои анекдотов. Вот, пожалуй, и все.

Но так кажется на первый взгляд. Неожиданно для себя, перечитывая романы и повести Ивана Сергеевича, я нашла в них многое, что волнует нас, заставляет задумываться о нынешнем дне России и удивляться тому, что автор близок нам своими мыслями, тревогами и надеждами.

“… Русь православная, провалиться бы могла в тартарары, и ни одного гвоздика, ни одной булавочки не потревожила бы, родная: все бы преспокойно осталось на своем месте, потому что даже самовар, и лапти, и дуга, и кнут – эти наши знаменитые продукты – не нами выдуманы. Подобного опыта даже с Сандвичевскими островами произвести невозможно; тамошние жители какие-то лодки да копья изобрели: посетители заметили бы их отсутствие. Это клевета! это слишком резко – скажете вы, пожалуй… А я скажу: во-первых, что я не умею порицать, воркуя; а во-вторых, что, видно, не одному черту, а и самому себе прямо в глаза посмотреть никто не решается, и не одни дети у нас любят, чтоб их баюкали. Старые наши выдумки к нам приползли с Востока, новые мы с грехом пополам с Запада перетащили, а мы все продолжаем толковать о русском самостоятельном искусстве! Иные молодцы даже русскую науку открыли: у нас, мол, дважды два тоже четыре, да выходит оно как-то бойчее.

— Но постойте, Созонт Иваныч, – воскликнул Литвинов. – Постойте! Ведь посылаем же мы что-нибудь на всемирные выставки и Европа чем-нибудь да запасается у нас.

— Да, сырьем, сырыми продуктами. И заметьте, милостивый государь:это наше сырье большею частию только потому хорошо, что обусловлено другими прескверными обстоятельствами: щетина наша, например, велика и жестка оттого, что свиньи плохи; кожа плотна и толста оттого, что коровы худы; сало жирно оттого, что вываривается пополам с говядиной… Впрочем, что же я с вами об этом распространяюсь: вы ведь занимаетесь технологией, лучше меня все это знать должны. Говорят мне: изобретательность! Российская изобретательность! Вот наши господа помещики и жалуются горько и терпят убытки, оттого что не существует удовлетворительной зерносушилки, которая избавила бы их от необходимости сажать хлебные снопы в овины, как во времена Рюрика: овины эти страшно убыточны, не хуже лаптей или рогож, и горят они беспрестанно.Помещики жалуются, а зерносушилок все нет как нет. А почему их нет? Потому что немцу они не нужны; он хлеб сырьем молотит, стало быть, и не хлопочет об их изобретении, а мы… не в состоянии! Не в состоянии – и баста! Хоть ты что! С нынешнего дня обещаюсь, как только подвернется мне самородок или самоучка – стой, скажу я ему, почтенный! а где зерносушилка? подавай ее! Да куда им! Вот поднять старый, стоптанный башмак, давным-давно свалившийся с ноги Сен-Симона или Фурие, и, почтительно возложив его на голову, носиться с ним, как со святыней, – это мы в состоянии; или статейку настрочить об историческом и современном значении пролетариата в главных городах Франции – это тоже мы можем; а попробовал я как-то предложить одному такому сочинителю и политико-эконому, вроде вашего господина Ворошилова, назвать мне двадцать городов этой самой Франции, так знаете ли что из этого вышло? Вышло то, что политико-эконом, с отчаяния, в числе французских городов назвал наконец Монфермель, вспомнив, вероятно, польдекокковский роман.”

Согласитесь, что звучат эти слова очень актуально. Не менее интересна и еще одна цитата. Она о нашем с вами житье-бытье, о наших, только российских проблемах, о русском менталитете и наших надеждах.

“Литвинов остался один в своем ветхом господском флигельке и с тяжелым сердцем, без надежды, без рвения и без денег – начал хозяйничать.Хозяйничанье в России невеселое, слишком многим известное дело; мы не станем распространяться о том, как солоно оно показалось Литвинову. О преобразованиях и нововведениях, разумеется, не могло быть и речи; применение приобретенных за границею сведений отодвинулось на неопределенное время; нужда заставляла перебиваться со дня в день, соглашаться на всякие уступки – и вещественные и нравственные. Новое принималось плохо, старое всякую силу потеряло; неумелый сталкивался с недобросовестным; весь поколебленный быт ходил ходуном, как трясина болотная, и только одно великое слово “свобода” носилось как божий дух над водами. Терпение требовалось прежде всего, и терпение не страдательное, а деятельное, настойчивое, не без сноровки, не без хитрости подчас…

Но минул год, за ним минул другой, начинался третий. Великая мысль осуществлялась понемногу, переходила в кровь и плоть: выступил росток из брошенного семени, и уже не растоптать его врагам – ни явным, ни тайным. Сам Литвинов хотя кончил тем, что отдал большую часть земли крестьянам исполу, то есть обратился к убогому, первобытному хозяйству, однако кой в чем успел: возобновил фабрику, завел крошечную ферму с пятью вольнонаемными работниками, – а перебывало их у него целых сорок, – расплатился с главными частными долгами… И дух в нем окреп…”

Повесть И.С.Тургенева “Дым”

читала Лариса КНЫШОВА.


 Издательский Дом «Новый Взгляд»


Оставьте комментарий

Также в этом номере:

ОБРАЗОВАНИЕ И РОССИЙСКАЯ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ
КОММЕНТАРИЙ СПЕЦИАЛИСТА
МЕЖДУ ДЕМОКРАТИЕЙ И САМОДЕРЖАВИЕМ.
ЭКОНОМИСТ-ТЕОРЕТИК ГЕОРГИЙ ПЛЕХАНОВ
ЧТО БЫЛО ПОЗВОЛЕНО ЦАРЮ, ТО НЕ ПОД СИЛУ ЕЛЬЦИНУ
СЕГОДНЯ ЛЕГКО БЫТЬ МОЛОДЫМ
ЭКС–ЧЕМПИОН СЧИТАЕТ, ЧТО В ПОЛИТИКЕ ЛУЧШЕ ОБОЙТИСЬ БЕЗ СОПЕРНИЧЕСТВА
ПРЕЗИДЕНТ НАЧИНАЕТ И …
Решение президента баллотироваться на второй срок
ЦЕЛЛУЛОИДНЫЙ ИМИДЖ
ЖЕНСКАЯ РОЛЬ ОСТАЕТСЯ ВАКАНТНОЙ
КАНЕВСКИЙ, ЗАМЕРШИЙ, ВОСКРЕСШИЙ
ПОСЛЕДНЯЯ ЛЮБОВЬ ПОЭТА
“УСТОЙЧИВОЕ РАЗВИТИЕ” ВО ВРЕМЯ РАЗВАЛА?
ВЧЕРА И ЗАВТРА РОССИЙСКОЙ ЭКОНОМИКИ
НОВАЯ ИСТОРИЯ СО СТАРОЙ ГЕОГРАФИЕЙ
ИНВЕСТИЦИОННЫЙ БУМ-БУМ
Наступление нового года – это всегда подведение итогов…
РОССИЯ МЕЖДУ ВЫБОРАМИ
МОСКОВСКАЯ ПРОГРАММА ПРИВАТИЗАЦИИ. “ЗА” И “ПРОТИВ”
ДОЧЕРНИЙ БАНК В БАКУ


««« »»»