В последнее время много говорят и пишут о кризисе левой оппозиции. К сожалению, в этих рассуждениях зачастую преобладают пропагандистские мотивы – стремление убедить публику в неизбежности краха коммунизма, а не желание разобраться в истинных причинах происходящего. Между тем понимание того, почему Компартия Российской Федерации утрачивает былые позиции в обществе и какие силы могут заполнить образующийся оппозиционный вакуум, выходит за рамки обычного “спортивного” интереса. В стране с высоким уровнем социальной напряженности, каковой на сегодняшний день является Россия, политическое будущее во многом определяется тем, какие политики, партии, движения выполняют функции оппозиции и каков характер выдвигаемых ими целей.
ИМИТАЦИЯ ВМЕСТО ДЕЙСТВИЯ
В преддверии очередного IV съезда руководство Компартии не может похвастаться перед своими сторонниками сколько-нибудь весомыми достижениями. В администрации президента и правительстве по-прежнему большую роль играют радикальные реформаторы. Более того, в ходе недавних кадровых перестановок на политическом Олимпе их позиции даже значительно укрепились. Политическую карту объединения с Белоруссией у левой оппозиции, похоже, перехватил президент. Реально повлиять на курс исполнительной власти КПРФ и ее союзники не могут. Их думская деятельность в последнее время все отчетливее приобретает знаково-символический характер. Преодоление президентского вето на закон о перемещенных культурных ценностях, попытка ввести запрет на захоронение тела Ленина, вернуть прежние коммунистические символы в качестве государственных – подобные шаги, сопровождавшиеся явно рассчитанными на внешний эффект шумными парламентскими демонстрациями, ни в коей мере не способствуют решению ни одной из острейших проблем страны, зато демонстрируют избирателям верность партии ее идеалам.
Что же касается большой политики, то здесь роль КПРФ ограничивается функциями группы поддержки государственно-капиталистических компаний типа Газпрома и выразителей их интересов в правительстве.
Судя по различным данным, руководящие структуры не только не хотят возглавить нарастающий социальный протест масс, но и принимают меры, направленные на ограничение этого протеста традиционными рамками однодневных митингов, шествий, манифестаций. Пока социальное недовольство в стране носило пассивный характер, подобная тактика была вполне оправданной и принесла КПРФ немалые политические дивиденды. Но в нынешней ситуации она недостаточна для удержания прежнего влияния среди населения. Другой же, более эффективной стратегии и тактики у КПРФ и ее союзников, очевидно, нет. Вот почему вместо конкретных политических действий по защите интересов трудящихся мы наблюдаем их имитацию – борьбу за символы, знаки, музейные экспонаты.
ОППОЗИЦИЯ В ОБЪЯТЬЯХ ВЛАСТИ
Есть некая закономерность в том, что современные компартии посткоммунистических стран потеряли способность возглавлять движения социальных низов. В этой связи весьма показательны недавние события в Албании. Когда на юге этой страны началось восстание против режима президента Сали Бериша, многие наблюдатели полагали, что его возглавит Социалистическая (бывшая коммунистическая) партия, которая последние годы находилась в оппозиции и неоднократно подвергалась преследованиям. Но ничего подобного не произошло. Лидеры социалистов предпочли революционной альтернативе откровенный торг с правящим режимом. Затем, уже возглавив правительство, они вместе с президентом выступили с угрозами в адрес “революционных масс”. Более того, пригласили в страну для поддержания стабильности иностранные войска.
Все эти истории – и наши, и албанские – удивительно напоминают эволюцию европейской социал-демократии начала ХХ века. Ее лидеры также когда-то начинали с баррикад и уличных столкновений, но заканчивали уютными министерскими креслами, а некоторые совместной с “буржуазными властями” борьбой против восставших рабочих. Однако сходство нынешних коммунистов с социал-демократами той поры носит лишь относительный характер. Оно касается, пожалуй, только тактики вхождения во власть. Те и другие отказывались от реализации конечных целей в угоду достижения небольших успехов, но – сегодня и сейчас. Далее сходства заканчиваются. Социал-демократы начала столетия были носителями нового и прогрессивного для своего времени социального проекта. Они опирались на передовые социальные слои – квалифицированных пролетариев и среднюю городскую интеллигенцию. Нынешние коммунисты не имеют никаких прорывных социальных идей. Их активность сосредоточена на том, чтобы в современной, столь нелюбимой ими действительности сохранить как можно больше элементов прошлого, прежде всего в социальной сфере, в структуре управления экономикой. Да и социальную базу КПРФ никак не отнесешь к продвинутым общественным группам. Все это и обрекает КПРФ на роль левоконсервативной оппозиции исполнительной власти, играющей на удержание остатков социализма в эпоху радикальных реформ.
Отсутствие у нынешних коммунистов потенциала политической активности объясняется тем, что возглавляющие их старые партбюрократы советской школы, воспитанные в годы брежневского застоя, в массе своей никогда не обладали этими качествами. Политический опыт подталкивает их к поиску опоры среди чиновников в государственных и хозяйственных бюрократических структурах, а отнюдь не к народным массам.
КТО ТАМ ШАГАЕТ ЛЕВОЙ?
В нынешних социально-политических условиях симпатии протестного электората неизбежно будут переходить от компартии к той политической силе, которая покажется более действенной в борьбе с существующей властью. По такому сценарию раньше эти симпатии перекочевали от либеральных демократов Владимира Жириновского к КПРФ. На сегодняшний день наилучшие шансы выступить в роли нового собирателя голосов протеста имеет генерал Лебедь. Если же ситуация в стране несколько стабилизируется, то количество недовольных существенно сократится, а их симпатии распределятся по разным политическим нишам. При этом отставной секретарь Совета безопасности, скорее всего, пополнит вместе с указанными партиями ряды неудачников, также оказавшихся неспособными удержать за собой протестные настроения.
А пока, наряду с активизацией А.Лебедя на оппозиционном фланге в рамках крайне левой части политического спектра, происходит явное оживление ортодоксальных, несистемных коммунистов. К старым бойцам – ампиловцам, тюлькинцам, крючковцам – присоединяются и новые отряды. Речь идет о появившихся буквально в последнее время радикальных молодежных группах коммунистического и анархистского направления, которые, в отличие от своих предшественников поздних лет перестройки, мало интересуются теоретическими семинарами и политическими дискуссиями, а предпочитают готовиться к жесткой борьбе с властью, видимо, следуя старинному маоистскому принципу “меткая стрельба приближает мировую революцию”. И даже если предположить, что взрыв памятника Николаю II группировкой, называющей себя “Рабоче-Крестьянская Красная Армия”, – не более чем провокация, подобные события, вполне вероятно, могут стать для новых левых образцом для подражания.
Такие явления – верный признак того, что лидеры оппозиции утрачивают контроль над происходящими в данной части спектра процессами. Но по этакому поводу вряд ли стоит радоваться и ликовать, декларируя окончательный крах коммунизма. Ниша, ранее занимаемая предсказуемой системной оппозицией, может оказаться пустующей, что только усилит неопределенность в нашем неспокойном обществе. Трудно сказать, какие политические силы ее заполнят. Но при этом крайние радикалы, долго игравшие роль маргиналов, явно попытаются использовать свой шанс.
Андрей РЯБОВ, МФ.
