Хочу начать свою статью с небольшого вступления, объясняющего авторское понимание темы. Действительно, “Экономика России в 1995 году” – тема необъятная. Под этим названием могут быть опубликованы и официальный доклад Президента или правительства, и статистический отчет, и солидного объема обзор какой-нибудь международной организации. Причем и по содержанию, и по сделанным выводам все эти одноименные труды могут очень резко отличаться. И, наверное, будет справедливым заметить, что для того, чтобы приблизиться к истине, нужно ознакомиться с как можно большим количеством мнений о таком сверхсложном явлении, как экономическая ситуация в той или иной стране в том или ином году.
ИТОГОВАЯ КАРУСЕЛЬ
Думаю, из сделанного вступления уже ясно, что как автор этой статьи я не буду претендовать на полноту охвата проблемы, а попытаюсь донести до читателей свой взгляд на проблему, собственную оценку экономической ситуации в России 1995 года.
Начнем с начала. А начало было не 1 января 1995 года, ибо этот день не является ни днем рождения России, ни днем появления ее экономики, ни днем, в котором нужно искать истоки экономических проблем, наиболее болезненных для страны. Поэтому начнем с короткого исторического экскурса, для того чтобы уяснить себе местоположение 1995 года на экономическом графике России.
Итак, 1995 год – это десятый год с начала перестройки, четвертый год после развала Советского Союза и образования СНГ, третий год после начала приватизации. К началу 1995 года истекло полгода после официального завершения чековой приватизации и перехода к этапу приватизации денежной.
Таким образом, давая “историческое” определение 1995 году, надо отметить, что это год, когда с начала реформ в России вообще и экономических реформ по переходу к рынку в частности, прошло уже достаточно много времени, когда многие важнейшие этапы реформ (например, массовая приватизация) уже пройдены, результаты достигнуты, ошибки сделаны.
Общеизвестно, что экономика во многом определяет политику. Но не менее бесспорным фактом является тот факт, что политика оказывает огромное влияние на экономику. Иногда это влияние бывает положительным, но опыт экономических реформ в России да и в других постсоветских странах показал, что слишком часто политические факторы приводили к негативным последствиям для экономики. Именно поэтому нельзя не учитывать “политический фон” при анализе и учете экономической ситуации.
Из огромного множества политических событий 1995 года я выделила бы два, которые, по-моему, в наибольшей степени влияли на экономику: война в Чечне и парламентские выборы.
Война в Чечне сопутствовала и политике, и экономике России весь год. И как бы ни хотелось многим не замечать эту войну, на какой бы малой территории она не велась, но сам факт ведения военных действий на территории нашего государства означает не только кровь и горе, но и то, что экономика России не была в чистом виде экономикой мирного государства.
Кстати, интересным моментом связи политики и экономики стал розыгрыш “чеченской карты” во время парламентских выборов, названных мною вторым важнейшим политическим событием года. Большинство участвующих в предвыборной кампании партий и объединений (напомню, что всего их было 43) провозглашало основной целью своей экономической программы обеспечение социальной защиты населения. На вопрос: “Откуда брать деньги?” – самым “убойным” ответом была ссылка на то, что деньги на ведение войны в Чечне находятся.
Вообще выборы в парламент при всей их кажущейся театральности и далекости от реальной жизни оказывают на экономику очень большое влияние, причем влияние двух видов: долгосрочное (не надо объяснять, что от того, кто окажется у власти, зависит экономическая политика в будущем, подробнее я скажу об этом в конце статьи) и краткосрочное, особенно значимое в тех случаях, когда в выборах принимает участие “партия власти”. Краткосрочное влияние связано прежде всего с тем, что для партии власти мощным агитационно-пропагандистским приемом становится принятие популярных (или популистских) экономических решений. В российском случае таким решением стал, например, указ Президента о помощи обманутым вкладчикам лопнувших или мошеннических финансовых компаний.
Но перейдем от политики к экономике. Предварительные основные экономические показатели России представлены в таблице.
Основные социально-экономические показатели
——————————————————————–
Январь Январь Октябрь Справочно
октябрь октябрь 1995 г.в % к ———————-
1995 г. 1995 г. ———- I квар- I полу- январь-
в % к сентя- октя- тал годие сентябрь
январю- брю брю 1995г. 1995г. 1995г.
октябрю 1995 г. 1994 г. в% к в% к в % к
1994 г. I квар- I полу- январю-
талу годию сентябрю
1994 г. 1994 г. 1994 г.
——————————————————————–
Валовой внутренний продукт, трлн руб.
1289 96 100 97 94 96 96
Объем промышленной продукции, трлн.рублей
775 97 104 98 95,5 97 97
Экспорт товаров в страны дальнего зарубежья, млрд долл. США
53,4 130 98 119 143 136 131
Импорт товаров из стран дальнего зарубежья, млрд долл.США*?
33,3 114 110 114 109 113 114
Индекс потребительских цен
214** 104,7 286 142** 178** 205**
Общая численность безработ ных, млн чел.***?
5,7 112 101 107 120 115 112
в том числе официально за регистрированы безработными
2,0 162 102 145 184 173 164 Реальные располагаемые денежные доходы
88 102 87 96 93 88
* С учетом неорганизованного “челночного” импорта.
** Конец периода к декабрю предыдущего года.
*** В соответствии с методологией Международной организации труда (МОТ).
Какой вывод можно сделать из этих показателей? Ответ на этот вопрос зависит от многих факторов. Прежде всего от того, можно ли верить вообще официальной статистике или правильнее считать ее (как делают многие независимые исследователи) самой страшной формой вранья?
Полагаю, что не надо впадать в крайности: с одной стороны, я бы поостереглась делать окончательные выводы исключительно на базе официальной статистики. С другой стороны, насколько мне известно, никакой неофициальной статистики в достаточном для детального анализа объеме просто не существует, поэтому отказываться полностью от анализа официальных статистических данных – значит вообще отказаться от анализа многих важных зависимостей и тенденций.
Итак, рассматривая официальные данные по 1995 году, можно сделать вывод о том, что поставленные правительством цели финансовой стабилизации были в целом успешно реализованы, о чем свидетельствует резкое ослабление инфляционных процессов. Правда, я полагаю, что на самом деле размеры инфляции несколько больше официальных, однако в целом тенденцию замедления инфляционных процессов отрицать трудно.
5 июля 1995 года Центробанк России ввел “валютный коридор” в пределах 4300-4900 за доллар, который затем был продлен до середины 1996 года с некоторым изменением рамок. В силу продолжавшейся внутренней инфляции это означало реальную ревальвацию рубля. Благодаря этому относительный уровень цен в России по сравнению с ценами в США существенно повысился – с 50 процентов в июне до 57 процентов в июле-октябре. В результате ревальвации рубля средняя месячная заработная плата рабочих и служащих в долларовом исчислении резко повысилась и в сентябре составляла 126 долларов (в мае – 85 долларов).
Несколько замедлились темпы падения объемов производства, в основном за счет сырьевых отраслей. Пожалуй, именно эти два фактора позволили представителям Президента и правительства неоднократно заявлять в течение 1995 года о том, что началась и успешно проводится экономическая стабилизация, которая в будущем (уже в 1996 году) превратится в экономический рост.
На самом деле “стабилизация” и “рост” больше похожи на привидения, которые прочно обосновались в правительственных кабинетах. Для меня, как и для многих независимых исследователей, наиболее типичными явлениями для 1995 года стали:
- продолжение спада производства, дальнейшее углубление структурного кризиса;
- нарастание социальной напряженности;
- низкая инвестиционная активность на фоне увеличения потребностей в инвестициях;
- кризис денежного этапа приватизации;
- дальнейшее проявление негативных социально-культурных последствий экономических реформ.
Как я уже отмечала, в России действительно реализуется финансовая стабилизация, снижается инфляция и сокращается бюджетный дефицит. Но достигнутые результаты не могут быть оценены однозначно оптимистически прежде всего потому, что способ финансовой стабилизации выбран на основе догматического следования монетаристской политике и заключается в жестком – чтобы не сказать жестоком – ограничении денежной массы.
Никто, наверное, не будет спорить с тем, что инфляция – это зло, с которым нужно бороться. Также вряд ли кто-либо будет утверждать, что можно считать экономически здоровой страну с большим бюджетным дефицитом. Но, наверное, как и врачам, экономистам нельзя забывать о девизе “Не навреди!” В нашем, российском случае благая цель – финансовая стабилизация – явно оплачена слишком большой ценой. Сокращение денежной массы привело не только к желаемым результатам, но и к падению объемов производства, ухудшению социальных показателей.
Но, говоря о производственном кризисе, я бы не решилась единственной причиной считать монетаристскую политику. Не менее важным является тот факт, что у правительства и в 1995 году не было ясно выраженной структурной и промышленной политики, а в части политики инвестиционной наличествовали лишь нереализуемые благие желания.
Развивающийся структурный кризис в России в 1995 году имел, на мой взгляд, “отраслевой” и “размерный” характер. Прежде всего, годы реформы не только не улучшили сверхтяжелую, неориентированную на потребителя структуру нашей экономики с абсолютным доминированием в ней сверхкрупных предприятий, но во многом усугубили имеющиеся диспропорции. Как по воле рока, все экономические средства, которые могли бы стать лекарственными, в этой ситуации вызывали лишь жестокую аллергию. Так, конверсия вместо преображения стала разрушением, приватизация привела к грани банкротства те предприятия, которые могли бы стать флагманами, “открытие” внутреннего рынка угробило и так не процветающие предприятия пищевой и легкой промышленности, а экономическая свобода привела не к бурному развитию малого бизнеса, а к еще большей монополизации производства.
К началу 1995 года проблема спада производства и его причины были более чем ясными. Но следует с огорчением признать, что и в 1995 году правительством не были предприняты решительные действия по изменению ситуации. Самое главное – до сих пор не определены так называемые национальные приоритеты, то есть те отрасли, подотрасли, предприятия, которые должны стать базовыми для обеспечения экономического роста. Вместо этого правительством была выдвинута теория “точек роста”, которая в переводе на нормальный язык означает, что поддерживать стоит только те объекты, которые сами способны выжить в условиях рынка. Это вольно-экономическое толкование дарвинизма в условиях нормальной рыночной экономики, возможно, имеет право на существование. Но в условиях отнюдь нецивилизованного российского псевдорынка означает не что иное, как научно обоснованный метод выращивания сорняков. И приведет никак не столько к процветанию России, сколько к ее дальнейшей колонизации.
Не сделан был в 1995 году и решительный поворот в сторону развития малого бизнеса. Многократно обсуждаемый и отклоняемый Думой закон по этому вопросу так и не стал в окончательной редакции документом, способным создать условия для “размерной” структурной перестройки промышленности России.
ТЯЖКОЕ БРЕМЯ НАЛОГОВ
Значительным фактором спада производства в России является налоговая система. Логика “большие налоги – путь к бездефицитному бюджету и финансовой стабилизации” однозначно ущербна. Налоговая система, подобная нынешней российской, при которой хозяйствующие субъекты должны отдавать львиную долю своих доходов в виде многочисленных налогов государству, делает невыгодным легальный бизнес вообще и материальное производство в особенности. Следовательно, объемы производства имеют тенденцию к сокращению (что и подтверждается статистикой), налогооблагаемая база сокращается, а государство, стремясь получить как можно больше налогов, не получает их вообще.
Но и действующие предприятия далеко не всегда безропотно выполняют роль “дойных коров” государства. Очень часто они просто налогов не платят. Думаю, что утверждение о том, что неуплата налогов в России – явление весьма и весьма распространенное, не явится ни для кого слишком большой новостью. Налицо уже два фактора сокращения доходов от слишком больших и тяжелых налогов – реальное сокращение производства и бизнеса и уход предпринимательства “в тень”. Но и это еще не все. Третий фактор – следствие весьма неоднозначного налогового законодательства, “обогащенного” большими возможностями получения различных льгот. Год 1995-й стал весьма показательным, так как позволил наблюдателям следить за тем, как отмена одних льгот сменялась предоставлением других.
В целом же изменения налоговой ситуации в 1995 году не произошло. Более того, так до сих пор и не принятый парламентом проект нового налогового кодекса не содержит каких-либо принципиально новых положений, способных нейтрализовать отрицательное воздействие налоговой системы на производство.
Нет надежды и на то, что налоговую проблему успешно решит новый парламент. Ситуация с налогами представляется каким-то множеством замкнутых кругов. Причем предложения по налоговой реформе, прозвучавшие в программах победивших на выборах партий и избирательных объединений (например, объединения “Наш дом – Россия”), вполне разумные на первый взгляд, при более детальном изучении оказываются все новыми и новыми “замкнутыми кругами”.
Круг первый: государство наше имеет большой дефицит бюджета – налоги составляют значительную часть доходов государства – доходы нельзя сокращать, чтобы не увеличивать дефицит – налоги нельзя сокращать – налоги слишком “тяжелы” – налоговый гнет приводит к спаду производства – сокращается налогооблагаемая база – сокращается доходная часть бюджета – увеличивается бюджетный дефицит.
Круг второй: слишком большие налоги стимулируют рост их неплатежей или получение необоснованных льгот – государство не способно обеспечить полный сбор налогов – сокращаются налоговые поступления – сокращается доходная часть бюджета – увеличивается бюджетный дефицит.
“Наш дом – Россия” предлагает “триединую формулу” налоговой реформы: снижение ставок налогов, резкое упрощение налоговой системы, укрепление налоговых служб. Но следующие в качестве расшифровки конкретные меры во многом противоречат этой формуле. Например, можно ли считать, что “введение дифференцированных ставок налогов по секторам экономики”, а также введение новых налоговых льгот и налоговых каникул позволят “резко” упростить налоговую систему? Непонятно, ставки каких именно налогов собираются снижать, если одновременно планируется перенос налогового бремени с субъектов хозяйственной деятельности на личные доходы и имущество. Как все эти планы согласуются с планами финансовой стабилизации, с решением социальных задач? Есть ли уверенность в том, что укрепление налоговых служб и снижение налоговых ставок незамедлительно приведет к сокращению уровня неплатежей налогов?
НЕПОПУЛЯРНАЯ ПРИВАТИЗАЦИЯ
Не стал 1995 год годом победным и в приватизационно-инвестиционном плане. Правда, причины кризиса денежного этапа приватизации следует искать раньше, в 1991-1992 годах.
В самом начале экономических и политических реформ в России официально был выбран безвозмездный подход к приватизации. Причиной такого выбора стало доминирование политических целей над экономическими. Для того чтобы достичь экономических целей приватизации (переход к многоукладной экономике, ликвидация монополии государственной собственности, повышение эффективности функционирования как отдельных предприятий, так и хозяйства страны), нужно для каждого приватизируемого объекта найти нового собственника, более эффективного, чем прежний собственник – государство.
В наших, российских условиях предприятиям нужен собственник, имеющий средства (для проведения технического перевооружения, реконструкции производства, его модернизации, перевода на передовые технологии и выпуск конкурентоспособной продукции) и способный более эффективно управлять производством.
Но у тех, кто принимал решение о приватизации, цели доминировали иные – социальные, политические, но не экономические. К таким целям можно прежде всего отнести привлечение симпатий населения к экономическим реформам и к правительству, восстановление социальной справедливости и т.д.
Итак, предпочтение было отдано ваучерному варианту приватизации. Раздача ваучеров населению означала, что появившимся новым платежным средствам нужно было быстро противопоставить предложение собственности или ее титулов. Следовательно, приватизацию нужно было провести в широких масштабах и быстро. Отсюда – неоправданно высокие, невиданные нигде в мире темпы приватизации и огромное количество подлежащих одномоментной приватизации крупных промышленных предприятий.
Темпы и масштабы преобразований делали невозможным индивидуальный подход к каждому приватизируемому предприятию. Поэтому для крупных промышленных предприятий была, по существу, предусмотрена лишь одна организационно-правовая форма их постприватизационного существования – акционерные общества открытого типа.
Наличие огромного количества ваучеродержателей, а также достаточно сильное влияние трудовых коллективов приватизируемых предприятий на процесс принятия решений о приватизации приводит к тому, что после приватизации собственность подверглась ужасающему распылению. При этом в ходе приватизации предпринималось все для того, чтобы сделать невозможным сам факт появления “твердых ядер” собственности в лице либо частных владельцев, либо финансовых структур, либо отечественных или зарубежных инвесторов.
Ваучерная приватизация завершилась, окончилась в июле 1994 года. Если главной целью было приватизировать как можно быстрее и как можно больше – то тогда ваучерную кампанию трудно назвать неуспешной. Достаточно посмотреть на цифры: к 1 января 1995 года в Российской Федерации приватизировано 112625 предприятий, что составляет 47% от общего количества государственных и частных предприятий, с суммарной стоимостью приватизированного имущества 2357611 млн рублей.
Однако, даже если смотреть только на количественные, а не на качественные показатели приватизации, дело обстоит не столь уж чисто. Попытки выдать количественные успехи приватизации за факт победы и укрепления частной собственности в России совершенно несостоятельны. Во-первых, объемы приватизации наиболее велики – и это совершенно понятно – в сфере торговли, общественного питания и бытового обслуживания, где доля приватизируемых предприятий составила более 75,2%. Заметим, что основными покупателями (более 65%) объектов “малой приватизации” стали члены трудовых коллективов приватизируемых предприятий. Во-вторых, в промышленности значительна доля приватизированных предприятий, контрольный пакет акций которых до сих пор находится в государственной собственности, а также акционерных обществ, акции которых до сих пор не выпущены в продажу.
О качественных результатах ваучерной приватизации красноречиво говорит нынешнее положение нашей экономики. Но не менее красноречиво, как это ни странно, говорят о них и “успехи” денежной приватизации. Успехи эти просто плачевны. Вот только некоторые цифры: в качестве доходов от приватизации за первый квартал 1995 года было получено лишь 38 млрд рублей, а к августу – 162 млрд рублей, или 2% от запланированной на год суммы доходов от приватизации. Из 84 млн акций, которые были предназначены к свободной продаже на приватизированных предприятиях, то есть 30% от общего числа акций, 3,7 млн акций проданы на аукционах, 5,4 млн – на инвестиционных конкурсах, 40 млн акций остались нереализованными.
О провале денежной приватизации говорится сегодня значительно меньше, чем о мнимых успехах приватизации ваучерной. Почему денежная приватизация провалилась, и не является ли этот провал показателем того, что вообще продажа государственной собственности в России не могла состояться и, следовательно, правильно был сделан более трех лет назад выбор в пользу “ваучеризации”?
На самом деле денежная приватизация должна была проводиться на первом этапе реформ, то есть одновременно с либерализацией цен, перестройкой системы управления народным хозяйством, а не тогда, когда инфляция обесценила сбережения населения, а бессистемное проведение реформ и развал Союза полностью разрушили хозяйственные связи и поставили предприятия на грань банкротства. Кроме того, с одной стороны, “ваучеризация” дискредитировала идею приватизации в глазах потенциальных покупателей, а с другой стороны, вывела из сферы денежной приватизации многие заманчивые объекты, которые полузаконными путями оказались в руках сомнительных дельцов.
Означает ли все это, что правы те, кто призывает к пересмотру результатов приватизации? Однозначно – нет. Ибо в сложившихся условиях, а именно – в условиях неблагоприятного инвестиционного климата и скептического отношения большинства населения к экономическим реформам, подобные решения могут окончательно дискредитировать саму идею о цивилизованном рынке в России. Не следует “раскачивать” и так изрядно просевшую приватизационную лодку резкими движениями. Не уверена в том, что эти предложения будут восприняты новым парламентом России, большинство в котором составляют представители коммунистов и Жириновского, выдвинувшие еще в старом парламенте, то есть в октябре 1995 года, целых два проекта закона о национализации. Если оставить в стороне прежние ошибки приватизации, то в 1995 году правительством не были сделаны два основных шага по преодолению приватизационного кризиса. Во-первых, не был сделан переход к индивидуальному порядку приватизации всех значимых объектов (хотя отдельные признаки такого перехода имеются, особенно при реализации процедуры залога принадлежащих государству пакетов акций приватизированных предприятий). Во-вторых, процесс приватизации так и не стал “прозрачным”, то есть абсолютно чистым юридически и доступным для контроля.
Именно “непрозрачность” приватизации вообще и отдельных ее актов в частности стала причиной постоянных скандалов вокруг приватизации. Очень показательной в этом плане стала история с нефтяной компанией “ЮКОС”, когда группа банков обвинила правительство в нарушении правил аукциона. Ни один из представителей правительства и Президента не дал никаких юридически обоснованных объяснений неправомерности претензий группы банков. Вместо этого было принято “отцовское”, по мнению г-на Лившица, решение – всех выпороть (произвести финансовую проверку всех замешанных в скандале банков). По-моему, выпороли власть предержащие в очередной раз только себя.
Основным итогом 1995 года, как третьего года приватизации в России, на мой взгляд, стало еще одно доказательство того, что нельзя унижать экономику ради политики. Основной причиной выбора безвозмездного подхода к приватизации, по признанию самих авторов, стало желание усилить социальную базу реформ. Основным положительным результатом приватизации они же считают (вернее, считали) ликвидацию экономических основ для политического реванша. Но конец 1995 года доказал обратное. Победа коммунистов и жириновцев. Самый непопулярный лозунг среди широких слоев россиян – лозунг о приватизации. Призывы к национализации не только из уст политиков, но и из уст работников приватизированных предприятий – так называемых “собственников”. Самым опасным, как я уже сказала, будет такое развитие событий: уже в 1996 году сделанные в прошлом ошибки приведут не только к политическому, но и к экономическому реваншу, к новому, возможно, далеко не мирному переделу собственности. Нужно постараться спокойно, разумными и сугубо экономическими методами поправить положение. Прежде всего – найти инвесторов для приватизированных предприятий.
ИНВЕСТИЦИОННЫЕ МИРАЖИ
К началу 1995 года и правительству, и предпринимателям, и ученым, и производственникам было понятно, что без инвестиций вообще и без иностранных инвестиций в частности невозможно вывести экономику России из кризиса. Отечественных инвестиций, во-первых, недостаточно, во-вторых, иностранные инвестиции – это не только финансовые ресурсы, но и приток передовых технологий, опыта рыночной экономики, управления и пр.
В доказательство необходимости привлечения инвестиций приведу лишь некоторые цифры. По оценкам Мирового банка, России до конца текущего столетия необходимо для развития нефтяной промышленности 50 млрд долларов, для восстановления и модернизации обрабатывающих отраслей – 50-60 млрд долларов, для конверсии оборонных производств – еще 25-30 млрд долларов. Размер государственных, централизованных, инвестиций на 1995 год равен 9,8 трлн рублей.
Итак, потребность в инвестициях, в том числе иностранных, в России огромна. Одна из составляющих рынка инвестиций – спрос – налицо. Точно оценить объемы иностранных инвестиций невозможно вследствие отсутствия должной статистики.
На начало 1995 года, по официальным данным, общий накопленный объем иностранных инвестиций в российскую экономику составил 4 млрд долларов, в том числе в 1993 году – 1,4 млрд, в 1994 году – 1,05 млрд и за девять месяцев 1995 года – 1,57 млрд долларов. При этом объем прямых иностранных инвестиций составил в 1993 году 1 млрд долларов, в 1994 году – 549 млн и за девять месяцев 1995 года – 1,04 млрд долларов.
Основная форма, в которой реализуются прямые иностранные инвестиции в российской экономике, – предприятия с иностранными инвестициями. Так, на 1 января 1995 года в России было зарегистрировано 13300 предприятий с иностранным капиталом, в том числе количество действующих составило 9887, или 74,3% от общего числа зарегистрированных предприятий. Уставный фонд предприятий с иностранным капиталом в России достиг 2,3 трлн рублей.При этом доля иностранных инвесторов в совокупном уставном фонде составила 58,7%, а российских – 41,3%. На начало 1995 года число работников на предприятиях с иностранным капиталом равнялось 331 тыс. человек, а объем производства продукции (работ, услуг) достиг более 12,9 трлн рублей.
Анализ отраслевой структуры иностранных инвестиций в российской экономике показывает, что основная доля предприятий с иностранными инвестициями сосредоточена в следующих отраслях материального производства: торговля и общественное питание – 5049, промышленность – 3698, строительство – 811, транспорт и связь – 389, материально-техническое снабжение и сбыт – 242 предприятия, сельское хозяйство – 120, лесное хозяйство – 58, рыбное хозяйство – 56 и прочие сферы материального производства – 536 предприятий.
Из отраслей нематериального производства следует выделить науку и научное обслуживание, где функционирует 657 предприятий с иностранными инвестициями, здравоохранение и социальное обеспечение – 237 предприятий, кредит, финансы, страхование – 196, культуру и искусство – 141, образование – 115 предприятий.
Определенный интерес представляет структура таких предприятий в промышленности: из 3698 промышленных предприятий с иностранными инвестициями 1072 функционировало в машиностроении и металлообработке, 844 – в лесной, деревообрабатывающей и целлюлозно-бумажной промышленности, 455 – в пищевой промышленности, 393 – в легкой, 149 – в химической и нефтехимической промышленности, 133 – в медицинской, 130 – в топливной, 95 – в промышленности строительных материалов и так далее.
Как следует из приведенных данных, уже реализованные инвестиции вряд ли способны в лучшую сторону изменить структуру нашей экономики, а во многих случаях усугубляют имеющиеся диспропорции.
О точности всех этих оценок можно дискутировать, но ясно одно – несовпадение спроса и предложения на рынке инвестиций в России, несовпадение желаемого и действительного.
Почему же иностранные инвесторы не спешили в Россию в 1995 году? В Россию, руководство которой неоднократно заявляло о том, что считает своей основной задачей создание необходимых условий для деятельности иностранных инвесторов? В Россию, где действительно приняты основные законодательно-нормативные акты, регулирующие процесс привлечения иностранных инвестиций? В Россию, где, в отличие от множества других стран, иностранным инвесторам предоставлен режим более благоприятный, чем у отечественных инвесторов? Кстати, в 1995 году законодательно-нормативная база в инвестиционной сфере совершенствовалась достаточно активно, были приняты десятки постановлений правительства, указов Президента, государственная программа.
И все-таки – желаемого притока инвестиций нет. И причин тому, на мой взгляд, несколько. Во-первых, экономическое положение большинства стран, из которых могут прийти инвестиции в Россию, неблагоприятно. Во-вторых, желая получить иностранные инвестиции, Россия вступает в конкурентную борьбу с развивающимися странами, странами Восточной Европы, Китаем и пр. Борьбу, в которой не всегда имеет шансы на победу. В-третьих, мне кажется, что одной из важнейших причин, отталкивающих потенциальных инвесторов от российской экономики, является политическая нестабильность. Как много ни говорилось в 1995 году представителями власти о том, что изменения в России приняли необратимый характер, конец года и парламентские выборы доказали обратное.
Четвертым фактором неблагоприятного инвестиционного климата в России является экономическая нестабильность на макроуровне. Это и нестабильность правовой базы, и тяжелейший налоговый гнет (даже с учетом льгот), и структурные диспропорции российской экономики, и неразвитость рыночных инфраструктур.
Пятый фактор – это неблагоприятные условия для иностранных инвестиций на микроуровне, то есть на уровне, где реализуется тот или иной инвестиционный проект. Здесь мы и – что еще печальнее – потенциальные инвесторы обязательно столкнемся с новым несовпадением – несовпадением интересов всех вышеозначенных групп участников инвестиционного процесса (к ним можно добавить также жителей города или населенного пункта, где осуществляется проект, местные и федеральные власти и т.д.). При этом следует вспомнить и о том, что есть еще и интересы более высокого уровня – интересы России, например. И может случиться так, что от этих интересов весьма далекими окажутся и интересы руководителей, желающих сохранить свои места и приумножить зарплату, и интересы инвесторов, желающих в лучшем случае получить большую прибыль и найти новые рынки сбыта, а в худшем – перенести на российскую землю экологически вредные производства или ликвидировать потенциальных конкурентов.
БОЛЬНОЙ СКОРЕЕ МЕРТВ, ЧЕМ ЖИВ
Одним из важнейших по значимости признаков уходящего года в экономики России стало нарастание социальной напряженности. Если еще раз обратиться к выборам в Государственную Думу, то трудно будет найти участников этой кампании, которые не говорили бы о слишком высокой социальной цене реформ.
Не буду приводить статистические данные по доходам населения, по прожиточному минимуму и т.д. К недоверию к официальной статистике вообще в данном случае присоединяются вполне разумные утверждения о том, что широкий “размах” в России теневой экономики приводит к появлению множества случаев получения теневых доходов. Причем речь идет не о только о воротилах теневого бизнеса, но и о людях, которые числятся безработными или получают мизерные заработные платы, имея при этом тот или иной дополнительный заработок.
Гораздо красноречивее о неблагополучии социальной ситуации в России говорит иная, достаточно хорошо известная статистика о повышенной смертности и низкой рождаемости, о росте количества так называемых “социальных” заболеваний.
Конечно, все эти социальные проблемы появились в России не в 1995 году, а значительно раньше. Если говорить только о годовом временном отрезке, то, по моему мнению, наиболее яркими его признаками стали:
- обнажение кризиса государственной системы социальной защиты населения, выявившееся на таких примерах, как массовые случаи задержек пенсий;
- дальнейшая дифференциация доходов и уровня жизни между бедными и богатыми, между нарождающимся частным и бюджетным секторами экономики, а также между различными регионами России. “Волшебный фонарь” выборов и на этот раз достаточно наглядно высветил данную социально-экономическую проблему, выдав огромную разницу результатов выборов в Москве и в “глубинке”.
Не менее важным фактором 1995 года стало и нарастание негативных социально-культурных последствий экономических реформ. Возможно, разговор о культуре в статье об экономике покажется кому-то неуместным. Но давайте рассматривать Россию как сложнейший живой организм. Подобно человеческому организму, он состоит из различных взаимосвязанных систем. Только плохой врач может лечить один орган или одну болезнь, не задумываясь о том, как лекарство влияет на организм в целом.
Проводить любые крупные реформы, не отслеживая их влияние на все сферы жизни, – значит уподобиться плохому лекарю. В 1995 году в России трудно было найти человека, которого удовлетворял бы ход экономических реформ. Но в дебатах о тяжестях сегодняшнего дня мало кто задумывается о том, что наибольшая опасность подстерегает нас не в виде инфляции или спада производства. Самое страшное – если лет этак через 50 возрожденную, относительно богатую и процветающую Россию будут населять некие существа без национальности, без твердых морально-нравственных устоев, не читающие художественную литературу, не слушающие настоящую музыку и т.д. и т.п.
Приватизация личности в России осуществилась, на первый взгляд, даже быстрее, чем приватизация экономики. Мы получили очень много свобод. И это действительно неоспоримый положительный результат реформы. Но сумели ли мы правильно и эффективно воспользоваться новыми возможностями?
И в предшествующие годы, и в 1995 году очень много говорилось о бедственной судьбе российской интеллигенции. Пожалуй, именно интеллигенция заплатила самую большую социальную цену за российские реформы. Новые возможности не могут быть реализованы этой группой людей по причинам материального плана.
К сожалению, приходится признать, что и благополучные, обеспеченные люди далеко не все и не всегда используют новые возможности в целях повышения своей культуры, саморазвития, развития своих детей. Причем я не говорю о так называемых “новых русских”, всплывших в пене разрухи и обладающих минимумом интеллекта. Я говорю о новых “бичах” (“бывших интеллигентных человеках”), которые сумели не только выжить, но и преуспеть в условиях рынка.
У О’Генри есть герой – биржевой маклер, который настолько поглощен игрой на бирже, что в спешке делает предложение руки и сердца девушке, забыв, что накануне уже обвенчался с ней. Многие из нас могут узнать в этом биржевом маклере себя или своих близких. В результате выбор между возможностью получить дополнительный доход, “сделать” деньги и возможностью прочитать новую книгу, сходить в музей, просто подумать или поиграть с ребенком чаще всего делается в пользу первой альтернативы.
Теперь рассмотрим влияние реформ на культуру с точки зрения создателей культурных ценностей. Рынок – он на то и рынок, что здесь каждый может найти товар по себе. Спрос определяет предложение, и, наверное, не нужно объяснять, что на вкус и цвет товарищей нет – далеко не всем нужны Розанов, Пушкин или Солженицын. Некоторым значительно интересней Чейз или “любовный роман” (поясню для незнающих, что это далеко не “Ромео и Джульетта” или “Евгений Онегин”). Что ж, пока существуют читатели-покупатели таких книг, они будут издаваться.
Но культурные ценности – если и товар (поскольку они могут покупаться и продаваться), то товар – особенный. И особенность этого типа “товара” состоит в том, что далеко не всегда потребитель (покупатель) может и должен оценивать качество товара. Если произведение культуры тоже товар, то наиболее преуспевающим деятелем культуры будет тот, кто создаст наибольшее количество произведений, которые будут по вкусу большинству потенциальных “потребителей”, тот, кто создает “выгодные” произведения. Причем “выгодность” в большинстве случаев обратно пропорциональна художественной ценности.
Таким образом, мы приходим к неприятному выводу: освободив культуру от государственного контроля, рынок подверг ее гораздо более жесткой зависимости от цензора по имени Прибыльность. И эта зависимость, как показывает практика, может оказаться гибельной для нашей культуры. Есть ли выход из сложившейся ситуации? Вариант первый – надеяться на эволюционное изменение положения, связанное с воспитанием культурных потребностей населения. Надежд на реализацию такого варианта у меня очень мало. Нынешнее положение образования и воспитания внушают никак не оптимизм, а, напротив, ужас. Это – что касается подрастающего поколения.
А у взрослых слоев населения возможностей самосовершенствования также немного в силу обнищания одних и ухода в “рыночную” гонку других. Кроме того, коммерциализация культуры создает в некотором смысле замкнутый круг, в котором тенденция снижения уровня произведений культуры постоянно самовоспроизводится.
Вариант второй – надежда на спонсорство и меценатство как источник поддержания “высокой” культуры. Этот вариант реализуется в некоторых развитых странах, где на средства благотворителей существуют огромные музеи, прекрасные театры, издаются целые библиотеки.
Для того чтобы этот вариант успешно реализовался на российской земле, необходимы по крайней мере три условия: наличие потенциальных меценатов, обладающих большими деньгами; поддержка благих желаний меценатов со стороны государства (например, предоставление им действенных налоговых льгот); культурный уровень меценатов, достаточный для того, чтобы в качестве объекта для благотворительности предпочесть издание классики финансированию съемок “Дикой Розы-2″. На сегодняшний день ни одного из этих условий в России нет.
Вариант третий – финансирование культуры федеральным и местными бюджетами. Но о том, что бюджеты эти дефицитны, знают сегодня все. А потому и денег на культуру в достаточном количестве ждать не приходится. На мой взгляд, государству следовало хотя бы не размазывать имеющийся в его распоряжении “тонкий слой масла” на огромный “кусок хлеба”, а выделить наиболее ценные обьекты или проекты в области культуры для достаточно полного и эффективного их финансирования. В противном случае, и 1996 год окажется богат на такие события, как временное закрытие Третьяковской галереи из-за недостаточного для ее нормального функционирования финансирования.
Оптимизма, наверное, во всех моих рассуждениях о культуре немного. Но 1995 год был знаменателен и положительными моментами в этой области. Это и общероссийские программы (“Новые имена”), и проекты, осуществляемые некоторыми негосударственными организациями (например, поддержка Фондом “Реформа” художественной галереи “Аквариус”, вручение Фондом и общественно-политическим движением “Мое Отечество” 7,5 тысячи книг школам и библиотекам Чечни). Остается надеяться, что эти первые, пока еще немногочисленные и слабые ростки нового отношения к культуре не заглохнут и будут не подавляться, а поддерживаться.
Год 1995-й завершен. Что готовит нам минувший год? В какой-то степени ответ на этот вопрос дают результаты выборов, на которых победа демократов так и не состоялась. Но я не хочу делать слишком пессимистических прогнозов или призывать всех готовиться, например, к национализации. На самом деле жизнь вообще и экономика в частности гораздо сложнее, чем любая схема и любой прогноз. Чтобы избежать ошибок, я не буду делать прогнозов вообще. Ну, а тем политикам и экономистам, чьи решения завтра будут определять экономическую судьбу России, можно пожелать лишь помнить о прошлых ошибках, многие из которых названы в этой статье, и не повторять их.
Татьяна ПОПОВА,
кандидат экономических наук
