Пьер Лакотт в России известен, признан, любим неизменно. Автор удивительных балетных реконструкций снова привез в Москву свою “Сильфиду”. На сей раз в ином исполнении. Государственный французский Балет Нанси и Лоррен посетил Россию впервые. Компании, руководимой господином Лакоттом, едва исполнилось двадцать лет – возраст почти детский для театра. Большинство исполнителей очень молоды. Быть может, подчас их неопытность заметна. Быть может, иногда им недостает строгого академизма. Но обаяние юности, искренности, сердечного тепла завоевывает зрительские сердца и заставляет взволнованно созерцать старинную историю.
Ажурно-узорчата хореография, некогда предназначенная Филиппом Тальони для его дочери – божественной Марии, а затем в наши времена воплощенная непревзойденной Гилен Тесмар – этуалью парижской “Опера”. Непостижимо сложна техника мелких движений и “гравюрная” стилистика. Непостижимо сложны антитезы действительности и грезы, танца жанристского и танца чисто классического. Собственно говоря, все будущие свершения балетного романтизма предсказаны “Сильфидой”. И в том числе партитурой Ж.Шнейцгоффера, мастерски продирижированной Георгием Жемчужиным. Перечисленными выше сложностями весь актерский состав овладевает органично, мягко, изящно.
Органика пребывания в образе, мягкость даже самых виртуозных па, изящество сценической манеры – таковы общие свойства звезд парижской “Опера” Элизабет Платель и Мануэля Легри. Она – элегантно точная, не чуждая балеринского шика, аристократически женственная. Сказочно бесплотная в замечательном Трио – рядом с красавицей Эффи (Анн Салмон) и мечтателем Джеймсом. Он – в интерпретации Мануэля Легри хоть и мечтателен, но мужественно-стремителен, дерзок и смел в своих наступательных, динамичных соло.
Еще одна пара протагонистов показывает свою личную трактовку. Молодая, очень даровитая, темпераментная Марин Кастель увидела в своей трогательно беззащитной Сильфиде капризницу, озорницу и немножко “лицедейку”, без памяти и без рассудка влюбленную. Джеймс в истолковании Андрея Федотова выглядит лириком, погруженным в сновидения. Однако реальность разрушает иллюзии. Крылышки Сильфиды опадают. Герой побежден Роком в лице зловещей ведьмы Мэдж, блистательно сыгранной Мирославом Гордоном. Но, заранее зная ход событий, все равно волнуешься участью персонажей и восхищаешься гармонической красотой спектакля. Недаром сам Лакотт говорит: “У нас только один путь – от сердца к сердцу”. Данная установка реализуется балетом Нанси не только в “Сильфиде”.
Оттенок зачарованности ощутим даже в остро-современных произведениях. Среди них – впервые увиденные постановки Лакотта открывают новые качества в знаменитом “воскресителе” романтических перлов. По достоинству оцениваешь на редкость эффектную и самобытную находку хореографа в дуэте “Жертва” (музыка Семиньяни и А. фон Веберна). Декорация, превращенная в гигантский плащ-мантию героини (Изабель Бурже), пурпурно-алым покровом обволакивает и “пожирает” ее партнера (Мирослав Гордон). А танцовщица каменеет в заключительной позе в ожидании новой “добычи”.
О любви Лакотта к России, к Санкт-Петербургу, к творчеству Достоевского вспоминаешь, увидев Трио “Белые ночи”. Драматически-напряженная, безысходно-горькая новелла сочинена на музыку Н.Римского-Корсакова и чрезвычайно экспрессивно прожита на подмостках Анн Салмон, Софи Фьеве и Эриком Гийаром.
По-новому воспринимается “Адажиетто” Оскара Арайса на музыку Г.Малера. Марин Кастель, Мирослав Гордон, Димо Милев будто околдованы кантиленным течением плавных мелодий и аналогичным певучим “говором” замысловатых поддержек, заторможенных движений, медлительных позировок.
И в одноактном спектакле “Штетл”, созданном молодым английским хореографом Р.Уэрлоком на музыку Джонтеф, неожиданно торжествует стихия мечты и надежды. Казалось бы, столь резки, зачастую синкопированы сложнейшие построения модерн-танца. Столь обострена пластика – импровизаторски-свободная. Столь ярки и печальны лаконичные характеристики-портреты, окрашенные “местечковым” еврейским колоритом, наполненные общечеловеческими мыслями и эмоциями. Но все участники “Штетл” привержены определенной романтической тональности, все стремятся найти свою дорогу к свету и веруют в благополучный исход и “небо в алмазах”.
Полуторавековая даль романтизма и терпкая горечь современного мировосприятия словно две навеки разъединенные эстетические “галактики”. Но связь эпох и сила традиции живет и утверждается в Балете Нанси. Недаром для гастролей выбраны два баланчинских шедевра. В “Блудном сыне” гений Баланчина возведен на пьедестал гениальной музыки Сергея Прокофьева и гениальных декораций Жоржа Руо. Порывистый, деятельный герой Димо Милева (и несколько флегматичный, рассредоточенный у Андрея Фетодова), обольстительно-вкрадчивая и алчная Сирена – Анн Салмон и Анна Гонсага наново рассказали библейскую притчу. И перед нами возник олицетворенный ужас… эмиграции, тоски по Родине, плача покаянного, умиротворенного блаженства возвращения в отчий дом. Нежданный аспект давно использованной темы.
Неожиданные ракурсы, извивы нехитрого сюжета, рискованной игры любви и ревности “с летальным завершением” возникли и в “Сомнамбуле” на музыку В.Пеллини. Живейший интерес к баланчинским давним находкам чувствуется решительно у всех исполнителей – будь то артисты кордебалета, солисты, занятые в роскошном дивертисменте, или исполнители главных партий. Невольные антагонистки – полная плотской прелести Кокетка – Марин Кастель и мистически недосягаемая Сомнамбула – Анн Салмон, невольные соперники – надменный великосветский Барон – Жерар Клодель и увлекаемый собственными фантазиями Поэт – Андрей Федотов и Мирослав Гордон – необыкновенно естественно улавливают романтическое дыхание некогда новаторской постановки, новую притягательную мощь давней хореографии. Балет никогда не устает воссоздавать свои мифы. А зрители охотно поддаются чарам романтизма…
Елена ЛУЦКАЯ.
