В России сегодня открыто 390 монастырей и действует 46 приходов – наш корреспондент побывала в Дмитровском мужском монастыре.
От Москвы до Скопина пять часов на автобусе, потом до села Заречного еще полчаса езды, а дальше – пешком на холм, где расположился мужской монастырь. В принципе женщинам туда вход заказан, но для меня отец Амвросий сделал исключение: разрешил посетить монастырь и побеседовать с его обитателями.
Моему появлению, казалось, никто не удивился. Молодые иноки приветливо здоровались и продолжали заниматься своими делами: один торопился к прихожанам, другой хлопотал на кухне, третий убирал кирпичи возле храма. В монастыре шесть обитателей: иеромонах Амвросий, дьяконы Тихон, Игнатий, Иоасаф, священный инок Филарет, инок Вениамин. Самый старший – батюшка, ему 30 лет, самый младший дьякон – Тихон, он еще в армии не служил. Вот что рассказали о себе некоторые из братьев:
Иеромонах Амвросий: “Я родом из Казахстана, из города Чимкента, отслужил армию, закончил педагогический институт в Томске. В миру был математиком, но в Томске познакомился с отцом Богданом и понял, что встреча с ним судьбоносная. Посмотришь такому человеку в глаза и ясно: он – батюшка и больше никто другой. Тогда я решил посвятить себя служению Богу, поступил в семинарию, стал присматриваться к монашеству и понял, что это и есть моя жизнь. Обидно, что многие думают, будто в монахи идут разочарованные жизнью, неудачливые в семье и психически больные люди. Это не так. У меня, например, не было душевной травмы и в женщинах я не разочаровался, хотя и против женитьбы. Как можно разочароваться в женщине, если и она несет образ Божий? Я часто вижусь с родными. По характеру я веселый и общительный человек, в миру даже посмеивался над теми, кто давал обет безбрачия, а сейчас по-иному думаю. Господь со всем смиряется”.
Дьякон Игнатий: “В семье у нас верующих не было, мать работала секретарем в сельсовете, отец – агентом по снабжению. В Семипалатинске, где я служил, познакомился с верующими ребятами, вернулся домой и покрестился. Так случилось, что оказался в трудной ситуации, без друзей, без близких людей и только в церкви нашел истинное понимание. Мне кажется, что человек приходит к вере через скорбь. С ровесниками из мирской жизни стараюсь не общаться, мне с ними неинтересно, хватает молитвы и братьев”.
Дьякон Иоасаф: “В миру меня звали Александром. Помню, как крестная водила меня в церковь. Я мало что понимал, но детские впечатления до сих пор сильны. Поначалу о служении Богу и не помышлял, окончил музыкальное училище, пошел в армию, попал на военно-дирижерский факультет консерватории. Вернулся из армии и всерьез задумался о Боге, а ведь так мирская суета заедала… Жениться даже подумывал… Но верующий человек должен решить для себя один очень важный вопрос: либо остаться в миру, либо отказаться от него, а если ты к себе относишься строго, то выбрать монашество. Я свой выбор сделал и не жалею. Отшельником себя не чувствую, неподалеку в Кирсанове у меня живут брат с сестрой, поминаю их каждый день в молитве”.
Священный инок Филарет: “Многие студенты Рязанского художественного училища избрали тот же путь, что и я. Если бы не встреча с отцом Амвросием, не знаю, что со мной было бы. В монастырь из мирской жизни взял с собой лишь этюдник и томик Достоевского. А вот имени своего мирского не помню и вспоминать не хочу”.
Вскоре меня пригласили к столу. Монашеская трапезная разместилась в вагончике: длинный, на манер крестьянского, стол, лавки вокруг него. Через загородку – “кухня”: там прихожанки готовят пищу. “Как только закончим стройку, – рассказывает отец Амвросий, – будем все делать сами, а пока приходится просить о помощи сестер”. Кроме меня за столом сидели две молодые женщины и мальчик лет восьми. Во время трапезы он читал молитву. Оказалось, что Саша – сын духовной дочери отца Амвросия, нынче пошел по второй класс православной гимназии. На мой вопрос, кем он хочет быть, мальчик незамедлительно отвечает: “Монахом!” Для того чтобы больше походить на батюшку, мальчишка даже в жару не снимает огромных кирзовых сапог.
Девочка 13 – 14 лет приглядывает за тем, как идет трапеза. Гороховая каша, салат, сливы, яблоки, арбуз, тонкие лепешки – таков монастырский ужин в пост. “Передайте-ка гостье булочки, – обратился отец Амвросий к девочке, – они у нас особенные, на воске”. Булочки были необыкновенно вкусными, пахли медом и летом. Не удержалась, шепнула соседке: “Разве можно женщинам находиться в мужском монастыре, да еще и сидеть за одним столом с мужчинами?” Выяснилось, что нет, но всему причина – большое строительство. Монастырь, можно сказать, отстраивается заново, включая храм, общежитие для монахов, трапезную, подсобные помещения, скотный двор, и батюшка вынужден изменять неписанным законам монастырей.
Из окрестных деревень сюда чтобы помочь приходят прихожане. В свободное время они прибирают в храме, готовят еду, стирают, ухаживают за кладбищем, что у подножия холма.
Кроме братьев в монастыре есть и наемные работники. Например, шофер Саша, он получает 250 тыс. руб. и ездит на… “Скорой помощи”. Фургончик с красным крестом подарила монастырю фирма, которая перегоняет машины с завода покупателям. Есть работники за “кусок хлеба”. Они обычно появляются здесь осенью, чтобы за зиму отогреться, подлечиться и подкормиться. По весне снова подаются на вольные хлеба. Отец Амвросий шутит: “Я, пожалуй, пока не батюшка, я – прораб”. Но не строительные хлопоты огорчают обитателей монастыря, а то, что у братии нет возможности жить вместе. Каждый вечер они ходят на ночлег в соседнюю деревню и уже многие месяцы живут в пустующих домах местных жителей.
Меня определили на постой в деревню Свинушки к тете Мане и дяде Ване. Первую половину ночи хозяева разглядывали “живого” корреспондента, вторую – говорили “за жизнь”. Их дочь – “Люська” – тоже помогает монастырю чем может, “да вот только помощи от нее мало, разве что руками кое-какую работу делать умеет, а так чтобы подарок какой или пожертвование сделать – нет и речи”. Людмила работает в детском саду и получает 130 тыс. в месяц. Не хочешь – уходи, говорит начальство, – в селе, где во многих семьях больше пятидесяти тысяч в руках не держали, найдутся желающие на ее места. Так что работает пока Людмила за гроши, на которые содержит двух дочерей и мужа-алкоголика. Выручает семью огород. Тут и капуста, и чеснок, лук и морковь, картошка опять же; глядишь – все сыты. На жизнь старики не жаловались, иной раз и колбаски в магазине с пенсии покупают, и внучкам кое-какие обновки раз в полгода справляют. Правда, о ваучерах беспокоились: “Неужели и вправду они никому не нужны?” Наутро по росе тетя Маня достала для меня из чулана новые галоши и проводила на гору. Там уже кипела жизнь. Отец Амвросий собирался ехать за кирпичом, братья готовились его разгружать, женщины стряпали обед. На ступеньках храма примостились дьякон Игнатий и Саша. Оба глядели куда-то вдаль – может, на Скопин, а может, и дальше. Я не стала тревожить их расспросами.
Рязань – Москва
Наталья ЛИХАЧЕВА
