“Социалистическая Россия” продолжает дискуссию по проблемам социализма для России в связи с обнародованием Программных принципов СНПР. Предлагаемая статья журналиста и политолога Николая Гульбинского в течение многих лет занимавшегося в Академии общественных наук изучением испанской модели социализма, ставит ряд вопросов, которые, как мы надеемся, представляют интерес для всех, кому небезразлична судьба левых сил в России и в мире.
Читая программные документы иных российских партий, именующих себя “социалистическими”, наглядно убеждаешься в правоте ленинских слов о том, что, не решив общих вопросов, нет смысла приступать к частным – так и будешь блуждать “в трех соснах” неразрешимых противоречий. Между тем, наблюдая теоретические “битвы” среди российских “левых”, подчас приходишь к мысли, что им либо совершенно недоступны труды западных коллег (хотя, с чего бы это, вроде все “главлиты” и “спецхраны” уже отменили), либо они искренне полагают, что история и теория начинаются именно с них, а рядом и близко никто не стоит.
Обо всем этом я думал, перечитывая довольно-таки уже “древний” (1989 г.) доклад левого испанского социолога Франсиско Хосе Мартинеса под названием “Коммунизм и постсовременность”*. Редко, впрочем, и в наши дни можно встретить текст, более актуальный не только для левых сил вообще, но и для современной России.
* Francisco Jose Martinez. Comunismo y postmodernidad. “El papel de la izquierda transformadora en los paises avanzados en el cambio del siglo”. Madrid, 1989, Editorial Sofia Press, v.II, pp. 269 – 275
Рискну сформулировать проблемы, о которых говорит испанский социолог, в виде тезисов и поставить к ним несколько вопросов. Тем более некоторые из них рассматриваются и в Программных принципах Социалистической народной партии – одной из немногих левых партий в России, проявляющих интерес к современной концепции демократического социализма.
ТЕЗИС ПЕРВЫЙ. Классический либерализм, равно как и марксистский коммунизм, исходят из предположения, что ресурсы Земли неисчерпаемы, а прогресс человечества – безграничен. Отсюда либералы делают вывод о возможности бесконечно саморазвивающегося “свободного рынка”, а коммунисты надеются претворить в жизнь принцип “от каждого по способностям, каждому – по потребностям”.
“Тот факт, – пишет Мартинес, – что технологическое развитие привело к высвобождению непредвиденных огромных разрушительных сил, а также к экологической катастрофе, ставит под сомнение уверенность в том, что развитие производительных сил – факт сам по себе позитивный.”
ВОПРОС ПЕРВЫЙ. Когда социалисты говорят о необходимости экономического роста – какой рост их интересует? Рост всего и вся (например, добычи природных ресурсов) во что бы то ни стало? Или какой-то иной? Недавно, например, Япония обратилась к России с “интересным предложением”: перекупить у нас квоту на загрязнение воздуха (каждое государство в соответствии с расчетами ООН имеет такую квоту; Россия ее “недовыполняет” по причине экономического спада), т.е. построить на территории России заводы, которые будут загрязнять наш воздух, но за деньги. Нам это надо?
Ученые подсчитали, что в России за период “реформ” нагрузка на окружающую среду за счет вредных выбросов упала на 40%. Мы хотим как можно быстрее выйти на прежний уровень? Или все-таки имеется в виду какой-то качественно иной рост? Тогда за счет чего?
ТЕЗИС ВТОРОЙ. В документах СНПР на этот вопрос в общем виде дается ответ: рост за счет новых, прогрессивных технологий. Вот что, однако, пишет Мартинес: “То обстоятельство, что несомненный научно-технический прогресс не сопровождался соответствующим продвижением в сфере политики и морали, создает огромные трудности для определения всеобщего, гармоничного и единого прогресса, связанного с раскрытием всех человеческих возможностей”.
В России уже сегодня “партия денег” (термин лидера СНПР Мартина Шаккума) продемонстрировала на выборах-96 возможность массового оглупления толпы с помощью новейших информационных технологий. То ли еще будет?
ВОПРОС ВТОРОЙ. Продвигаясь в области технологий к ХХ в., российское общество в области политики и морали возвращается к социальному примтивизму раннего капитализма. Не приведет ли это к “тоталитаризму нового поколения”, еще не виданному в истории человечества, на новой технологической основе? Всегда ли развитие технологий есть благо?
ТЕЗИС ТРЕТИЙ. Мартинес пишет: “В современных условиях существует лишь один организованный класс – буржуазия, который использует ВСЕ МЕХАНИЗМЫ ВОЗДЕЙСТВИЯ (выделено мной-Н.Г.) – социальные, политические и идеологические с тем, чтобы избежать формирования альтернативного класса, способного оспорить ее гегемонию.
Примерно то же отмечается и в программных документах СНПР: “Россия приближается к диктатуре “партии денег” – финансовой и информационной олигархии, устанавливающей тотальный контроль над всеми проявлениями общественной жизни… Партия денег не жалеет средств, чтобы растлить и озлобить трудящихся, разрушить и стравить их коллективы, разочаровать и втянуть в преступность молодежь, сбить людей с толку политическими спектаклями и глумливым телевидением”.
ВОПРОС ТРЕТИЙ. Где та сила, которая способна реально противостоять “буржуазии” на Западе или “партии денег” в России? Рабочий класс? Интеллигенция?
ТЕЗИС ЧЕТВЕРТЫЙ. Мартинес пишет: “Мессианство рабочего движения, его способность представлять интересы всех угнетенных – это представление вчерашнего дня, а сегодня рабочее движение в нормальных ситуациях может претендовать лишь на то, чтобы быть выразителем корпоративной группы интересов”.
ВОПРОС ЧЕТВЕРТЫЙ. Кто именно будет бороться за социализм сегодня? Мы видим, как, например, шахтеры на протяжении всей “постсоветской” истории не только боролись исключительно за свои корпоративные интересы, но и подчас отстаивали такие “проекты”, как, например, приватизацию заведомо убыточной угольной отрасли. Вспоминаю рассказ бывшего секретаря Совета Безопасности Юрия Скокова. Он приехал в 1991 г. на угольную шахту, рабочие которой требовали немедленно передать ее в собственность трудового коллектива.
– А зачем вам это надо? – поинтересовался Скоков.
– Как зачем, – отвечали рабочие, – весь уголь будет наш, мы его будем продавать за настоящую цену и получать прибыль. И будем жить хорошо, а не так, как при Советской власти.
– А где вы возьмете новое оборудование, когда старое выйдет из строя, кто вам будет строить новую шахту, когда в этой уголь выработается? – спросил Скоков.
– Как кто? – в один голос ответили шахтеры.– Государство!
Утверждать, что люди с такой корпоративно-иждивенческой психологией могут представлять “трудящихся вообще” в их борьбе за социализм – несколько наивно. Значит, не рабочие? Тогда кто? Интеллигенция? Но она либо куплена нынешней “партией денег”, либо вообще не проявляет интереса к политике, полагая, что “каждый должен заниматься своим делом”.
ТЕЗИС ПЯТЫЙ. Для социал-демократии уже давно характерно представление о том, что “цель – ничто, движение – все”. Мартинес переформулирует это представление, как ему кажется, для условий “постсовременности”. Он пишет: “Сегодня все труднее создать программу будущей жизни во всей ее совокупности, поэтому мы должны ограничиться рабочими, формальными целями, такими как демократия. Мы должны ограничиться созданием механизмов, посредством которых люди могли бы определить и реализовать свои собственные планы достойной жизни, после того как будут решены проблемы, связанные с удовлетворением основных потребностей. Невозможно внедрить новые формы жизни посредством юридических и бюрократических мер, например, через государство.”
ВОПРОС ПЯТЫЙ. В России традиционно народ шел за теми, кто звал его к “светлому будущему”. Пойдет ли он за социалистами, которые “всего лишь” обещают помочь реализовать СОБСТВЕННЫЕ представления о достойной жизни (подобный тезис содержится и в программных документах СНПР) или же устремится за очередным “харизматическим лидером”, зовущим то ли к “храму на вершине холма”, то ли к мутным (после мытья сапог) водам Индийского океана?
На все эти вопросы предстоит ответить российским социалистам. И не только на них. И чем скорее это произойдет, тем больше у них шансы на успех в политике. Без теории им никуда не деться.
Николай ГУЛЬБИНСКИЙ
