Николай ГУЛЬБИНСКИЙ
Ленин и сенсация? Невозможно. Мы сегодня о Нем можем узнать практически все. Отдельным томом опубликованы прежде засекреченные документы вождя революции. Увидели свет зарубежные биографии Ленина, написанные Луисом Фишером, Рональдом Кларком, воспоминания его соратников, друзей и врагов – Троцкого, Зиновьева, Бухарина, Шульгина, Вернадского. В небольшой статье невозможно охватить все аспекты мышления и деятельности столь грандиозной фигуры. В поле моего зрения творец одной из самых грандиозных утопий, во многом определившей ход мировой истории ХХ столетия. Теоретические построения Ленина – самая грандиозная, самая всеохватывающая, самая тоталитарная и самая вдохновляющая и преобразующая утопия за всю историю человечества. Как практик социального реформирования – он самый решительный и самый беспощадный из всех политиков нового и новейшего времени. Не случайно на вопрос, кто был более суровым – Сталин или Ленин, Вячеслав Молотов отвечал без колебаний: “Конечно, Ленин. Строгий был. В некоторых вещах строже Сталина”.
Нет ничего более шулерского, чем неуклюжие попытки представить Ленина на основании его последних статей и писем этаким сторонником умеренного, “кооперативного”, реформистского “социализма в одной стране”, лишенного глобальной перспективы, энергии и воли. Именно этим занимались разного рода “прорабы перестройки”. По распоряжению свыше им удалось “открыть” “подлинного Ленина” – социал-демократа и гуманиста, провозгласившего незадолго до смерти в статье “О кооперации” “коренную перемену всей точки зрения на социализм”.
Лучшей эпитафией подобным интеллектуальным поползновениям могли бы послужить слова Пятакова: “Не отрицаю, что из идей, образующих нэп, плюс некоторых идей из последних неудачных статей Ленина можно с грехом пополам построить мировоззрение. Это будет уже не ленинское мировоззрение, пропитанное волей, а затхлое, реформистское”.
Ради нэпа, ради концессии Уркарта, ради лозунга “обогащайтесь”, ради рулетки и ресторанов для “совбуров” эпохи нэпа не стоило совершать Октябрьскую революцию, “грабить всю Россию, чтобы победить белых”, “надолго очищать страну” от гениев мировой науки, создавать трудовые армии и концлагеря, проводить изъятие церковных ценностей и повальные репрессии среди духовенства. Даже если руководствоваться известным принципом отцов-иезуитов “цель оправдывает средства”, то и здесь должно признать: такого рода заурядные в контексте мировой истории цели подобные исключительные средства никак не оправдывают.
Но все дело в том, что цели у Ленина были совсем иными. Он не реформатор-”постепеновец”, а воинствующий пророк самого радикального за всю мировую историю социального переустройства. Генеральный план такого переустройства изложен Лениным в его утопии – книге “Государство и революция”, книге, которой он так дорожил…
“Золотая книга, столь же полезная, как и забавная, о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопия” – Написанное в 1516 г. на латинском языке сочинение Томаса Мора, в то время скромного помощника шерифа Лондона. Став почти всесильным канцлером Англии, Томас Мор отнюдь не пытался претворить свои утопические конструкции в жизнь; для него это была игра ума – не более. Ума изощренного, уставшего от жестокостей, пороков и несправедливостей двора его величества Генриха VIII – этой самой “колоритной” личности за всю историю Великобритании, как изящно выражаются новейшие историки. Слово “утопия”, придуманное Мором, буквально означает место, которого нет. Утопия – коммунистическое государство, созданное воображением Мора задолго до Маркса и Ленина. В этом государстве все равны до безликости; по приказу властей горожане в массовом порядке отправляются “на картошку” – на сбор урожая. Деньги отменены, и каждый получает все, что пожелает, при этом никому не приходит в голову требовать больше, чем ему необходимо для жизни.
Принудительная или добровольная уравниловка – роковая черта всех утопий: их авторы как будто и не отдают себе отчета в том, что человек счастлив еще и оттого, что рядом с ним есть менее счастливые.
В “Государстве и революции” Ленин не вносит ничего принципиально нового в воззрения Мора и других утопистов минувших эпох (Кампанелла, Сен-Жюст, Фурье, Оуэн, Кабе, Кропоткин). Просто удивительно, сколь малоподвижны концептуальные построения социальных мыслителей в сравнении с достижениями научно-технического прогресса. Нашим потомкам, вероятно, будет трудно поверить, что сочинение Ленина создавалось в одно время с трудами Эйнштейна, Планка, Маха, перевернувшими наши представления об основах мироздания.
Новая утопия Ленина – это общество тотальной уравниловки: зарплата всех должностных лиц государства на первом этапе построения коммунизма приравнивается к заработной плате рабочего, а впоследствии деньги и вовсе отменяются, в обществе торжествует принцип “от каждого – по способностям, каждому – по потребностям”. Происходит постепенное упразднение (отмирание) всех институтов государства: армии, полиции, привилегированного чиновничества. В обществе будущего царит полная выборность, сменяемость всех без исключения должностных лиц.
Ближайшая цель, по Ленину, – социализм: “Все народное хозяйство, организованное, как почта, с тем чтобы техники, надсмотрщики, бухгалтеры, как и все должностные лица, получали жалованье не выше “заработной платы рабочего”, под контролем и руководством вооруженного пролетариата”.
…В “Утопии” Мора в роли ленинского “вооруженного пролетариата” выступают так называемые “сифогранты” – агенты-надсмотрщики, наблюдающие за тем, чтобы никто не сидел в праздности.
В чем же отличия Ленина от Мора и других утопистов?
Во-первых, Ленин прекрасно понимает, что его общественный проект можно осуществить только во всемирном масштабе. “Наша победа, – говорит он, – будет победой только тогда, когда наше дело победит весь мир, потому мы и начали наше дело исключительно в расчете на мировую революцию”.
Во-вторых, Ленин не обольщает себя надеждой, что его Утопия станет реальностью в результате мирной проповеди. “Смена буржуазного государства пролетарским, – пишет он, – невозможна без насильственной революции”. “В эпоху революции классовая борьба неминуемо и неизбежно принимала всегда и во всех странах форму гражданской войны, а гражданская война немыслима ни без разрушений тягчайшего вида, ни без террора, ни без стеснения формальной демократии в интересах войны”.
Политический строй, который непосредственно устанавливается в результате такой революции, может быть только диктатурой, и здесь Ленин нисколько не лицемерит. По его классическому определению, революционная диктатура пролетариата есть власть, завоеванная и поддерживаемая насилием пролетариата над буржуазией, власть, не связанная никакими законами.
В условиях диктатуры, естественно, бессмысленно вести речь о “свободе и демократии” вообще, и здесь Ленин не рекомендует тешить себя радужными надеждами и довольно откровенно заявляет: “Пусть лжецы и лицемеры, тупицы и слепцы, буржуа и их сторонники надувают народ, говоря о свободе вообще, о равенстве вообще, о демократии вообще”.
Движущей силой пролетарской революции Ленин представляет мифологизированный “пролетариат” – новую разновидность “святых” Оливера Кромвеля или “народа” Робеспьера. Только пролетариат имеет право на “настоящую демократию”, как ее понимает Ленин: “Только Советская Россия дала пролетариату и всему гигантскому трудящемуся большинству России невиданную, невозможную и немыслимую ни в одной буржуазной демократической республике свободу и демократию, отняв, например, дворцы и особняки у буржуазии (без этого свобода собраний – лицемерие), отняв типографии и бумагу у капиталистов (без этого свобода печати для трудящегося большинства нации есть ложь), заменив буржуазный парламент демократической организацией Советов, в 1000 раз более близких к “народу”, более “демократичных”, чем самый демократический буржуазный парламент”.
Ленин осознает, что на одном насилии новое общество не построишь, и потому уточняет: “Диктатура пролетариата не есть только насилие над эксплуататорами и даже не главным образом насилие. Экономической основой этого революционного насилия, залогом его жизненности и успеха является то, что пролетариат представляет и осуществляет более высокий тип общественной организации труда по сравнению с капитализмом. В этом суть. В этом источник силы и залог неизбежной полной победы коммунизма”.
Мифологизированный характер пролетариата Ленин, похоже, ощущает и сам, когда признает: “Разве знает каждый рабочий, как управлять государством? Практические люди знают, что это сказки. Мы знаем, как рабочие, связанные с крестьянами, поддаются на непролетарские лозунги. Чтобы управлять, надо иметь армию закаленных революционеров – коммунистов. Она есть, она называется партией”.
Мифологизированному “носителю света” – пролетариату – Ленин противопоставляет столь же мифологизированных “носителей тьмы” – капиталистов, кулаков, попов и помещиков.
“Кулак, – пишет он, – бешено ненавидит Советскую власть и готов перерезать, передушить сотни тысяч рабочих. Кулаки – самые зверские, самые грубые, самые дикие эксплуататоры, не раз восстанавливавшие в истории других стран власть помещиков, царей, попов, капиталистов. Беспощадная война против этих кулаков! Смерть им!”
В отношении этих “сил зла” со стороны пролетариата допустимо любое насилие, любой произвол, любая жестокость: “Один умный писатель по государственным вопросам справедливо сказал, что если необходимо для осуществления известной политической цели пойти на ряд жестокостей, то надо осуществить их самым энергичным образом и в самый кратчайший срок, ибо длительного применения жестокостей народные массы не вынесут”.
Отсюда возникает новое понимание нравственности: “Нравственность – это то, что служит разрушению старого эксплуататорского общества и объединению всех трудящихся вокруг пролетариата, создающего новое общество коммунистов”.
Ленин – и в этом его сила – нигде не “темнит” и каждую мысль додумывает до конца, находя необычайно сильные, простые и доступные массам формулировки. Не случайно Струве называл его “гильотина, которая мыслит”. “О действиях всех людей, а особенно политиков, – писал Макиавелли, – заключают по результату”. Свершения сверхчеловеческого масштаба – великая индустриализация, победа в войне с фашизмом, отчаянный рывок, позволивший обеспечить стратегический паритет СССР с Западом, были бы невозможны без того изначального импульса, который придали движению масс утопические идеи Ленина.
“Овладев массами”, его утопия стала великой движущей силой. Но как это всегда бывает в истории, неведомая нам “сила вещей” привела вдохновленную Лениным революцию к результатам, которые ни он, ни тем более его сподвижники не могли предвидеть.
