Барыкин

ТРОЕ В ОДНОМ ФЛАКОНЕ

В эту пятницу на “Диск-канале” в гостях заместителя главреда “Московской Комсомолки” Отара Кушанашвили, который раз в неделю развлекает телезрителей 6-го ТВ-канала своим присутствием на экране, – Александр Барыкин с напарником, Барыкиным-младшим.

Предлагаем вашему вниманию монолог певца и композитора, извлеченный некогда из него тем же Отаром и – рядом – стихотворение, посвященное тезке, написанное верным другом и соратником “МКомсомолки”, а по совместительству Поэтом – Александром Вулыхом.

БАРЫКИН: РЭГГЕЙ – ЭТО КОГДА МОРЕ ЛЬЕТСЯ ИЗ УШЕЙ

– Я все играю, года не давят, а столько их прошло, пролетело, просвистело! Если начну тебе расписывать, сразу подумаешь, что я древняя развалина… У меня было много попыток так определить любимый стиль, рэггей, так, чтобы было кратко и выразительно в смысле красоты. Кратко получилось, а красиво – не знаю, скорее непосвященному без комментария покажется, что несуразно. Я придумал такое: “рэггей – это когда море льется из ушей”. Я хотел выразить связь этого стиля с морем, с солнцем, с пальмами, с духом терпкого кофе на набережной… И это первые слова, пришедшие в голову, а они всегда дороже, я не стану ничего менять.

Важны ощущения, я живу эмоциями, и моя музыка – это то, как я пропускаю через себя эту среду, людей, погоду, все. Это очень жизнеутверждающая музыка, потому что при самой грустной фабуле в ней полно света – зажмуриться можно, так бьет в глаза.

Я играл эту музыку давно. Те, для кого я специально играл ее (почему об этом и говорю), стали сейчас в большинстве своем людьми состоятельными, богатыми, могущими себе кое-что позволить… Что касается меня, я Рокфеллером не стал и не стану. Просто состоятельным – тоже. Наверное, я потянул средний уровень, крепенький, но “знающий свою планку”. Я могу на этот счет сказать так: не стал – и Бог с этим. Я верю: если случилось или, напротив, не случилось, значит, так суждено. У меня есть претензия – пройти свой путь на Земле, как человек, безмерно почитающий Бога, а Бог не одобряет этой убогой гонки за сокровищами, ты же знаешь. Я другим живу, хотя очень люблю вкусно поесть (это образ, ты понял, да?)

Не знаю, признак ли это надвигающегося, так сказать, заката, но все чаще я в сравнительном смысле думаю о времени, когда мы начинали делать что-то свое на сцене, и о времени настоящем, когда вроде твори все, что заблагорассудится, тормозов нет, есть полный простор, полигон такой: выкидывай какие хошь коленца… но что-то плохо получается, да? Какая природа у этого положения вещей, я не знаю, но я помню, как мы сдавали программы, какой кровью. Как меня закрывали, и до Горбачева, по большому счету, я был человеком запрещенным (хотя как-то с претензией звучит, да?), и я проходил через ненужность никому (так я это определил, этот вакуум). Помню, как расформировали мою группу и мне некуда было податься. Я пошел работать в “Ленком”, потом вернулся на вольные хлеба, и при Горбачеве у меня случился даже небольшой взлет, но был настолько поздним, что к тому времени было уже не очень важно, есть успех или нет его: с Советской властью я потерял здоровье, серьезно заболел, мне сделали операцию, и я испарился, меня не стало… Когда я вспоминаю это, я думаю несколько парадоксально: может, это было хорошо в том смысле, что закалка была неимоверная, выработавшая у меня иммунитет против всякого дерьма? У молодых этого иммунитета нет, вот о чем я.

Я могу подтвердить, что были обвинения именно такого свойства: вы распространяете здесь, на священной родине Ленина, тлетворный дух Запада: вот эту формулировку я запомнил на всю жизнь. А мы просто играли рок-н-ролл, музыку такую же ярую, как наше тогдашнее сердцебиение.

Вот следствием всего этого и явилась операция на щитовидной железе. Это только формально она связана с тем, что я “попал” в Чернобыле, куда я поехал три месяца спустя после аварии, полагая, что людям надо как-то, пусть ненадолго, развеяться. Поехал – и все случилось… Но ничего: пою.

Я избегаю тусовок. Если нет жесткой рабочей необходимости, я избегаю их, потому что обожаю уединенный образ жизни. При этом ничего против собственно тусовок не имею, они – очень симпатичная форма общения “на любителя”, и дай им Бог здоровья. Я по-другому люблю.

Мой сын, Георгий, – вот он уже другой. Но он очень чуткий ко всему. У него есть изъян, за который я его шпыняю, – это ленца, не в катастрофической степени, но все же, – но у него есть тьма достоинств, он добр и очень талантлив. Я, конечно, пристрастен, но поверь мне, Отар, я в этом толк знаю…

Я никогда не отрицал, что шел на компромиссы. Сочинял какие-то проходные вещи, которые оправданы только тем, что я трезво к ним отношусь, но мне надо было кормить семью, Отар! Это мужское – кормить семью. Поэтому я на два делю все эти упреки: “Вот, старик, ты раньше был рокером – что с тобою сталось?” Жизнь полосатая, неужели не в курсе? Главное – не будь свиньей.

У меня все складывается по синусоиде, но при всем при этом я знаю: главное – стремиться. Это пропись, но она дорога тогда, когда ты “въедешь” в нее сам, после собственных сладких мук. Я – стремлюсь.

Исповедь принимал Отар КУШАНАШВИЛИ.

От исповедника. Сашу Барыкина не нужно лукаво подбивать на то, чтобы он ударился в сантименты. Он архиоткрытый для общения, он изначально расположен к незатейливому трепу, и ты должен быть законченным урюком, чтобы не вызвать у него симпатию! Мне очень понравилось, с каким олимпийским спокойствием он рассказывал о не очень приятном. В этом тоже урок – с достоинством признавать, что не все гладко. Настоящих музыкантов всегда объединяет нечто неуловимое, но чуемое.

АЛЕКСАНДР ВУЛЫХ – АЛЕКСАНДРУ БАРЫКИНУ

Легкий снег летит по улице.

Жизнь внушает оптимизм.

Подмосковный город Люберцы

тихо строит коммунизм.

Все спокойно, все по-прежнему.

Фонарей случайных дрожь.

И среди плакатов с Брежневым

ты с гитарою идешь.

И метут дорогу в рытвинах

расклешенные штаны.

И слыхали про Барыкина

только в школе пацаны.

В небесах луна голдовая

просит: “Мозги не… губи!”

Но башка твоя садовая

напевает: “Let it be”.

Может, Болдыреву с Выповым

будет ночью сниться бред:

как тебе впаяет выговор

комсомольский комитет.

Только эти сны проклятые

ты в снегах мечты скрывал,

чтоб с “Веселыми ребятами”

укатить на “Карнавал”,

где страна без башни влюбится

в “Чудо-остров” и в “Букет”…

А пока что город Люберцы

Потихоньку гасит свет.

Третью смену ткацкой фабрики

ждут великие дела,

и в соседнем сквере гаврики

глушат водку из горла.

И летит кометой яркою

электричка вдалеке.

Ну а ты идешь с гитаркою

и с мелодией в башке.

И не ведаешь пока еще,

что однажды всем вокруг

скажешь: “Здравствуйте, товарищи!”

И звездой проснешься вдруг!


 Издательский Дом «Новый Взгляд»


Оставьте комментарий

Также в этом номере:

МАДОННА ПРИГРОЗИЛА ДРУЗЬЯМ
МАЙКИ МЭРИЛИНА МЭНСОНА ЗАПРЕЩЕНЫ
ВОЙНА НИЖНЕГО БЕЛЬЯ
Рассольники
ВОПРОСЫ СЕЗОНА:
Слово не воробей
XXX
VIII МЕЖДУНАРОДНЫЙ KИНОФЕСТИВАЛЬ В СОЧИ-2001
ЗЕРНО НА БЛЮДЕ
И ВНОВЬ САБИНА СОБИРАЕТ ДРУЗЕЙ!
“ИМЯ НА ПЕСКЕ”. И ЭТО ИМЯ – КЕЛЬМИ
Парфенов Киселеву
С НОВЫМ ГОДОМ, “КИНОТАВР”!
ДЕВЧОНКИ ВСЕ ТЕ ЖЕ
“ВАРЯГ” УТОНУЛ. СТРАХОВКА ПОЛУЧЕНА
ЛАМЕНТАЦИИ СВОЛОЧИ
ЭМИНЕМ ОСВОБОДИЛСЯ ОТ ЖЕНЫ
На мотив песни “По диким степям Забайкалья”
ПТИЦУ ПО ПОЛЕТУ…
Парфенов forever!
КОРТНИ ЛАВ ПОБАИВАЕТСЯ САМОЛЕТОВ
А ЕСТЬ ЛИ У ПУТИНА ПИАР?
В ЗАЩИТУ СЫРА ОТ МЫШЕЙ
“СОЛДАТ ВЛАСТИ” ПУТИН?
ДЖЕРИ ХОЛЛИУЭЛЛ – БЫВШАЯ ВОРОВКА
Прометей, кредиты укравший
У ДЖЕННИФЕР ЛОПЕС НОВЫЙ БОЙФРЕНД
Ум, честь и совесть?
ЦАРИ & ШТИРЛИЦ
ВНЕУРОЧНЫЕ “ИТОГИ”
РИКИ МАРТИН – ПОТРЯСАЮЩИЙ ЛЮБОВНИК
ГИЛЬОТИНА, КОТОРАЯ МЫСЛИТ


««« »»»