К сожалению, я люблю Ленина.
Не того Ленина, который крестьянский божок из позднейшей пропаганды, а Ленина интеллигентского культа двадцатых и шестидесятых. Мне этот культ хорошо понятен, он мне родной.
В чем же там дело?
А дело там в том, что Ленин – это тепло и спасение простых истин. Он для русской революции – то же самое, что католичество для английских эстетов. Возможность больше не сомневаться и положиться на Владимира Ильича, который как бы “обогреет” тебя своей уверенностью и полным, религиозным отсутствием чего-либо в себе “личного”.
В интеллигенте всегда слишком много “личного”. В Ленине – вообще ничего.
И потому Зиновьев и Каменев, да и Бухарин – струсив, предав, испереживавшись, – приходят к нему, как к старцу на покаяние, и он принимает их.
А потом Ленин умирает, и воцаряется Сталин, который повернут лицом к ретивому и хитрому люмпену, а к интеллигенту жопой. И там уже никого не простят и не примут.
И в этом смысле очень характерный сон в 1930-е был у Троцкого, которому – уже выброшенному отовсюду изгнаннику – вдруг приснилось, что Ленин жив, и заботливо спрашивает его, как, мол, Лев Давидович себя чувствуете, и строго говорит, что вы срочно должны лечиться, вы очень устали, и Троцкому явно хотелось заплакать у Ленина на груди, и проснулся он наверняка в слезах, как бы затруднительно ни было представить себе Троцкого в слезах.
То есть Ленин – это идеальный любящий отец для революционной интеллигенции.
И без него эта интеллигенция осталась в чужой для себя России – одна.
Ну и как его не любить?
