Международная конфедерация театральных союзов и Международный театральный фестиваль им. А.П.Чехова, что по сути одно и тоже, ибо одни и те же люди возглавляют обе организации и в них работают, представили в Москве мировую премьеру “Бориса Годунова” А.С.Пушкина в постановке известного английского режиссера Деклана Доннеллана и сценографии постоянного партнера Деклана во всех его работах Ника Омерода, тоже из Великобритании. Вместе они основали в 1981 году театр “Чик бай джоул”, целью которого стало прочтение классической драматургии с современных позиций. Театр мгновенно завоевал широчайшую популярность, а его основатели – мировую известность. Москва и Петербург познакомились с театром “Чик бай джоул” на спектаклях “Мера за меру”, “Как вам это понравится”, “Много шума из ничего” Шекспира и “Герцогиня Амальфи” Уэбстера, после чего последовало приглашение Доннеллану поставить в Питере у Льва Додина в Малом драматическом театре “Зимнюю сказку” Шекспира, за которую режиссер, первым из иностранцев, был удостоен премии “Золотая маска” 1997 года. А на следующий год Доннеллан привез в Россию своего “Сида” П.Корнеля, сделанного с французскими актерами. Снова шумный успех и полное признание Деклана своим “в доску”.
К “Борису Годунову” режиссер, по его собственным словам, готовился много лет. Читал пьесу в переводах на английский и французский, заимел даже румынский текст. И все-таки попросил сделать точный подстрочник, дабы ни один текстовой нюанс подлинника не был им упущен. Ни одной постановки “Бориса Годунова” не видел, а свой спектакль посвятил памяти Олега Ефремова, последней ролью которого был Борис Годунов. Кстати, символичным считает Деклан и то обстоятельство, что именно в Новодевичьем монастыре, с упоминания которого начинается трагедия, встретился он в свое время с Олегом Ефремовым. Словно бы сама судьба вела его к этой постановке.
…Необъятную сцену МХАТа им. Горького перерезает вдоль на две половины невысокий помост. Зрительские ряды расположены тут же, двумя секторами, по обе его стороны, на 300 человек каждый. Публика еще только занимает свои места, а на сцене-помосте уже идет церковная служба: священник читает молитву, негромко подпевает хор, синий дымок ладана растекается от паникадила. На низком табурете тускло поблескивает в луче света знак царского величия – шапка Мономаха. Мужчина в современном костюме при галстуке вышел твердой, деловой походкой, опустился на колени перед шапкой Мономаха. Внешность – самая ординарная. Можно сказать, человек из толпы. Это и есть Борис Годунов – Александр Феклистов. О нем, о его затворничестве в монастыре у сестры-монахини – вдовой царицы и поведут речь князья Шуйский (Авангард Леонтьев) с Воротынским (Сергей Астахов) – два тоже современных человека, деловито, быстро обходящих помост (“Наряжены мы вместе город ведать”) и перебрасывающихся на ходу репликами. А в самом дальнем углу помоста на стареньком “Ундервуде” строчит тем временем свое “последнее сказанье” в келье Чудова монастыря монах-летописец Пимен (Игорь Ясулович) – невзрачный, остроносый старикан с очками в дешевой старомодной металлической оправе. Проснулся на противоположном конце помоста Гришка Отрепьев (Евгений Миронов), плеснул себе на лицо водицей из ведра, зажег спиртовку, поставил кипятить воду в кружке. Облачился в подрясник и, мелкими-мелкими шажками стремительно перебежав пространство помоста, как и положено послушнику, принялся за утренний туалет своего наставника: слил Пимену водицы на шею (старик аж крякнул от холодной воды), омыл ему ноги, как делали Христу ученики, сбегал за кипяточком. И как бы между прочим разговорил старика на воспоминания о гибели царевича Дмитрия. А Пимен и рад слушателю: достал листочки своей летописи, водрузил на нос очки и принялся читать Гришке свои воспоминания. Пока не зазвонили к заутрене.
Чувствуете, как прозаически, по-бытовому развиваются события? Никакой высокой трагедии, одна проза жизни, со стороны даже смешная. Правильно, ведь Доннеллан в основу избранного жанра положил одно из первоначальных названий пьесы, данное самим Пушкиным в рукописи: “Комедия о царе Борисе и Гришке Отрепьеве”. А раз комедия, то почему бы корчме на литовской границе не предстать дешевым баром с телевизором в углу, “девочками”, скучающими в отсутствие “клиентов”, а явившимся сюда приставам не оказаться в полувоенной-полумилицейской форме советских времен? В этот контекст органично вписывается и войско Лжедмитрия в камуфляжной форме, и Самозванец во фраке и при бабочке среди таких же фрачных панов, дающий направо и налево интервью о своих будущих планах в перерывах между танцами и деловыми тет-а-тетами. Однако же все это – лишь внешняя сторона. Главное – противостояние Самозванца Борису. И хотя Доннеллан говорит, что выбирает пьесы для постановки, не имея в виду каких-либо политических мотивов, в “Борисе Годунове” их не обойдешь и не скроешь, они определяют основную силу спектакля, не просто смешную, а сатирическую его направленность.
Борис Годунов А.Феклистова – откровенный честолюбец. Неважно, царь он или президент, или какой-то там нынешний генеральный директор. Коленопреклонение этого Бориса перед шапкой Мономаха – актерство чистой воды. С каким нетерпеливым удовольствием принимает он помазание на трон от патриарха (Олег Вавилов) и как быстро, тут же набирается наглой самоуверенности и пренебрежения к своему окружению. (Очень напоминает процесс современной инаугурации!) Монолог-размышление “Достиг я высшей власти” Борис начинает любованием собой, попыхивая сигареткой, но воспоминание о народной неблагодарности постепенно наполняет его яростью, замешанной на злости к самому себе: не отпускает память об убиенном царевиче Дмитрии. Он теплеет душой с маленьким сыном Федором (его отлично играет Саша Костричкин), но стоит прийти Шуйскому, как игра превращается в урок для подданного: посадив Федю вместо себя на трон, Борис властным жестом приказывает Шуйскому докладывать о делах ребенку, как будущему царю. А мальчик, подхватив игру, приосанивается, подбоченивается, и впрямь принимая царственный вид. Но стоит князю упомянуть о Самозванце, как Федор удален, а Борис в ярости начинает душить Шуйского его же галстуком, требуя снова и снова подтверждения гибели Дмитрия. И отпускает полузадушенного князя только после его клятвенного уверения, что лично видел мертвое тело царевича.
Доннеллан вкупе с Феклистовым беспощадно обошелся с фигурой царя Бориса, лишив его каких бы то ни было положительных черт. Даже смерть царя обставлена деловитой суетой черной монашеской братии, быстро обрядившей умирающего в рясу и вскорости оставившей его, босого, убогого, одиноко лежать на голом полу с горящей свечкой в сложенных на груди руках.
И трудно, пожалуй, сказать, к чему больше тяготеют режиссер и исполнитель роли Бориса – к сатирическому его изображению или драме черствого душой и холодного сердцем честолюбца, жизнь положившего на достижение высшей власти.
Иное дело – Самозванец. Постановщик явно сочувственно отнесся к молодому претенденту на престол, а Е.Миронов наделил своего героя природным талантом, артистизмом, обаянием, позволяющими монаху-расстриге великолепно играть при необходимости любые роли: смиренного послушника, пугливого бомжа на литовской границе, блестящего аристократа на балу у пана Мнишека (Олег Вавилов), которому хотя никто и не верит, зато делают вид, что принимают все его речи за чистую монету, удачливого полководца, наконец. И только однажды, пожалуй, этот Гришка-Лжедмитрий являет свое истинное лицо без маски – в сцене у фонтана с Мариной Мнишек (Ирина Гринева), лучшей, на мой взгляд, сцене всего спектакля.
За короткие минуты свидания Григорий Миронова проживает огромную гамму чувств: от сосредоточенного просчета дальнейших шагов – к страстному любовному порыву, испытанию Марины откровенностью, а после ее отповеди – к столь же страстной ненависти к гордячке и злости на себя за болтливость. А под конец, охладившись в фонтане, – к спокойной, расчетливой решимости идти к намеченной цели до конца. Вообще-то плескание Марины с Гришкой в настоящей воде сразу напоминает знаменитую сцену из фильма “Сладкая жизнь” Ф.Феллини, в которой Марчелло Мастроянни и Анита Экберг, играющие главных героев картины, тоже плещутся ночью в излюбленном туристами римском фонтане Треви. Но это, разумеется, мелочь. Сила и значимость события, каким оно сыграно Мироновым и Гриневой, перекрывают цитатность мизансцены, предложенной режиссером.
Надо отдать должное Доннеллану: спектакль изобилует великолепно найденными как отдельными мизансценами, так и целыми игровыми кусками. Некоторые просто поражают точностью воспроизведения чисто наших, российских, а порой и советских печальных реалий. Казалось бы, откуда такое знание у англичанина? Например, сцена после известия о бегстве Гришки из Чудова монастыря. Подобно стае воронья, налетают черные ризы на келью Пимена, обыскивают его стол, хватают и чуть ли не на просвет смотрят листы его летописи, забирают как “вещдок” его старенький “Ундервуд” и все, что попадает под руку. Точное изображение обыска приснопамятных ежовско-бериевских времен советской России. Без лишних слов становится понятно, что Пимена уже пытают заплечных дел мастера: как, зачем способствовал бегству вора Гришки? И не доказать старому летописцу, что и в помыслах не мог он держать Гришкино вероломство.
Доннеллан собрал на свою постановку сливки московского актерства: помимо уже названных, это Михаил Жигалов (воевода Басманов, католический священник, старший пристав в корчме), Александр Ильин (отец Варлаам, казак Карела и просто Мужик в сцене на Девичьем поле), Александр Леньков (отец Мисаил, юродивый Николка, человек из толпы), Юрий Шерстнев (Игумен, пан Вишневецкий, боярин в Думе)… Список можно продолжать и продолжать. Характеры разработаны великолепно, актеры играют снайперски точно, мизансцены отшлифованы до блеска. Это вообще отличительная черта Доннеллановских спектаклей – феноменальная, графическая четкость сценического рисунка. Артисты должны быть ему бесконечно благодарны за профессиональную школу.
“Борис Годунов” идет при переполненном зале. Пока его сыграли всего девять раз. Летом будущего года он ожидается на Авиньонском фестивале и, возможно, будет показан в ряде городов Франции. Однако, как считает Доннеллан, из-за пространственного решения спектакля далеко не всякую сцену можно переоборудовать под его показ. А он стоит того, чтобы как можно больше зрителей познакомились с ним. Браво, Доннеллан!
Наталия БАЛАШОВА.
Фото Михаила ГУТЕРМАНА.
На снимке: сцена коронации Годунова; Самозванец – Е.Миронов.
