Повесть о настоящих людях
Все совпадения имен и событий считать случайными
1.
Пугачева в ярости растоптала газету. Ну это уже слишком! Тварье! Такое ощущение, что в стране нет ни закона, ни порядка! Кто им дал право вмешиваться в ее личную жизнь? Это просто невыносимо! Всю жизнь, всю жизнь они преследуют ее и ее семью. Вот и теперь – написали, что она вчера она выбросила на одну недоеденную банку черной икры больше, чем обычно. Не из-за ссоры ли с Филиппом это произошло, спрашивает щелкопер. Кому какое дело до ее банок? Написали, что из банки подъедал один опустившийся генерал ФСБ.
Во-первых, это был не генерал ФСБ, а генеральный конструктор наших ракет средней дальности. Во-вторых, подъедал он не из банки, а из пакета, в котором она выбросила печень соловья. В-третьих, он все время тут ошивается, после того, как его НИИ по конверсии приватизировал Чубайс. Алла знала этого милого человека и все время приветственно кивала ему при входе в подъезд. Она выделила его среди всех из-за блестящей звезды Героя соцтруда на лацкане.
Пугачева любила все блестящее. Поначалу она хотела было обменять его звезду на банку минтая, но строптивый старик не согласился, мотивировав это тем, что сей предмет есть память о лучших годах его жизни, когда он проектировал для Родины оружие массового поражения. (Родина уж если любила людей, то исключительно массово поражать.)
Пугачева тогда не обиделась на отказ, поджав губы молча прошла в подъезд, а ее охранники профилактически и для улучшения характера немного попинали генерального конструктора ногами. С тех пор он перестал носить звезду, опасаясь спровоцировать новые акции профилактики.
Но Пугачева, как мы уже отметили, не обиделась на старого дурака, а напротив, даже поинтересовалась как-то, вкусно ли кормят, не нужно ли чего выкинуть по заказу. Старик попросил выбросить вилку и нож. Пугачева выбросила вилку и нож. Золотые выкидывать было жалко, пришлось специально посылать прислугу в ближайший магазин за алюминиевыми приборами. Зато их купили целую дюжину, каковую прислуга и швырнула в мусоропровод. При следующей встрече старик поблагодарил культурную элиту за трогательную заботу об элите интеллектуальной.
– А чего ж звездочку-то свою больше не надеваете? – озорно спросила Пугачева.
– Потерял, – буркнул враз помрачневший старик.
– Жаль, жаль, а то если вдруг найдется, дайте знать моей охране. – (Две гориллы, похожие на Анпилова, синхронно кивнули.)
…Надо подать в суд на эту газету. И отсудить хотя бы себе на новые сережки пару миллиардов рублей. В этот столь трагический, но такой обыкновенный в жизни певицы момент распахнулась дверь и вошел Филипп Киркоров. Он бегал вниз за почтой.
– Дорогая, я бегал вниз за почтой, – лучезарно улыбаясь, подтвердил нашу догадку Филипп. – И представляешь – принес газет и журналов.
Пугачева двумя пальчиками брезгливо взяла газетку, развернула и уставилась на буквы. Некоторое время она скользила взглядом по черным строчкам, буквы складывались в слова, слова в предложения, а предложения Пугачева уже вполне понимала. Но, как правило, они не доставляли ей радости. Вот и сейчас она в ярости скомкала газету и начала топтать ее нижними конечностями.
– Что ты делаешь, любимая? – спросил Киркоров. Он спрашивал так каждый раз, когда Пугачева начинала топтать периодическую печать. – Опять написали клевету, будто мы с тобой поссорились? Но ведь это же бывает регулярно.
– Регулярно бывают только регулы, – творчески пошутила жена своего мужа. – Эти канальи написали, что я собираюсь баллотироваться в президенты. Но это еще полбеды! Тут же они берутся рассуждать, о чем представления не имеют! О моем большом электорате!
Пугачева развернула иллюстрированный журнал. Журнал был иллюстрирован иллюстрациями и не подвергался перлюстрации со стороны перлюстраторов. Там была статья про реституцию и престидижитацию.
– Так, а где же обо мне? – Пугачева нервно перелистывала страницы. – Ничего себе! Целый журнал, и ничего обо мне! Они специально делают вид, что меня нет, что Пугачева исчезла! Я не исчезла, и они в этом очень скоро убедятся, подонки. Я им напомню о себе так, что мало не покажется! Нет, ну ты посмотри – ни-че-го! Будто и нет в стране Пугачевой.
Пугачева споро перелистала другой, довольно толстый журнал.
– Так, до смешного доходит. И тут ни слова.
– Дорогая, но ведь это же специальный журнал, – вдруг обратил внимание Филипп. – Это “Вопросы физики”.
Дело в том, что от своего богатства Пугачева выписывала все журналы, какие только выпускались в России, даже журнал на татарском языке “Кил мында”.
– Ну и что? – Пугачева вновь перелистала журнал с формулами и интегралами. – Физики что, не люди что ли, их разве искусство и Пугачева не интересуют? Почему бы вот в этой, например, статье некоего белоруса Лукашенко о ядерно-магнитном резонансе не написать скромно в конце: “Автор выносит благодарность А.Б.Пугачевой за помощь в написании статьи”. Я им что, ноль без палочки?
– Почему без палочки? Я – твоя палочка. “А у меня есть палочка, палочка-выручалочка!” – пропел Филипп явно кого-то передразнивая. И мы даже предполагаем, кого именно, но не можем назвать фамилию этой жестоковыйной певицы, чтобы нас не обвинили в расизме и оскорблении нацменьшинств.
– Барабанщик!.. Смотрим дальше. Это у нас что? “Свиноводство”. Ну уж если и здесь ничего нет про Пугачеву, тогда я даже и не знаю, что делать с этой страной. Все катится в пропасть.
В этот момент из общей кипы средств массовой информации выпал небольшой листок средства индивидуальной информации, а именно – телеграмма. Пугачева внимательно осмотрела бланк. Это была правительственная из Америки.
– Что там? – спросил Филипп.
– Телеграмма от Клинтона, – устало махнула рукой Пугачева. Эта ежедневная война с газетами ее уже изрядно утомила. – Пишет, что согласен на мое предложение дудеть у меня на саксофоне. Кто бы сомневался…
2.
– Ты уверен? – строго спросил Лебедь адъютанта, прошедшего вагон войн.
– Как снаряд, – образно ответил лейтенант. Он учился образной речи у своего шефа.
– Свободен!
Сверкнув медными пуговицами адъютант вышел из парной, а Лебедь поддал пару и откинулся на полку. Очень плохие известия. Очень никудышные. Че делать-то? Только что ему донесли, что Пугачева получила телеграмму от Клинтона. Значит, она вела игру не только с нашими политиками. Но о чем они договорились? Клинтон не может баллотироваться в России. Ко всему прочему, он не может оставаться на третий срок президентом в Штатах. Да если бы и мог, чем ему поможет Пугачева, коли весь ее электорат в России? Нет, наверняка они затеяли какую-то более хитрую комбинацию. Нужно ее разгадать. Или у них просто любовь? Хотя, зачем сразу любовь? Может, просто голый секс без причин… Или они сошлись на чем-то другом? Рассмотрим другие версии. Пугачева по заданию ФСБ, ГРУ или СВР завербовала Клинтона для работы на Россию. С ее деньгами она могла это сделать.
Но зачем ей тратить свои деньги на благо России? Этого Лебедь понять не мог. Наверное все же придется возобновить неудавшийся альянс с Коржаковым. Коржаков, конечно, мелкая какашка (Лебедь путал слова “сошка” и “какашка”), но у него есть компромат, которого все боятся. Лебедь сам неоднократно наблюдал пугливую реакцию высших эшелонов власти, когда Коржаков доставал дубину компромата и начинал свирепо размахивать ею. Эшелоны резко тормозили, сбивались на запасные пути, сходили с рельсов под откос, из них выпрыгивали в одних кальсонах чубайсы и лившицы. Страх! Страх гнал их от искореженных рельсов… И только хитрый Лебедь догадывался, что дубина коржаковского компромата ни для кого не опасна, поскольку сделана из папье-маше.
Тут главное – определиться, кто кому будет подчиняться. Кто из них круче. Лебедь щелкнул пальцами, давая знак банщику, похожему на Вуди Аллена, о начале спецпроцедуры. Лебедь умел щелкать пальцами очень громко. Это было жизненно необходимо, потому что не перекрыв щелчком грохот боя не вызовешь адъютанта и некому будет поднести спичку к сигарете. В банное отделение вошел банщик.
– Приступать?
– Угу.
Банщик взял связку колючей проволоки и опустил ее в шайку с кислотой, чтобы стравить ржавчину. Это была не простая проволока. Опытный банщик знал, что требуется Лебедю. Проволоку он заготавливал только ранней весной сразу после того, как сойдет снег и обнажатся пограничные столбы. Дюжий банщик срезал только свежую “колючку”, натянутую погранцами осенью перед первой снежной порошей. Хранил он отрезки проволоки свернутыми в бунты на чердаке в шайках с солидолом. Тем не менее во влажном климате пруты покрывались легким налетом ржавчины и перед употреблением банщик их маленько протравливал.
– Ну давай, чего возишься, – подстегнул Лебедь.
А банщик в ответ на это подстегнул Лебедя по спине и пошел охаживать его. Лебедь крякал и получал несказанное удовольствие, сравнимое, быть может, только с разрывом на спине фугасного снаряда калибра 76,2 мм. Александр Иванович любил иногда побаловать душу и тело объемным взрывчиком. Для этого он брал в баню красный баллон, каковым обычно вооружаются дачники, и после хорошей парилочки открывал вентиль и напускал из баллона полную баню газу.
– Аж глаза ест! – восхищался Лебедь крепостью газа и чиркал спичкой жестом Ринго Старра. В следующее мгновение огненный шар взрыва разносил баню в щепы, а изнутри огненного шара выходил ядреный Лебедь, сытно крякал и удовлетворенно потирал руки и ноги.
– Ох, хорошо. Душевно продрало, – так он обычно говорил.
Он гордился тем, что мог выдержать эту народную оздоравливающую процедуру. Не все выдерживали. Если, бывало, кто и рисковал зайти с Лебедем в газовую баньку, их кишки потом отскребывали от ближайших сосен. А Лебедь только делался звонче и густопсовее. А тех – разрывало! Так погиб Илюшка Пердяев, названный брат Лебедя. И Федотка Зарубин, лесничий местный. И Зосима Прикуп, и Панас Пятыгин, и Колька Валуй, и многие, многие еще… Не выдюжили.
– Ну как, Александр Иваныч, ощущеньице?
– Нехеровое, – похвалил Лебедь. Херовых ощущений он не любил. Терпеть не мог, например, если возле крылечка его штаба вырастала какая-нибудь роза и начинала вонять на весь штаб.
– Что такое? – строго спрашивал у подчиненных Лебедь. – Насрали что ли?
Подчиненные уже знали, в чем дело, и бежали срывать розу. Они были нежными слабыми людьми и плакали, когда уничтожали такую красоту, при том, что сами же по ночам поливали бедняжку, зная, что скоро начальник учует флору и велит разорвать ее.
3.
Тук-тук-тук!
– Кто стучится дверь моя? – пошутил Лебедь и повернул голову к двери в парную. – Заходи!
В парную вошел адъютант-помощник.
– Товарищ генерал, прибыл Коржаков!
– Не вызывал, – задумчиво пробасил генерал.
– Гнать?
– Ну что ты все “гнать” да “гнать”… Зови сюда.
– Есть.
– Стой! Ты почему казенные пуговицы не бережешь?
– Не могу знать!
– Я говорю, почему в парную заходишь одетый? Пуговицы окислятся.
– Так точно.
– Что так точно?
– Спорю.
…Вошел Коржаков без трусов. Это неудивительно: даже депутаты и большие государственные деятели находятся в парной без трусов. Это просто обычай. Банщик, не перестававший все это время наяривать лебедеву спину, положил связку колючих прутов рядом с тазиком и вышел. Он знал, что подслушивать государственные тайны нехорошо. Но ничего не мог с собой поделать – прислонился ухом к двери с другой стороны. Поэтому он слышал весь разговор, но об этом все равно никто не узнал: банщик был не из болтливых.
– Важное дело, Лебедь. Альянс будем делать, однако.
– А чего это ты решил со мной альянс делать, что я тебе, девка красная что ли?
Таким образом Лебедь тонко намекнул Коржакову на то, что знает о его подъездах к Пугачевой. Но Коржаков был толстокожим и бесчувственным, поэтому намека не понял. Тогда Лебедь решил намекнуть потоньше.
– Это ты к девкам красным и рыжим с альянсами подъезжай. Усек?
– Почему к девкам? – опять не понял Коржаков.
Лебедь решил сделать намек еще менее тонким, но более прозрачным:
– Я говорю, за каким хером ты к Пугачихе подъезжал?
– Ах, это! – облегченно рассмеялся Коржаков. – Так к ней все подъезжали. И ты тоже. В Москве говорят, Пугачева разводится с Киркоровым и женится на Клинтоне. А что за этим стоит, как считаешь?
– Обычно я считаю на калькуляторе. Но чаще всего этим занимается бухгалтерия, – Лебедь так упарился, что потерял нить разговора. С ним это иногда бывало. Он, что называется “завис”. Коржаков знал такую слабость. В подобных случаях Лебедю для восстановления душевного равновесия и умственной полноценности нужно было спеть песню про птиц.
– “Птицы летят, птицы на юг летят…” – пропел Коржаков.
– “Не в землю нашу полегли когда-то-о-о, а превратились в белых лебеде-е-ей!” – подхватил песню про птиц Лебедь.
– Так я насчет Пугачевой… – напомнил Коржаков.
– А чего Пугачева… Пугачева теперь отрезанный ломоть. Надо самим альянс создавать. Только на берегу определиться, кто главнее. Кто сверху, а кто толкач.
– Я сверху!
– Почему это? Ведь я же умнее и популярнее!
– Кто умнее? Ты умнее?! – возмутился Коржаков. – Да ты, по сути, дурак!
– Тогда иди и делай альянс с другим дураком! – Лебедь решил больше не ввязываться в бесплодные дискуссии.
– Погоди, погоди, – опомнился Коржаков. – Ну к чему нам с тобой ссориться? Тем более, что ум в политике как раз не главное. Чего ж мы по пустяку спорим. Давай по существу. Я должен быть главным, потому что я круче.
– По какому такому существу?
– В политике главное не ум, а это.. как это щелкоперы говорят… Херазма!
– Харизма, – поправил Лебедь.
– Да, и у меня пистолет больше.
– У тебя-а? Пистолет больше? Ну ты ваще!
– Че “ваще”? Че “ваще-то”?! Больше, конечно. У меня он вот такой! Нет, вот такой даже!
– А у меня вот такой!
– У моего и ствол длиннее, в принципе.
– Во-первых ствол длиннее у моего, а во-вторых у меня он и толще, и пули крупнее гораздо.
– А у моего магазин двухрядный!
– О, бля, удивил! У меня тоже двухрядный. Да еще получше твоего!
– Чем же получше?
– Да тем и получше! В мой двадцать патронов входит.
– А в мой двадцать пять!
– Таких магазинов не бывает!
– Ты эти еврейские штучки брось! “Не бывает”! Это у тебя не бывает. А у меня бывает.
– Нет, самый большой магазин у меня, мне его делали специально на заказ, он совершенно нестандартный, поэтому я и забыл, сколько там патронов. К тому же у меня и сам пистолет больше.
– Ну давай тогда померяемся! Давай пистолетами-то померяемся!
Генералы вышли в предбанник и несколькими мощными ударами и пинками удалили охрану и банщика наружу.
– Ну, давай, показывай.
– Ты первый.
– Почему это я первый? Я же первый сказал!
– А я первый подумал!
– Чепуха! Мысль – экзистенциальна и потому твой тезис недоказуем в принципе.
– Ты че, дурак что ли? Мысль вовсе не экзистенциальна, а метафизична и проявлена, как в астральном, так и в ментальном плане.
– О, е-о-о! И этот человек еще охранял президента!.. Да мысль, как категория отражения, в какой-то мере присуща материи на любом уровне организации!
– Так, не буду спорить. Как говорится, уровень собеседника не позволяет вести с ним сколь-нибудь конструктивный диалог.
Коржаков осторожно показал из штанов кусочек ствола.
Голый Лебедь тоже подошел к своей одежде и смело и просто достал оттуда свое мощное оружие. Увесисто покачал его на ладони.
– Видал?
Коржаков зачарованно смотрел на могущество Лебедя, как поклонницы на профиль Элвиса Пресли. У него раздувались ноздри.
– Теперь свой доставай полностью! – властно сказал Лебедь.
Коржаков осторожно подчинился, достал из штанов свой ствол. Что ж, он тоже был неплох. Ладно сложен, крепко сбит.
– Во какой у меня…
Пистолеты сблизились. Казалось, между ними сейчас проскочит электрический разряд, настолько велико было напряжение генералов. Они оба тяжело дышали, а их руки, держащие мужское могущество, дрожали. Бесконечные секунды продолжалось это поразительное напряженное молчание. Наконец Лебедь облегченно засопел и выдохнул:
– У меня… У меня больше.
В этот момент напряжение спало и у Коржакова, он понял, что проиграл, но все же не хотел признавать свое поражение.
– Ну разве что на чуть-чуть…
Уже через минуту генералы, позвав охрану в предбанник, сами удалились в парную.
– Ну что, значит, теперь мир? – спросил Лебедь.
Коржаков чуть покраснел и смущенно сказал:
– После того, что между нами было – мир. Альянс. Ты только не говори никому…
