ПОДКРАВШИЙСЯ НЕЗАМЕТНО-2

Повесть о настоящих людях

Все совпадения имен и событий считать случайными.

Александр НИКОНОВ

1.

Экс-шеф Совбеза Александр Лебедь задумчиво барабанил пальцами по столу, на котором лежала газета. Опять скандал. Война компроматов. Кому это выгодно? Может быть, Коржакову? Или это тонкая игра Мавроди, желающего оптом скупить, а потом в розницу продать Россию? (Пепел от толстой пачки “мавродиков” до сих пор стучал в сердце Лебедя.) А может, в игру включился сам Кобзон? Лебедь привычно дернул красный рычаг справа от кресла. Это был сигнал вызова. В дверь тут же вошел адъютант, хотя и в штатском, но с хорошей выправкой.

– Ну? – Лебедь был привычно лаконичен.

– Работаем. Но в пределах, – так же кратко ответил адъютант. Лебедь и в других ценил умение доложить кратко и по существу.

– А это?

– Всегда.

– А то?

– Раз и навсегда.

– Свободен.

Адъютант прошел с ним тринадцать войн. И во всех остановленных Лебедем войнах этот мальчишка был рядом. Лебедь любил его как сына. Даже больше – как двух сыновей. Он всегда посылал мальчишку в самое пекло. Лебедь взял из стакана красный карандаш, решив еще раз перечитать статью. Хорошая статья. Наверное, еврей написал. Лебедь взглянул на подпись. Да нет, вроде русский – Иван Кацман-Рабинович. Может, псевдоним? Кто же ему слил эту информацию? Какая сволочь? И по кому удар? Может, по Черномырдину? А может, и по самому Ельцину? Лебедь представил, какая буча сейчас в Думе. Илюхин, небось, заходится, как всегда требует импичмента президента.

Лебедь надел круглые очки в металлической оправе, бывшие с ним во всех заварушках. И что странно, линзы много раз бились от прямых попаданий осколочно-фугасных и кумулятивных снарядов, а оправа стояла, лишь многочисленные царапины покрывали ее.

Ладно, пройдемся еще раз. Может, что и прояснится.

2.

Статья в “Новом Взгляде” называлась “ТРУДНОЕ СЧАСТЬЕ МАЛЕНЬКОГО КОНРАДА”

“С кем только ни сталкивала меня нелегкая журналистская жизнь. Люди все больше удивительные, какие только в нашей Родине и рождаются. Один из таких замечательных людей – Конрад Карлович Пидаргузов, человек удивительной и нелегкой судьбы. Познакомился я с ним в Сандуновских банях, когда, сунув какому-то низкорослому купюру, попросил:

– А ну-ка сгоняй за пивом, пацан.

Это и был рано поседевший Конрад Карлович, коего я принял за мальчишку из-за низкого роста. Так и познакомились. Попивая принесенное Конрадом из буфета пиво, я слушал историю его жизни, и не раз слеза подступала в моим длинным пушистым ресницам.

Оказалось, Конрад является незаконнорожденным и гонимым сыном Бориса Ельцина. Еще когда Ельцин работал в Свердловском обкоме партии, КГБ доложило, что у него где-то в деревенской глуши родился побочный сын Конрад или, как ласково звала его старушка-мама, – Коник. Поняв, что это может поставить крест на его партийной карьере, первый секретарь отдал приказ уничтожить всех младенцев в Свердловской области. Тогда мать маленького Коника положила его в корзину, пошла к реке и отправила корзинку с орущим младенцем вниз по Енисею. При впадении Енисея в Северный Ледовитый океан, плывущую корзинку увидел в перископ капитан атомной подводной лодки Герой Советского Союза Карл Цейс. Думая, что это никому не нужная вещь, только лишний раз загрязняющая океан, капитан в учебных целях выпустил две торпеды, но не попал. Господь хранил младенца. Тогда Карл Цейс объявил всплытие и отправил матросню за корзинкой.

Так маленький младенчик стал сыном полка или, точнее говоря, внуком субмарины. Семи лет от роду он впервые увидел землю и голубое небо вместо железных шпангоутов и угловатых цугундеров. “Подлячий выкормыш” ласково звали матросы малыша. Ел мальчик действительно очень много, но тесные помещения лодки не давали ему простора для беготни и физического роста, поэтому росточка парень остался, прямо сказать, младенческого, зато мог проникать в такие кубрики и сфинктеры, куда не мог пролезть ни один штатный моряк. Особенно полюбил малыш греться возле реактора. “Смотри, задристыш, а то рога вырастут”, – добродушно шутил седоусый боцман, по-отечески поднимая мальчика за уши. И точно, к пятнадцати годам у парня обнаружились некоторые уплотнения ушных хрящей. “Неоперабелен”, – таков был суровый приговор медиков. Мечту о море пришлось оставить.

Но не таков наш паренек! Вычерченные тонким карандашом на карте ватерлинии и ряды стройных кильватеров на продуваемой всеми ветрами палубе часто снились ему долгими бессонными ночами. Он без экзаменов поступил в институт Дружбы народов имени Патриса Колумба на факультет имени одноглазого адмирала Нельсона.

Впервые академик Курчатов обратил внимание на низкорослого паренька во время лабораторной работы по физике, когда Конрад изучал резонанс Фаллопиевых труб. Вошедшая в резонанс самая большая труба соскочила с кронштейна и обрушилась на парня, начисто срезав ему запонки. Срикошетив от пола, запонки, сделанные когда-то боцманом Сидоренко из остатков ненужной боеголовки, с силой ударили Курчатова в глаза. Ослепшего профессора унесли на носилках, но и в бреду он еще долго повторял имя удивительного студента.

Через пять лет Конрад закончил институт по специальности “визуальный контроль пожарных гидрантов и аквариумная акустика”. Это было, конечно, не море. Но все же что-то связанное с водой. Однако работать по специальности Конрад не стал, а уехал с одним негром с параллельного потока в Африку. Но в Африке жить оказалось еще тяжелее, чем ходить под водой на атомной субмарине. Пришлось обитать в тростниковой хижине, спать и ходить в туалет с автоматом Калашникова, периодически отражать набеги повстанцев, противников режима. Заработать ничего не удавалось, все деньги уходили на патроны. Слава богу, что питание бесплатно росло на пальмах. Прожив так восемь лет, Конрад продал своего друга в рабство повстанцам. Таким образом удалось выручить необходимую сумму для покупки билета на самолет Аэрофлота летящий до Стамбула, а уже оттуда на перекладных он добрался до Абхазии, где некоторое время был советником в правительстве Ардзинбы. Но Ардзинбу продать никому не удалось, поэтому Конрад перебрался в Москву.

Сейчас Конрад зарабатывает на жизнь тем, что в одном из второразрядных кабаков танцует стриптиз-гопак или же просто медленно раздевается под русские плясовые мелодии, к вящему удовольствию бездуховных российских богачек, готовых за деньги продать самое святое. О времена, о нравы!..”

3.

Лебедь в раздумьях прошелся по кабинету. Внезапно его озарило. Он понял тайный смысл публикации. Как же он сразу не догадался! Это же удар по Пугачевой! Так-так-так… Теперь нужно пораскинуть оставшимися после войн мозгами, какие выгоды сможет извлечь из ситуации лично он, Александр Лебедь, бывший экс-секретарь Совета безопасности нашей великой Родины. Кажется, он знает, что ему нужно делать! Лебедь быстро набросал текст на бумажке и дернул красную ручку от катапульты кукурузника. Вошел адъютант.

– Так, первое: эту телеграмму отправить в Лапландию вот этому лицу. Второе: сходить в архив МВД узнать все про это лицо. Вопросы есть? Свободен.

4.

Лариса Моисеева, урожденная мужчина Борис Моисеев, позвонила в дверь. Сейчас откроют, и она вручит Ему букет цветов.

За дверью послышались шаги, щелкнул пудовый замок фирмы “Zapizdutsen und Der Pizdekliaus” и дверь из мореного дуба распахнулась. На пороге стоял Он – высокий, красивый, улыбающийся.

– Это тебе, – Лариса протянула букет Филиппу и смутилась.

Некоторое время он смотрел на нее не узнавая. Еще бы! Узнать ее было непросто: белое платье вместо всегдашних джинсов, густо напудренное лицо, глаза… Впрочем, глаза всегда были подведены.

– Господи, Боря, ты?

– Я, – смутилась Лариса. – Только я теперь не Боря. Сбылась моя мечта.

– Какая мечта? Да ты проходи, проходи.

– Филипп, ты не понял! Я стала женщиной!

– Поздравляю. Только, по-моему, это случилось с тобой еще в юности, когда ты еще не брился.

– Ты ничего не понял! Мне сделали операцию.

– Ах черт! Так вот где ты пропадал!

– Пропадала, – мягко поправила Лариса.

Видно было, что Филипп потрясен этой информацией. Некоторое время, пока он ставил чайник и дрожащими от волнения руками щелкал золотой зажигалкой над плитой фирмы “Zaebition and gowno”, в воздухе висело некоторое напряжение.

– Ну что скажешь? – наконец не выдержала Лариса.

– А что сказать? Я даже… Я думал, ты что-то под платье натолкал, ваты что ли. А это… это грудь? Это настоящие сиськи у тебя теперь?

– Ага. Хочешь потрогать?

– Нет-нет! – испугался Филипп. – Боря, как же ты на такое решился?

– Решилась, – снова мягко поправила Лариса. – И не зови меня Борей. Бори больше нет. Есть Лариса. Я уже и паспорт поменяла. Я так давно об этом мечтала, так давно!

– За это надо выпить, – Филиппа наконец посетила первая дельная мысль.

– Ну, конечно, глупый… Наливай, ептыть.

Разлили.

Выпили.

Разлили.

Выпили.

– Ну что? Еще по одной?

– Давай, а чего…

Разлили.

Выпили.

– Ну, вдогонку что ли?

– Скрупулезно подмечено…

Разлили.

Выпили.

– А борода не растет? – наконец отошел от новостей Филипп, проявив живой интерес к диковинке.

– Пока растет, но я сейчас сижу на женских гормонах. Потом расти перестанет. Начнут увеличиваться бедра. Не отличишь. А сейчас приходится два раза в день бриться и сильно пудриться.

– А… А это… Неужели отрезали?

– Отрезали.

– И то, и другое?

– Напрочь… Сделали наоборот.

Помолчали.

– Уму непостижимо. И что теперь?

– А что? Жить буду. Танцевать.

– Публика пойдет на какую-то Ларису?

– На какую-то не пойдет… дай огурчик… на какую-то не пойдет. А на бывшего Бориса Моиссева с сиськами – валом повалит.

– Вообще да, – согласился Филипп.

– Ну у нас с тобой, в общем, вкусы сходятся. Я слышал, схожие люди сходятся.

– А я слышал, схожие расходятся, а сходятся расхожие. Они дополняют друг друга.

– До чего дополняют?

– В смысле, в любви мы всегда ищем половинку.

– А я всегда искал целой любви. Кому нужны половинки, четвертинки – некондиция?

– Да нет, я не в том смысле. Легенда есть такая. Древняя.

– А-а. Тогда ладно. Древние, они много мудрости знали. Ты вот Библию читал?

– Видел. Мне Юдашкин показывал в каком-то фильме. Там мужик на ней клялся в суде.

– Серость! А я сам читал. У племянницы моей есть детская Библия в комиксах. Так я тебе скажу – это мудрость веков. Вторые смыслы, понимаешь, разное такое… Там все зашифровано. Что было, что будет. Кто был, не забудет…

– А ты Апокалипсис читал?

– Это про что?

– Про конец света.

– Не-а, я фильм смотрел. Там еще мертвецы такие на всех нападали. А наши – от них драпака.

– Наши – это русские что ли?

– “Наши” – в смысле живые! Фильм-то американский. Поэтому живые там были американцы.

– А мертвые?

– Ну, не знаю. Ты уж прям… чего от меня хочешь? Чтобы я титры читал?

– А по фильму не ясно?

– Ну что у них, по твоему, должно быть на лбу, что ль, написано, чей он мертвец?! И вообще… Слышал, говорят – “у преступника нет национальности”? Так вот я считаю, что у мертвеца тоже нет национальности.

– Умно, умно… Нет национальности – нет национальных предрассудков. Вот ты, например, какие знаешь национальные предрассудки?

– Ну у китайцев, например, это… они медуз, кузнечиков да червей едят.

– Зачем?

– Да ни за чем! Обычай такой.

– Фу, гадость какая! А еще чего едят? Говно едят?

– Говно мы с тобой едим сейчас. У тебя поприличнее закусь есть?

– Тебе что, устриц что ли захотел? Потом, блин, греха не оберешься, хуже Церетели. Вон Третьяков один раз поел устриц, так до сих пор ему этих устриц вспоминают, ептыть.

– Точно… Расскажи мне о своем творчестве, Филиппушка. Какие, например, у тебя творческие планы?

– Ну что тебе сказать о моем творчестве? Я иногда ночами не сплю. Творю!

– Много натворил?

– Да до хера уже. А у тебя какое творчество?

– У меня тоже оно есть. Что я, хуже тебя что ли? И я иногда… и у меня бывает бессонница. Я вчера ела в ночном клубе дичь. Целого лебедя. Аж усралась потом ночью.

– Кстати, насчет “усралась”, – вдруг вспомнил Филипп. – Несколько часов и минут тому назад Алле звонил Лебедь.

– Так я ж его съела…

– Дурак. Генерал Лебедь! Так, Моисееву больше не наливать, – Филипп убрал бутылку водки на другой конец стола.

– А зачем такой большой начальник звонил Алле?

– Думаю, это дело государственной важности. Аллы не было дома, но он обещал перезвонить. Я думаю, скоро война.

– Лишь бы не было войны, – машинально откликнулась Лариса.

5.

Березовский мелко трусил по улице, запахнувшись в тонкое пальтецо на рыбьем меху. Холодный ветер продувал его буквально насквозь. Тонкие паркетные ботиночки скользили на льду тротуара. Сейчас он работал под прикрытием. Как человек, отвечающий за безопасность государства, Березовский изучал страну, идя по улице, как простой прохожий. Он изучал жизнь. И жизнь не оставалась в долгу, преподнося один урок за другим. Дорогу Березовскому преградили казаки.

– А ну-ка постой. Куда идешь? Жидомасонам туда нельзя!

– Я не жидомасон, – привычной скороговоркой зачастил Березовский. – Я абсолютный гражданин этой страны и даже люблю ее, некоторым образом… А вообще меня давно интересует, как вы их различаете? Ну, я имею в виду жидомасонов.

– Да никак не различаю, – сказал казак – борода лопатой. – По мне, что жид, что масон – все едино.

– Безусловно. Безусловно. А кто, по-вашему, опаснее, евреи или жидомасоны? Это мне, чтоб знать, с кем бороться. Кто больше угрожает безопасности страны?

Казак, крякнул, позвенел многочисленными георгиевскими крестами, потрогал задумчиво шашку.

– Я тебе так скажу: один другого стоят. Олигархия. Все захватили, весь капитал.

– Как же весь? Как же весь? – забеспокоился Березовский. – Не могли весь. Просто физически весь не могли.

– Не могли, однако захватили. Смотри, кто у нас банкиры главные? Гусинский – Березовский – Смоленский.

– Ну позвольте, а вот этот, этот же… – запротестовал Березовский. – Ну как же его… Виноградов, по-моему. “Инкомбанк”.

– Вот ты один его и знаешь. Сам, небось, из банкиров, – нахмурился казак. – Что-то, паря, мне твоя рожа знакома. Постой-постой… Да я ж тебя на днях по телевизору видел! Да ты Гусинский! Эй, ребята, я тут Гусинского поймал!

– Нет-нет, я не он. Он – не я. Я его не люблю… не любил… то есть я хотел сказать… я бы сам его с удовольствием…

– Тебя надо зарубить шашкой, – раздумчиво сказал казак.

– А может быть, просто плеткой посечь? – с надеждой спросил Березовский.

– Или так, – казак нагнулся к сапогу за нагайкой. К концу нагайки была привязана гайка М14. – Сымай портки.

“Все-таки они как бы родственны чеченцам, – подумал Березовский. – Только те палками бьют по своим диким законам, а казаки плеткой по своим не менее диким. Господи, как нецивилизованно! А с другой стороны, разве цивилизованно стрелять знаменитого человека в подъезде?”

– Чей-то ты затосковал, парень? – добродушно спросил казак.

– Да так как-то. Во мне отчего-то проснулся рефлексирующий интеллигент, что очень редко бывает.

– Так ты интеллигент?

– Ну, в каком-то смысле. Без пяти минут академик все-таки. Член-корреспондент.

– “Член” – это ты хорошо придумал. Интеллигент, значить. Ну, ну… А что же без шляпы? Маскируисся?

– Да нет, не маскируюсь, что уж там особо маскироваться. Бесполезно. Интеллект не национальность, его не спрячешь.

– Эт верно, – вздохнул казак. – Знакомая проблема. Ладно, паря, иди. Но гляди! Это еще хорошо, что на нас попал. А попал бы на ментов, отбили бы почки дубинками.

– Да за что?

– Будто сам не знаешь за что, – ухмыльнулся казак.

– Спасибо, спасибо, – часто закивал Березовский. – Совет да любовь, совет да любовь. Благодарствую.

Казак – борода лопатой отвернулся от Березовского и начал меланхолично ковырять в зубах концом шашки. А Березовский поспешил к себе в Кремль, где пока мог чувствовать себя в относительной безопасности.

5.

В кабинете его уже ждал коллективный Распутин.

– Здравствуйте, – кивнул Березовский. Он предпочитал ни с кем не портить отношения. Если же они случайно портились, Березовский предпочитал устранять испорченного.

Коллективный Распутин почесал бороду:

– Здорово, Абрамыч.

Заместитель секретаря Совбеза поморщился. Все раздражало его в коллективном Распутине – и вечный запах чеснока изо рта и расшитая рубашка “а-ля рюс” от Славы Зайцева, подпоясанная кушаком от Гуччи, а больше всего вот это вот обращение – “Абрамыч”. Особенно почему-то Березовского передернуло от этой фамильярности после встречи с казаками. И вот еще что… Зачем он все время чешет бороду? Что хочет этим сказать? Тем более, что чесать бороду бесполезно: волосы не чешутся, чесаться может только подбородок. “А может, его того? – пришла привычная мысль. – Говорят, впрочем, живуч он. Сразу не завалишь паразита.”

– Чего смотришь на меня, как сыч на новые ворота? – коллективный Распутин сытно отрыгнул. – Угрюмый ты какой-то. Не люблю я тебя. Потому что не верю я тебе. Не русский ты.

– А какой же, простите? – Березовскому было неприятно это постоянное напоминание. Русский, не русский – какая разница, если деньги есть?!

– Ладно, не меньжуйся, – коллективный Распутин взял рукой из миски кусок вареного мяса и, сунув его в рот, начал жевать, запивая водкой “Гжелка”. Березовский догадывался, у кого он украл эту бутылку. Ну ничего, Хозяин еще спохватится своей бутылки, он еще устроит дворцовые порки. Дай бог ему здоровья.

– Ты это… того, соблюдай государство, ищи козни, – коллективный Распутин вытер жирные пальцы о штаны “Версаче”. – А то черт знает что творится. Лебедь уже два раза звонил Пугачевой. Слава богу, ее дома не было. Филька к телефону подходил.

– Может, у них личное…

– У Лебедя-то может. А вот у Пугачевой личного не бывает. Понял? У нее все общественное. Она в политику рвется, президентом стать хочет.

– Ну это вряд ли, – усомнился Березовский. – Что такое президент? Президент ведь – это только на пять лет. А Пугачева – это на всю жизнь.

– Вот и видно, что ты дурак, – коллективный Распутин подошел и пребольно ткнул Березовскому костяшками пальцев в лоб. – Ты сам прикинь хрен к носу – Новый год давно прошел, а Лебедь пишет письма в Лапландию. Думаешь, кому? А из архива МВД надысь затребовал все сведения о серийном убийце Раскольникове по кличке Ручечник. А Ручечник-то, который старух то рубал, давно помер, царствие ему небесное. Толстоевского читал? Вот значитца… Значит, будет Александр-свет-Иваныч искать другого, более живого. Есть контакт?

Березовский напрягся: запахло большой политикой. Но кое-чего он еще не понимал.

– А почему у него кличка Ручечник?

– А я почем знаю? Это ты у Вайнеров спроси. Тут другое интересно. Лебедь б


Александр Никонов


Оставьте комментарий

Также в этом номере:

Барбра Стрейзанд защитила себя от любопытных
Кристиан распрощался со своим директором
Челябинцы боятся проворонить Линду
МИСТЕР КИНОТАВР И ЕГО ДРУЗЬЯ
О БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТИ В РОССИИ
Здравствуй, уважаемый коллектив!
Уважаемая, редакция “Нового Взгляда”!
СКОНЧАЛСЯ ВЕЛИКИЙ БИТНИК?
ПАРТИЙНАЯ ЖИЗНЬ
КЕЛЬМИ ХОЧЕТ СТАТЬ ДИСЦИПЛИНИРОВАННЫМ ЮНОШЕЙ
КИПРСКАЯ МОЗАИКА, ИЛИ БУДЬ ЗДОРОВ, КАК КУРОПАТКА!
“КРАТКИЙ КУРС” ДЛЯ ПУБЛИЧНЫХ ПОЛИТИКОВ
ЛДПР ПРОТИВ СЕКТ
ТАМОЖНЯ ДОБРО НЕ ДАЕТ


««« »»»