Конечно, делаются попытки представить это разграбление как естественное положение дел на этапе раннего капитализма и эпохи первичного накопления. Особенно в объяснениях преуспел бывший мэр Москвы Гавриил Попов со своими бессмертными рассуждениями о том, что взятки чиновников – это, так сказать, не взятки, а законное взятие своего по праву и по чину. А также с афоризмом “что хорошо для Борового (крупный бизнесмен, а теперь еще и политик), то хорошо и для России”. Теоретики “большого хапка вперед” делают вид, что забывают, как на самом деле проходило первоначальное накопление. Тогда каковы бы ни были источники начального капитала (а они частенько были сомнительными, по крайней мере, с моральной точки зрения, хотя бы тот же сгон крестьян с земли и дальнейшая их эксплуатация на заводах), все же этот капитал направлялся в производство или в честную торговлю (а не в элементарную спекуляцию). Даже королевский пират Френсис Дрейк, заколотив свои миллионы на потрошении испанских галеонов, вскоре отошел от “мокрых дел”, получил титул пэра и вложил свои средства не в скупку недвижимости в Америке, у берегов которой он промышлял (как это делают ныне многие российские “бизнесмены”), а в экономику доброй старой Англии. Да и вообще попытка вернуться в прошлое и пройти те же стадии, что были когда-то, совершенно нереальна в связи с прискорбной для трудящихся всех стран фатальной необратимостью времени. Скажем, невозможно начинать подготовку к овладению современными математическими методами с освоения приемов древнего Вавилона, когда умножение заменяли сложением, и произведение из двух трехзначных цифр получали, выписывая клинописные столбцы палочек в конце своего писцового рабочего дня.
Более того, исторически ни в Европе, ни в Америке рынок никогда не был смыслом существования общества и его никогда не возвещали как главную политическую цель. Известно, что возникновению предпринимательского рынка (то есть современного) в Европе и Америке способствовал протестантизм. Способствовал – не то слово. Макс Вебер доказал, что именно протестантская этика была главной причиной появления настоящего капитализма. Эта религиозная этика гласила: существует предопределенность, кто будет спасен, а кто осужден на вечные муки. Но жить в такой неопределенности психологически невыносимо, и человек жаждал получить хоть какой-то намек, какой-то сигнал, что он будет спасен. Этот намек протестантская мысль усматривала в жизненном успехе, в удаче в торговом или предпринимательском деле, в науке или в занятиях искусством. Первые протестантские общины как бы требовали от своих членов активности, деятельности, личного проявления экономической самостоятельности. В этих общинах христианство становится религией, занятой улучшением качества каждой личности. Это качество включает взаимное доверие как норму жизни. И началось становление новой этики со знаменитых слов Лютера: “На том стою и не могу иначе”, что было как бы манифестацией неотчуждаемого права личности на свои убеждения. А уж отсюда вырастали всякие иные права: право выражать свои мнения публично, следовательно, свобода слова, право на участие в политической жизни и даже, некоторым образом, право на труд и отдых. Именно из автономии человеческой личности в ранних протестантских общинах произошли (уже в Америке) правила общинного “общежития”, так называемые конвенанты, прообразы штатной, а затем и федеральной конституции. В философии Просвещения (особенно у Гельвеция и Гольбаха, коим по этой части наследовал марксизм) все эти тонкости были сняты, и европейское право было истолковано только как взаимная возможность выгоды, своего рода “разумного эгоизма”, повторенного Фейербахом, а затем нашим Чернышевским.
Итак, мы видим, что в основе “рыночных свершений” раннего капитализма лежит вовсе не только голый чистоган и желание любыми средствами “зашибить деньгу” – деньги, дескать, не пахнут, а и высокие этические соображения, которые еще вдобавок требовали личной честности и, более того, требовали помогать менее удачливым сородичам (в этом также усматривался намек на спасение). Второй важный момент успеха “рыночных реформ” раннего капитализма – это существование сильного государства, ибо, как само собой понятно, никакое право не будет работать, если не существуют или резко ослаблены правовые институты (полиция, суды, налоговые учреждения) – хотя бы потому, что, помимо людей, руководствующихся моральными и правовыми нормами, в любом обществе всегда находится достаточно других, которые лишь злоупотребляют этими нормами.
А что мы видим в России? То, что бывшее государство (СССР) разрушено. Именно государство, а не политический режим, ибо главные для бытовой жизни приметы режима на месте – скажем, пресловутая прописка и дефицит всего. Ну и затем в глаза бросается полное сокрушение нравственных основ жизни, что проявляется хотя бы в публичных презентациях с льющимся рекой шампанским, в рекламе по телевидению роскошных “Мерседесов”, компьютеров и факсов последних моделей, дорогостоящей французской косметики, в совершенно разнузданных сексобъявлениях в широкой прессе (типа: “Красивые девушки без комплексов – все, что угодно для состоятельных господ в любое время суток” или “Молодой неутомимый человек утешит даму – ее внешний вид, возраст и пол не имеют значения”). И все это – в нищей и продолжающей нищать стране! А взамен нам толкуют, что, дескать, это все нормально, точно так же было в эпоху раннего капитализма (естественно, не “Мерседесы” имеются в виду, а общий характер нравов, атмосфера стяжательства и повального мошенничества, что является, как я уже сказал, полным враньем). Мы же, дескать, просто подзадержались в дороге, потом, при коммуняках, вообще шли не в ту сторону, а теперь нужно быстро-быстро наверстать упущенное. Наверстывание и понимается как скоротечное обогащение любыми средствами. И как раз быстро-быстро.
Поспешая к вымышленному капитализму XVII века, российское (советское) общество растеряло даже и те нравственные принципы, что были в “Моральном кодексе строителя коммунизма” (все-таки там что-то говорилось о честности, помощи товарищам и даже о добросовестном отношении к труду).
Валерий ЛЕБЕДЕВ, США.
Материал передан собкором «Нового Взгляда» в США Виталием КОРОТИЧЕМ.
