75-летие отметил народный артист России, лауреат Государственной премии СССР, профессор Валентин БЕРЛИНСКИЙ. Знаменитый музыкант является одним из основателей и бессменным виолончелистом квартета имени А.П.Бородина, коллектива, отмеченного Книгой рекордов Гиннесса в качестве старейшего камерного ансамбля.
– Знаете, дома у меня хранится пожелтевший листок бумаги, датированный 1945 годом, на котором четыре студента Московской консерватории, как герои Марка Твена, написали клятву и расписались кровью в том, что самое дорогое для нас в жизни – это квартет. Вот с тех пор верность этому обязательству я и соблюдаю.
– В одном из концертов, приуроченных к вашему юбилею, участвовала ваша дочь. А вы, Валентин Александрович, выросли в музыкальной семье?
– Да, я из музыкальной семьи. Мой отец учился играть на скрипке, правда, после тяжелой болезни был вынужден бросить музыку, и окончил Петербургский университет юристом. А мама обладала замечательным контральто – не имея музыкального образования, она пела в хоре Всесоюзного радио. Что касается моих квартетных корней, у меня есть фотография, на которой запечатлены четыре брата Берлинских – квартет братьев Берлинских, – которые в конце XIX – начале XX века в Дворянском собрании Иркутска играли квартеты Гайдна, Моцарта, Бетховена. Так что квартетные вирусы гуляют в нашем роду с тех пор.
– Скажите, когда вы выбираете новое произведение для исполнения, что для вас кажется наиболее важным: передать то, как его видел автор или как его видите вы?
– Это довольно сложный вопрос, потому что музыка того или иного композитора очень по-разному интерпретируется различными исполнителями. И вот эта цепочка – композитор, исполнитель, слушатель – очень интересный переход музыки из одного состояния в другое. Конечно, существуют какие-то традиции, хотя это не всегда доброе слово, некоторые традиции хочется как раз нарушить. Я думаю, что, конечно, важно знать, что хотел сказать автор, но совсем не обязательно, интерпретируя, руководствоваться только этим. Если прослушать записи какого-нибудь скрипичного концерта Бетховена в исполнении, скажем, Менухина, Хейфеца, Ойстраха и Третьякова, мы услышим по существу четыре различных произведения, и только один Бетховен мог бы сказать, какое ближе к тому, что он хотел выразить. Каждый раз я ориентируюсь на собственные чувства.
– А часто ли бывает так, что вы возвращаетесь к уже сыгранному когда-то, чтобы сыграть по-другому?
– Конечно, бывает. И, я думаю, не только у меня, потому что это как раз и отличает живое человеческое мышление и восприятие от компьютера, в котором что-то настроено раз и навсегда.
– Музыка какого времени вам ближе, наиболее интересна вам?
– Современная, начиная, пожалуй, с… Хотя это каверзный вопрос! Если я скажу, что мой любимый композитор Шостакович, вы у меня спросите, как я отношусь к Моцарту или Баху… И все же мне ближе всего музыка Шостаковича. А в то же время музыка Моцарта или Бетховена также для меня дорога. Поэтому я скажу так: мое любимое произведение – это то, которое в данный момент стоит у меня на пульте. Иначе не смогу играть.
Вернусь к Шостаковичу. Считаю, что его музыка – это летопись нашего времени. Люди, которые способны воспринять его сочинения глубоко, по-настоящему поймут наше время, даже не читая книг по истории. Хотя вообще весь ХХ век дал необыкновенно много талантов – Стравинский, Рахманинов, Прокофьев. А если ближе к концу века, то это Мечислав Вайнберг, который, если бы не было Шостаковича, занял бы его место по значимости в ХХ веке. И здесь же Шнитке, Губайдулина, Борис Чайковский. Разве это мало? Я думаю, что ни одна страна мира не располагала таким обилием талантов. А что касается исполнительского искусства, то просто невозможно перечислить плеяду великолепных музыкантов, порожденную ХХ веком.
– Кроме концертной деятельности, чем еще занимаетесь?
– Я председатель жюри Международного конкурса квартетов имени Шостаковича, также являюсь художественным руководителем Международного фестиваля искусств имени Сахарова в Нижнем Новгороде. Самая же главная моя “неконцертная” работа – это занятия со студентами Академии им. Гнесиных. Общение с молодежью придает мне силы и как бы их аккумулирует. Победы моих учеников на различных конкурсах в том числе и на международных, меня очень радуют. Эта сторона для меня не менее важна, чем исполнительская.
– Где-то я читал, что Квартет Бородина гастролировал более чем в 50 странах мира. Вы были 44 раза в Голландии, 18 в Италии, более 40 в Англии и во Франции, более 20 в США и еще много где. Получается, что в общей сложности вы не один раз объехали весь земной шар, и скажите, не превращается ли при таком образе жизни понятие родины в что-то условное и относительное?
– Даже как-то странно, что вы задаете такой вопрос… Если бы “условное и относительное”, я бы давно уехал – предложений предостаточно. К сожалению, слову “патриотизм” сейчас очень часто придается какое-то дурное, иногда даже насмешливо-ругательное значение. А жаль… Знаете, самый сложный экзамен для меня – концерт в Большом или Малом зале Московской консерватории. Нигде за рубежом я с таким трепетом и волнением не играю, как в Москве. Да и не только в Москве, то же самое я могу сказать о Нижнем Новгороде, Воронеже, Саратове… Наша слушательская аудитория мне гораздо ближе и дороже, чем публика в Германии, Франции, Англии…
– К сожалению, не все рассуждают так, как вы…
– Мне хочется рассказать об одном последствии действий средств массовой информации. Мой близкий друг Мстислав Ростропович заявил, что больше не приедет играть в Россию. Я не говорю, что нужно создавать себе идолов, но всему должны быть пределы. Понимаете, когда Ростропович приезжает в Россию, дает концерт в Большом зале консерватории и после этого в некоторых газетах появляются совершенно безобразные статьи, – это больше, чем хамство. Их авторы просто не думали о своей стране…
Александр СЛАВУЦКИЙ.
