Ярослав МОГУТИН из Нью-Йорка
“ЖЕНЩИНА: БИОЛОГИЧЕСКАЯ ОШИБКА?”
На днях прочитал скандальное эссе Уильяма Берроуза Woman: Blological Mistake?, за которое на него наскакивали феминистки с обвинениями в мизогинии (женоненавистничестве). Между тем в первых строках эссе Берроуз сам признается, что -– да, он мизогинист, сама жизнь сделала его таким. “Прошло несколько миллионов лет, пока стало понятно, что динозавры были биологической ошибкой. Неужели столько же придется ждать и в отношении женщин?”
“ПИСАНЬЕ ПРОТИВ ВЕТРА”
В нашей спальне висела картина Фреда Pissing in the Wind. Мне нравились и название, и сюжет: “писаньем против ветра” я занимался всю свою жизнь, за что сейчас и расплачиваюсь. (Мучаюсь, как Ленин в Шушенском или Пушкин в Михайловском. Ссылка. Изгнание…)
Роберту картинка Фреда не нравилась, и он забросил ее на чердак. Другая, точно такая же, висит этажом ниже.
Я НА ФОНЕ ЛЕНИНА. ЧТО МОЖЕТ БЫТЬ СТРАШНЕЕ?
Меня интервьюировал Владимир Козловский для Нового Русского Слова и ВВС (Би-Би-Си). Он провел настоящий “допрос с пристрастием”: все время пытался меня поймать на чем-то. Я ему говорю: “Владимир! Обо мне написано много разгромных статей. Будьте оригинальны!” А он мне: “А я не хочу быть оригинальным!”
Козловский не зря потратил время на составление словарей тюремно-лагерного жаргона. Язык советских зеков, щедро сдобренный американским сленгом, – это его язык. Свое отношение ко мне и моему творчеству он сформулировал довольно оригинально: “Даже Эдику Лимонову до вас еще срать и срать нужно!”
– Правда ли все то, о чем вы пишите? – спрашивает он.
– Чистая правда.
– А верите ли вы в то, о чем вы пишите?
– Конечно, нет! – отвечаю откровенно. (Я же не Библию пишу, чтобы в нее верить!)
Напоследок Козловский сфотографировал меня на фоне портрета Ленина над его диваном. “Чтобы читателям еще страшнее было!” – пояснил он. Наверное, он прав. Страшнее Могутина может быть только Могутин на фоне Ленина: Я себя под Лениным чищу, чтоб уплыть от суда подальше!
МОЯ БЛАГОПОЛУЧНАЯ СТАРОСТЬ
Fortune cookies (“печенья с предсказанием судьбы”) – скромное развлечение для обывателей. Они подаются после еды в восточных ресторанах. Внутрь каждого печенья вложена бумажка с предсказанием. Мне постоянно выпадало одно и то же: “Вас ждет счастливая и благополучная старость!” Ничего себе – пожеланьице! Не дай бог мне дожить до тех счастливых и благополучных лет. Я никогда не верил во все эти глупости, однако, если это предсказание все-таки сбудется, нельзя ли мне получить часть того благополучия авансом, прямо сейчас?
ЕВГЕНИЙ ПОПОВ СМЕНИЛ СЕКСОРИЕНТАЦИЮ!
Сенсация: оказывается, и у русских есть своя гомосексуальная литература, однако они это упорно скрывали до самого последнего времени. На Западе уже давно выходят гей-антологии, и вот наконец в них появились русские имена. Издательство Viking, филиал английского Penguin’a, только что выпустило антологию международной гомосексуальной литературы с произведениями 41 автора, начиная Платоном, Петронием, Джованни Боккаччо, маркизом де Садом и Зигмундом Фрейдом и заканчивая современными классиками.
Русская гомосексуальная традиция представлена четырьмя авторами – Федором Сологубом, Евгением Харитоновым (незаконно опубликован Рассказ одного мальчика: “Как я стал таким”), Эдуардом Лимоновым (отрывок из Эдички) и, непонятно почему, Евгением Поповым (рассказ Резервуар, переведенный из Метрополя). По иронии, тот же рассказ Попова вошел в антологию гей-рассказов In Another Part of the Forest, изданную Crown Trade Paperbacks, дочерним предприятием американского гиганта Random House. Среди 45 авторов этой антологии Попов – единственный делегат от России “в другой части леса”.
Странно, почему именно он, а не, скажем, Михаил Кузмин или тот же Евгений Харитонов, или другие, ныне здравствующие русские гей-авторы? Просто под руку подвернулся или хорошие связи на Западе? Сменил сексориентацию ради пары валютных публикаций?
А ТЫ ЗАПИСАЛСЯ В ЛЕСБИЯНЦЫ?!
Прогуливаясь вечером по Манхэттану, мы с Робертом набрели на демонстрацию, растянувшуюся на несколько перекрестков и собравшую не меньше тысячи участников, в основном – женщин. Движение было перекрыто во всей округе. Предводительствовали несколько горластых мужиковатых теток с мегафонами, выкрикивавших дебильные лозунги типа наших, пионерских: “Раз-Два-Три-Четыре! Три-Четыре-Раз-Два! Кто шагает дружно в ряд? Пионерский наш отряд!” Плакаты и транспаранты призывали положить конец дискриминации и насилию против лесбиянок. Колонну охраняли полицейские и сурового вида кобловки из полубандитской организации Dykes on the Bikes (“Лесбухи на Мотоциклах”).
Последний раз я участвовал в демонстрации, когда мне было лет 12 или 13, то ли на 1 Мая, то ли на 7 ноября. Конечно, я бы не участвовал, если бы меня не заставили, так же как всех детей в школе. И вот я опять в толпе, и вокруг меня кричат такие же лозунги, только на английском: “Раз-Два-Три-Четыре! Три-Четыре-Раз-Два! Кто шагает дружно в ряд? Лесбиянский наш отряд!”
ДЕДУШКА S&M
Меня пригласили на ТВ. На голубой канал местного кабельного телевидения. Ведущий, дядька в дешевом костюме, держался так, будто он работает на CNN или АВС.
После эфира меня познакомили с боссом – владельцем канала, которого я мысленно окрестил дедушкой садо-мазохизма. Это был лысый мужичок лет шестидесяти, с пышными усами в форме подковы, в кожаных штанах и тесной маечке без рукавов, расстегнутой на волосатой груди. Старческие чресла обхватывали проклепанные напульсники и браслеты. Стены кабинета украшали многочисленные мужские “ню”. Через пять минут общения он все еще с трудом выговаривал мое имя, но говорил так, будто знает меня всю жизнь. Он не знал обо мне ничего, кроме того, что я – русский, я – голубой и я – журналист. Однако этого дедушке S&M было достаточно, чтобы дать мне кучу советов, поучений и наставлений. “Поверь мне, парень, я много пожил на этой земле, я знаю жизнь, и я знаю ее от тебя!”
Я не прерывал этот душеспасительный монолог только в знак уважения к его старости. Однако это постоянно делал секретарь, вертлявый мальчик, сообщавший, что звонит тот-то и тот-то. “У нас – важный разговор! Пусть подождут или перезвонят!” – босс явно увлекся общением с “этим русским”. Вертлявый секретарь демонстративно ревновал.
– Тебе, парень, нужно писать по-английски, – продолжал наставлять меня “дедушка”. – А если не можешь писать – записывай свои мысли на диктофон. Найди какого-нибудь мальчишку, который за 4-5 баксов в час будет расшифровывать твои записи. На статью вам вполне хватит трех часов. Пошлешь ее в Нью-Йорк Таймс или Вашингтон Пост, они, конечно, напечатают, потому что ведь не каждый день из Германии приезжают голубые журналисты…
– Я из России приехал, я не из Германии, – прервал я бурный поток его фантазии.
– Вот я и говорю: не каждый же день из России приезжают голубые журналисты! За каждую статью получишь несколько сот баксов, расплатишься с мальчишкой. Потом, глядишь, издаешь книгу! Давай, парень, работай, пиши, рассказывай людям правду о жизни, люди жаждут узнать от тебя правду!..
Я не стал разочаровывать старика, рушить его фантазии и объяснять специфику журналистской работы, тем более – специфику моей журналистики. Я сделал вид, что поверил, будто в Нью-Йорк Таймс ждут – не дождутся, когда же я наконец пришлю им свои первые статьи на английском. Ведь не каждый день в Америку приезжают педики из Германии… Вернее, из России.
РОДНАЯ РЕЧЬ
Когда я встречаю русских на улицах Нью-Йорка (а это происходит довольно часто), мне становится не по себе от их разговоров. Что они говорят, о чем они говорят и как они говорят!!! О, великий и могучий!.. Конечно, разговоры американцев на улицах Нью-Йорка не на много содержательней, но это – их проблемы. По крайней мере, мне за них не стыдно и не обидно за их державу.
РОМАН С ЧЕКИСТОМ
В Америке, вдали от любимой Родины, во сне ко мне приходят милые сердцу образы из русского прошлого. Недавно приснился Коля Никитенков, моя первая любовь с третьего класса провинциальной вяземской школы. Он был сыном полковника КГБ, поэтому мои родители не поощряли нашей дружбы. Некоторые дети в школе дразнили его “чекистом”.
Мое детское воображение не могла не поражать коллекция старинного огнестрельного оружия, конфискованного героическим Колиным папой. Мы, не читавшие Фрейда, затаив дыхание перебирали эти красивые фаллические символы, вожделенно гладили дула. Коля попал на учет в детскую комнату милиции, выйдя на улицу с винтовкой времен гражданской войны. Он, по тогдашним моим понятиям, был невероятно хорош собой, и винтовка ему была очень к лицу. Он считался хулиганом, даже бандитом, грозой и бедствием нашей школы. Я был отличником, и учителя души во мне не чаяли. Он ходил в спортивную школу, я, естественно, в музыкальную. Классическая история про принца и нищего.
Но что связывало таких разных мальчиков, помимо страсти к коллекционированию? Очень простая вещь – физиология. До Коли я был уверен, что онанизм – это когда люди пишут анонимки, что это очень нехорошо и непорядочно. Однако Коля открыл мне глаза, и я был влюблен в него сумасшедшей любовью…
Он променял меня на знаменитую местную шлюху, которую поочередно с солдатами имели чуть ли не все пацаны нашей школы. Одна щедро наградила всех своих многочисленных любовников букетами венерических болезней. Первый гетеросексуальный опыт закончился трагично: бедный Коля в отчаянии сжег свой член, вылив на него флакон тройного одеколона…
Вскоре мы переехали из Вязьмы в Подмосковье, и постепенно я забыл своего Колю. И вот он мне снится здесь, в Америке. Страшно даже подумать, что с ним сталось. Быть может, спился, опустился и подурнел. Или женился и нарожал кучу детей, маленьких никитенковых. А может, его уже нет в живых, как многих моих друзей и одноклассников, убитых в Прибалтике, Приднестровье или Чечне. Лучшее, что могло с ним произойти: пошел по папиной линии. Не дай бог попасть в его лапы по прошествии стольких лет.
– Гражданин Могутин, мы получили анонимку по поводу ваших публикаций, – скажет полковник Никитенков-младший. – Зачем порнографию пропагандируете? Зачем читателей развращаете? Зачем разжигаете национальную, религиозную и социальную рознь? По какому такому праву хулиганствуете с исключительным цинизмом и особой дерзостью? А, гражданин Могутин?
– Да ты что, Коля! – крикну я ему. – Это же я, твой принц, который из примерного мальчика превратился в хулигана, бандита, преступника! Коля, мы всего лишь поменялись ролями, правда?! Помнишь, как мы с тобой..?
Нет, не вспомнит Коля. Не положено помнить по Уставу.
ВКУСНОЕ АМЕРИКАНСКОЕ КИНО
Восприятие кино у американцев связано с жевательным рефлексом. Это традиция: люди идут в кино, покупают перед сеансом много-много поп-корна и жуют его на протяжении всего фильма. (Поп-корн кончился – дальше смотреть неинтересно). В подлокотниках кресел есть специальные отверстия для стаканчиков с воздушной кукурузой. Меня с непривычки очень смущали хруст и чавканье в зале. Может быть, поэтому американское кино никогда не отличалось интеллектуальностью?
