Давным давно, году эдак в девяносто первом, случилось мне попасть в редакцию “МК”. Я ждала своих друзей, развлекаясь от скуки свежеприобретенной электронной записной книжкой. Вещью по тем временам редкой и модной. Тут ко мне подошел какой-то странный человек с мутно-сальным взглядом и стал дешево со мной заигрывать, восхищаясь “дорогостоящим” предметом в моих руках. Агрессивно-юродивое поведение существа с безумными глазами и внешностью старого сатира меня изрядно удивили.
– Как можно в такую уважаемую редакцию пускать городских сумасшедших? – подумала я. Позднее мне поведали, что этот похотливый, неадекватный и завистливый тип есмь всесоюзно-знаменитый журналист Минкин.
1.
На прошлой неделе Михаил Швыдкой обратился к ТВ-зрителям с тезисом “Обществу необходима цензура” (канал ”Культура”). Такова была тема очередного выпуска его ток-шоу “Культурная Революция”.
Питерский интеллигент Швыдкой, хоть и многое повидал на своем веку, но все же, похоже, надеялся, что собравшаяся в студии аудитория выступит против цензуры. Именно поэтому не использовал знак вопроса в названии, а как бы поставил людей перед фактом. Зная своего соотечественника как носителя неистребимого духа противоречия.
Но не тут то было. Аудитория поразила единодушием. Цензуры жаждут не только умело манипулируемые грамотными конъюнктурщиками рабочие, писавшие закладуху Путину, но и изрядная часть представителей гуманитарной сферы.
Хорошо хоть жаждут они цензуры не политической, а этической.
2.
Главными оппонентами оказались Галина Волчек и Александр Минкин. Гордость российского театра выступала, разумеется, против какой бы то ни было цензуры. А звездун отечественной журналистики требовал немедленного введения морально-нравственных ограничений.
Базовым постулатом возмущенного гражданина Минкина было то, что документальная лента про педофилию (канал РТР) психотравмировала ТВ-аудиторию и якобы увеличила число отечественных педофилов.
С первой частью этого утверждения нельзя не согласиться, ибо вскрытие язв общества должно травмировать. По определению. Для того подобные программы и создаются. Ибо общество в своем равнодушии склонно не замечать беды ближнего. Поэтому социум надо периодически встряхивать.
Стоит напомнить в связи с этим об истории фильма “Забытые”. Эту жестокую ленту снял в 1951 году великий испанский режиссер Луис Бунюэль. Картина рассказывала о “забытых” людьми детях, которые ютятся на пустырях и свалках большого процветающего мексиканского города. В Каннах фильм произвел сенсацию, а бомонд Мехико был в гневе. Бунюэля обвинили в попрании всех возможных этических норм. Ему даже пришлось покинуть Мексику. Зато власти вынуждены были заняться проблемой беспризорников.
Если не напоминать обществу о его проблемах в жесткой форме, этих проблем станет больше. Например, в Америке с периодичностью раз в год выясняется, что очередной растлитель малолетних, прежде чем попасть в тюрьму, раз пять менял работу, переезжал из штата в штат и везде бывал пойман за руку. Но спокойно продолжал совращать детей. В подобных случаях начальство не хочет скандала (такие происшествия чаще всего случаются в учебных заведениях). Как правило, не хотят скандала и родственники жертв. Поэтому люди, склонные к извращениям, спокойно живут и развлекаются среди себе не подобных, пользуясь их безразличием к чужой беде. В результате проблема педофилии в США стоит очень остро.
А несколько лет назад в Бушевом отечестве произошла и вовсе парадоксальная история. Посаженный за childabuse молодой мужчина обратился к властям штата с просьбой спонсировать его кастрацию. Любитель детской плоти был убежден, что отмотав срок, не расстанется с преступной страстью к маленьким мальчикам. Операция по лишению мужских достоинств стоила три тысячи долларов, а денег у несчастного не было. Но штат отказал, поскольку подобную трату нельзя было официально провести через бюджет. Чем дело кончилось, неизвестно, ибо СМИ, подобно юной деве, легко увлекаются какой-нибудь темой и так же легко о ней забывают.
Проблема нездорового пристрастия к несовершеннолетним такова, что помнить о ней необходимо, ибо она является следствием равнодушия к детям, оставленным без призора. И чем травматичнее будет зрелище, тем лучше для дела.
Теперь, что касается увеличения числа педофилов после просмотра подобных документальных фильмов. Cвязанный и садируемый ребенок может возбуждать только латентного извращенца, но никак не нормального человека. Если исходить из того, что общество состоит из потенциальных маньяков, то, спору нет, его следует централизованно глушить бромом и убирать из поля зрения все, что способно вызывать эротические ассоциации. Если же считать, что случаи сексуальных отклонений единичны, никакой опасности ленты подобного рода представлять собой не могут. Однако Минкин был страстно неумолим. Ибо не знаком с работами классиков психоанализа и не знает, что повышенная чувствительность к сексуальной тематике, которую он всенародно продемонстрировал, говорит о наличии в данной сфере “горячей точки”.
3.
Впрочем, именитый публицист (коего Евгений Додолев величает “Лениным отечественной журналистики”) не сказал ничего нового, а потому, собственно, ничем не удивил. А вот Максим Галкин, залитовавший себя в свите Аллы Пугачевой, выступил весьма неожиданно.
…Бывает, что пока два человека не встанут рядом, их сходства не замечаешь. Зато, когда они оказываются в одном кадре – невероятное становится очевидным. Субтильное тельце, вытянутое, с узким подбородком лицо… Галкин & Минкин просто близнецы! Седина да козлиная бородка – вот и вся разница. Минкин – “полу-интеллигент” доперестроечного разлива, а юный Галкин – его постперестроечный вариант. “Миллионер” разве что побойчее, раньше начал и дальше пойдет. Выступая за введение этико-речевой цензуры, модный телеведущий гордо уведомил аудиторию о наличии у себя лингвистического образования.
– Я как лингвист могу сказать… – начала свою пламенную речь голова из ящика. (Просто по Галичу: “Как мать говорю вам, как женщина…”.) – В наших средствах массовой информации регулярно нарушаются этико-речевые нормы!
Следует сразу уведомить читателя, что никаких этико-речевых норм, которые можно было бы нарушать, в природе не существует и существовать не может. Любая языковая норма есть “совокупность наиболее устойчивых традиционных реализаций языковой системы, отобранных и закрепленных в процессе общественной коммуникации” (Лингвистический энциклопедический словарь). Норма постоянно дрейфует вместе с языком. И попытки ее зафиксировать обречены на неудачу. Что же касается речевой этики, то она находится в сфере стиля, а стиль тем более не сводим к нормативу. Обо всем этом знает каждый лингвист. За исключением, разве что, Максима Галкина.
Далее ведущий пародист страны пламенно продолжил:
– Журналисты, пользуясь вседозволенностью, позволяют себе употреблять иронию в тех случаях, где она абсолютно неуместна!
Здесь Незнайка с обманчивой внешностью Знайки и вовсе вывалился из поля лингвистики, затронув сложнейшую тему взаимосвязи трагического и комического, над которой бились многие ученые головы. Может, не такие крупные как у Галкина, но зато пригодные для интеллектуальной деятельности. Достаточно вспомнить, что писал по этому поводу великий Эжен Ионеско:
– Комическое будучи интуицией абсурда несет в себе гораздо больше отчаяния чем трагическое.
Но этого не знает не-горький Максим. Ибо с общей культурой у него серьезные проблемы. Вернее, нет проблем. Поскольку нет знаний. А все, чего не знает телевизионный Митрофанушка, суть вздор.
Самое забавное, что в своей обличительной речи Галкин упомянул статью “МК” под названием “Семья десантировалась во двор”, где речь шла о коллективном самоубийстве. А пел он в унисон с Минкиным, персонифицирующим этот самый “МК”. Воистину чудесны дела твои, Господи!
– О трагических вещах говорят с бесстыдной иронией, непонятно откуда происходящей! – вторил своему юному двойнику глубоко “трагический” и, в силу этого, не вызывающий ничего, кроме смеха, Минкин. А ведь еще Жорж Бернанос писал:
– Горе всегда несет в себе элемент комического, и даже самая возвышенная трагедия обязательно содержит крупицу смешного.
Не знакома радеющая за “неполитическую” цензуру медийная парочка ни с трудами Бергсона, изучавшего проблемы комического, ни с театром абсурда, ни с целым рядом других феноменов человеческой культуры. Бедный Галкин за две минуты эфира успел расписаться даже в том, что не освоил трудов таких известных “коллег”-лингвистов, как Шарль Балли, Виктор Виноградов и Эдвард Сэпир.
Свою краткую, но пламенную тираду Галкин завершил предложением “посадить лингвистов в сочетании с юристами” (хорошо хоть не в тюрьму), чтобы они “сформулировали законы” о табуированной и стилистически окрашенной лексике. Заметим, что табуирование есть “запрет на употребление тех или иных слов, выражений или собственных имен. Явление табу связано с магической функцией языка, то есть с верой в возможность непосредственного воздействия на окружающий мир при помощи языка. Табу характерны для языков народов с архаичной культурой” (Лингвистический энциклопедический словарь).
Так что юный Галкин зовет нас во времена анимизма, да еще косноязычно “сочетает” юристов с лингвистами. Лучшему языковеду среди телевизионщиков следовало бы помнить, что по ту сторону “голубого экрана” порой сидят настоящие лингвисты, которые, в отличие от любимца женщин определенного возраста, освоили науки, которым обучались.
4.
Одним словом, Минкин & Галкин выступили точно по Ивану Ильину:
– Он (полу-интеллигент – Прим. ред. ИД “Новый Взгляд”) не имеет своих мыслей, но застращивает себя и других штампованными формулами; а когда он пытается высказать что-нибудь самостоятельное, то сразу обнаруживает свое убожество. Сложность и утонченность мира как Предмета, совершенно недоступна ему: для него все просто, все доступно, все решается с плеча и с апломбом. Главный орган его – это чувственное восприятие, обработанное плоским рассудком.
Впрочем, собака цензуры зарыта вовсе не в лингвистическом или каком-либо ином научном поле, а там, где решается вопрос, как именно должно функционировать государство: как корпорация или как учреждение.
Либо народ совместными усилиями будет строить свое общество, либо некая элита будет оное общество лечить от разного рода недугов, вбрасывая только ту информацию, которую считает “нужной”. Если исходить из того, что население обладает развитым сознанием, то ему можно доверять любую информацию и допускать вольности в форме ее подачи. Если же считать соотечественников собранием тупых скотов с дурными наклонностями, то информацию следует тщательно фильтровать, а форму подачи максимально примитизировать, дабы не допустить превратных толкований.
Как выяснилось из программы “Культурная революция”, Михаил Швыдкой и Галина Волчек уважительно относятся к народу, частью которого являются, в то время как Минкин и Галкин его презирают, а потому стремятся оградить и ограничить. Впрочем, с точки зрения психоанализа, страстное желание Минкина запретить показ видеоматериалов по детской проституции может говорить не только о его глубоком убеждении в том, что все вокруг латентные педофилы. Ему стоило бы проконсультироваться у сексопатолога. Ибо очень уж не по делу выступает газетчик против грамотных ТВ-работ своих коллег Воеводина (НТВ) и Мамонтова (РТР).
А вот пафос Галкина однозначно свидетельствует о снобизме и желании воспитывать нерадивую аудиторию, а заодно и журналистов, на которых у него зарисовался зуб. Не все, как известно, терпимы к резкой критике. Галкинское выступление в эфире канала “Культура” выдало и мучительное желание гибрида пародиста с ТВ-ведущим быть уважаемым “Лингвистом”, а вовсе не телезвездой, вызывающей бурный восторг у домохозяек и снисходительные улыбки у социально-близких.
Мистер Миллионер в передаче Швыдкого оказался во вполне достойной себя, великого, компании. За введение морально-нравственной цензуры высказался и симпатичный юноша из пресловутой программы “За стеклом”. Тот, что продемонстрировал всей стране свои намыленные мужские достоинства. Ему сладко подпели и две, на этот раз одетые, “застекольные” барышни.
Великолепное шоу Швыдкого лишний раз напомнило о давно известном феномене. За мораль больше всего радеют те, у кого с ней проблемы. В то время как истинные носители нравственных ценностей убеждены в том, что моральные ограничители существуют внутри личности, поэтому нет никакой необходимости вносить что-либо извне. Нужно просто жить, соблюдая рамки собственных понятий об этике и растить детей так, как считаешь нужным.
– Чем больше акцент на этику в общей идеологии, тем меньше этика уважается в повседневной жизни. Чем более общество одержимо проблемами этики, тем менее оно реально соблюдает этические нормы. Там, где полит-корректность достигла предела, предела достигла и наркомания, и отсутствие полит-корректности в повседневной жизни. Где выше всего ценности семьи, в реальности ценности семьи более всего попираются.
Эти слова принадлежат директору Российского института культурологии Кириллу Разлогову. Люди науки, в отличие от социально-значимых пустозвонов, прекрасно знают, что действие рождает противодействие и ограничение, как правило, не дает желаемого результата. И нынешняя “разнузданность” в языковом поле есть всего лишь результат давления совковой полит-корректности. Даже интеллигенция устала от этого прессинга и теперь матерится и пользуется новоязом подчас обильнее, чем другие слои населения.
Жаль, что в тот вечер у Швыдкого не выступил ни один авторитетный культуролог, психолог или, на худой конец, социолог. Самому министру, как он ни старался, не удалось утвердить позицию здравого смысла. Даже я вынуждена согласиться с тем, что цензура обществу необходима. Нельзя психотравмировать хрупкие души соотечественников. Нельзя показывать им… в полный интеллектуальный рост минкиных с галкиными! Созерцание подобной шушеры негативно влияет на нормального человека. Ему хочется с криком “с кем был, куда закинула судьба…” бежать вон из Москвы и далее без остановки.
Когда голос великой Галины Волчек тонет в нестройном хоре полу-грамотных полу-интеллигентов, это наносит серьезный морально-нравственный ущерб здравомыслящему зрителю. Слабонервный может не выдержать. Возьмет да и десантируется за кордон. На всю оставшуюся жизнь.
М.ЛЕСКО.
Фото Л.ШАРЛОВСКОЙ и из архива ИД “Новый Взгляд”
P.S. Прошлым летом случилось мне услышать разговор трех дам, прогуливавших своих четвероногих друзей. Речь шла о Галкине. Две наперебой его расхваливали, употребляя слова “милашка”, “хорошенький”, “три языка”, “умница” и тому подобное, а третья отмалчивалась. В конце концов ее в лоб спросили:
– Ну разве он не прелесть?
На что последовал ответ:
– Я так много вижу посредственных студентов у себя на занятиях…
“С чего она взяла, что он посредственный студент?” – подумала я. Оказалось, что у опытных преподавателей наметанный глаз.
