Итак, “неприкасаемого” искателя приключений Якубовского арестовали-таки. Сколь веревочке не виться… Этот Дмитрий, подобно сказочному Колобку, от КГБ ушел, от ГРУ ускользнул, с Прокуратурой страны вопросы решил, все мыслимые двери ногой обутой пооткрывал, но прибрали его, прибрали лихие ребята из ГУВД Санкт-Петербурга и ГУОП МВД РФ.
Взяли его двадцатого декабря в 14:56. Человек десять с автоматическим оружием. Защищать арестованного будет, видимо, почти уже легендарный Генрих Падва (который, кстати, представлял “Новый Взгляд” на небезызвестном “матерном” процессе 1994 года).
Эксперты ЦРУ США, бдительно пасущие Д.Я., связывают вторничный арест с другим вторником, вошедшим в отечественную историю под названием “черный”. Это во-первых. Во-вторых, с возней вокруг В.Гусинского и “Мост-Банка”. И – как следствие (это в третьих) – с внезапной и резкой отставкой шефа столичной госбезопасности Е.Савостьянова. То есть все это – фрагменты единого захода. А мишень захода – Ю.Лужков. (Якубовский обслуживал мэрское ГУВД, оказывая помощь людям генерала Панкратова).
По мнению же наших экспертов, арест Д.Я. может быть сопряжен… с недавним клипом М.Шуфутинского… Но это и вовсе длинная история. К тому же версия эта – без явных доказательств. (ЦРУшная, впрочем, тоже; в том смысле, что без доказательств).
В любом случае задержание Якубовского – для него самого стало полной неожиданностью (не только потому, что на следующий день он собирался защищать диссертацию в здании, рядом с которым был арестован). В ночь с воскресенья на понедельник Иосиф Давыдович Кобзон праздновал 35-летие своей творческой биографии (в Концертном зале “Россия” и затем в ресторане “Метрополь”). Там я впервые увидел Якубовских что называется живьем (нас разделяла только чета Лещинских) – Дмитрий был отчаянно весел, солнечно улыбчив и все время старался быть на виду в своем синем клубном пиджаке. Спустя сорок часов, его запихнули в оперативную машину, как пробку в массивный сосуд. Сосуд, из которого мог выпрыгнуть джинн разоблачения.
А может быть, дело в другом: складывается впечатление, что он, тов.Якубовский, просто-напросто из тех, кто не позволяет (попав на “сцену” и в “обойму”) себя забыть. (Штрих: недавно “Собеседник” опубликовал минизаметку о Д.Я.; реакция была категоричной – спецюрист Якубовский потребовал либо незамедлительно напечатать с ним беседу размером с полосу, либо грозился разорить бесконечными судебными исками; редакция сдалась, о чем, подозреваю не жалеет – интервью получилось сносное. Теперь очевидно: та публикация в молодежной газете никак уж не будет последней. Сегодня в “Новом Взгляде” – еще одна. Так получилось, что данный текст – последняя беседа с адвокатом, сумевшим снять силовых министров. Последняя перед задержанием… Будут, будут другие. В этой песне – много неспетых куплетов. Жаль, что так уныл и банален припев.
Евгений Ю.ДОДОЛЕВ,
Господин Главный редактор
АРЕСТАНТ ЯКУБОВСКИЙ
“Генерал Дима”, “провокатор”, “личность, столкнувшая лбами Руцкого с Шумейко”, “Хлестаков ХХ века” – это лишь малая толика эпитетов, которыми мои коллеги щедро награждают Дмитрия ЯКУБОВСКОГО, человека, еще недавно игравшего заметную роль в российской политике, а ныне пытающегося изобразить из себя скромного адвоката.
Секрет Якубовского пробовали разгадать многие. Увы, безуспешно. Эта беседа – еще один заход. Почему бы нет? Как говорится, попытка не пытка…
Якубовский предпочитает играть на своей территории, поэтому для разговора пригласил меня в свою загородную резиденцию, проще говоря – на дачу. Еще в машине я судорожно перебирал в памяти все, что мне удалось узнать о Дмитрии Олеговиче, мучительно придумывал первый вопрос. Волновался я напрасно. Аудиенции пришлось дожидаться долго. Хозяин дачи был занят с каким-то многозвездным генералом, неожиданно нагрянувшим в гости к Якубовскому. А что? Обычное дело для “простых” адвокатов…
Вспоминая, как растерявшаяся журналистка на одной из пресс-конференций умудрилась назвать Якубовского Якубовичем, думаю, что меньше всего хотелось бы повторить главную ошибку дюжины пишущих собратьев: расспрашивать о высокопоставленных жертвах гибкости его ума и забыть о самом Дмитрии!..
Поздний вечер. Гость уезжает. Хозяин пошел провожать его до ворот. Я уже устал разглядывать трещину в потолке, из которой на резной подголовник кожаной мебели спокойно каплет, отсчитывая секунды, вода.
Мой собеседник вернулся. Я томился ожиданием четыре часа…
ИВРИТ В “МЕТРОПОЛЕ”
– Как прогулялись?
– Обиделись, что с собой не взял?
– Нет. Вопросы из головы повылетели…
– Зато теперь я весь ваш. Можете рвать меня на части…
– Я мог представить себе, что угодно, но только не трещину в потолке…
– Дом ведь не мой. Это Крючкову на пенсии здесь бы жить пришлось.
– И сколько же комнат отводилось вождю КГБ, а досталось скромному адвокату?
– Всего три…
– Скромненько. Зато в вашей юридической консультации, расположившейся на шестом этаже “Метрополя”, просторно. Вы туда умудрились даже курсы из дипакадемии выписать.
– Да, я могу себе позволить пригласить квалифицированных преподавателей, чтобы они учили меня и моих сотрудников международному праву, этикету, государственному протоколу, немецкому, английскому, ивриту.
– Ивриту?
– Что вас удивляет? Если память мне не изменяет, Библия была написана именно на иврите. Грех не выучить.
ПОДСВЕТКА
– Дмитрий Олегович, как бы я ни крутился вокруг да около, но нам не понять степень вашей нынешней крутизны без выяснения, кто же вас первым выставил на всеобщее обозрение?
– Если намекаете на личность Андрея Караулова, то напрасно. Андрей никогда не делал этого. Из тени меня вытащил человек, к которому я всегда относился и отношусь плохо. Это Александр Владимирович Руцкой. Если помните, это он тряс своими чемоданами с компроматом…
– Вы чемоданами не трясли, а просто в Кремле разбирали секретные документы, указывая сторонникам президента Ельцина, в каком направлении нужно копать, чтобы найти факты коррупции высших чинов.
– Нет, вы что-то путаете. В Кремле я был в четвертом классе, когда нас должны были принимать в пионеры…
– Ага, значит, все началось еще в школьные годы?
– Хотите под мое пионерское детство копнуть? Опоздали. До вас уже специалисты прошлись. Знаете, когда хотят закопать поглубже, то внимание уделяют всему… Спросите об этом у моих личных биографов Руцкого, Баранникова и Степанкова.
Виктор Павлович Баранников в свое время утверждал, будто по медицинским документам, хранящимся у школьного врача, я был шизофреником, хотя в нашей несчастной сельской школе катастрофически не хватало учителей, не говоря уж о врачах. Подробности об этой справке можно узнать у Нэлли Григорьевны Токаревой, которая работала директором моей школы, а сейчас трудится в нашей юридической консультации управляющим делами. Токарева расскажет, как к ней однажды приезжал следователь из Генеральной прокуратуры.
Сначала он просил написать характеристику, заставляя вспомнить, каким я был двадцать лет назад, потом стал рассказывать, как я воровал и там, и сям, и все делал плохо, за что ни брался. Нэлли Григорьевна ответила, что в школе учила меня литературе, а не воровству. Следователю пришлось уезжать ни с чем.
Могу, кстати, рассказать еще один эпизод, который, правда, напрямую не связан со школой, но характеризует методы и стиль работы моих оппонентов. Речь о моем аресте в 1993 году. Валентин Георгиевич Степанков, с которым мы перед этим расстались друзьями, “вдруг” санкционировал обыск у меня. Внешне все выглядело очень потешно. В Болшеве, возле дома, где я жил, остановилась пожарная машина и выдвинула лестницу прямо к окну моей комнаты на седьмом этаже.
Следователь с понятыми решили забраться в квартиру через окно, а не войти через дверь. Почему? В подъезде бы их никто не заметил, спектакль сорвался бы. Все ведь специально подгадали к обеденному перерыву, чтобы люди видели, как у Якубовского производят обыск…
– Наверное, заранее знали сыскари, что искать.
– Вероятно, мой школьный дневник, в котором я исправлял оценки. Тогда бы Александр Владимирович Руцкой (его Громов очень точно охарактеризовал: “профессиональный военнопленный”) и воскликнул: “Вот видите, когда Якубовский подписи начал подделывать! В школе!” Ну и так далее…
– А вы действительно исправляли оценки?
– Нет. Меня это совершенно не волновало. Родители относились к отметкам философски. Правда, мама всегда говорила, что если есть голова, то человек должен быть отличником. Средний брат и закончил школу с золотой медалью. А я не мог учиться всегда одинаково хорошо. Я изучал те предметы, которые мне нравились, а казавшиеся бесполезными, соответственно, нет.
И тем не менее я сумел закончить школу со всеми пятерками.
– Как же вам это удалось?
– Все в зависимости от ситуации называлось то хамством, то политическим авантюризмом, а то находчивостью и умением сделать дело…
Успехи в учебе зависели от моего отношения к учителю, но на естественные науки я ориентировался обязательно. Практически все в нашем классе мечтали стать инженерами-ракетчиками и абсолютное большинство парней после школы рассосалось по училищам ракетных войск стратегического назначения. Мне оказалось сложнее податься туда, где пахло государственными секретами, поскольку мой папа был евреем. После нескольких неудачных попыток продолжить образование в военном училище я отправился служить в армию…
– А там страшная дедовщина…
– Ничего страшного. Это закаляет.
Мы рыли капониры, а старослужащие играли в карты. Такова жизнь и к этому надо относиться как к неизбежности.
Прежде чем научиться управлять, надо овладеть искусством подчиняться самому. Это я впитал с молоком матери.
ВОСХОЖДЕНИЕ
– Возрастание по карьерной лестнице – это сложный путь. Он редко бывает прямым. Место я стал выбирать по принципу: большая организация, маленькая должность. Внутри прорастать всегда легче, чем снаружи. Короче, я пошел в прокуратуру… Несколько месяцев работал делопроизводителем в отделе писем, куда приходили всевозможные бумажки, которые надо было зарегистрировать, направить зональному прокурору, который ставил на бумажке резолюцию и возвращал письмо тебе на регистрацию. Нудная работенка. Зато я стал понимать систему.
– Признайтесь, когда проходили мимо кабинета Генерального прокурора, внутри все дрожало?
– О да, я помню главную лестницу Генеральной прокуратуры! Огромные ступени, мрамор, зеркала! Я специально находил время и медленно поднимался по этой лестнице вверх.. Парадная лестница заканчивалась и начинались двери. Массивные двери начальника отдела кадров, прокурора по надзору за КГБ… Потом я специально шел на пятый этаж, где был кабинет Генерального прокурора СССР, который тогда занимал Александр Михайлович Рекунков. Мне нужно было просто пройти по этому помещению, чтобы ощутить свою причастность.
Знаете, самой большой мечтой всех технических работников было вернуться в прокуратуру Союза хотя бы рядовым прокурором. Однако из всех нас повезло только одному – секретарю комсомольской организации прокуратуры, который стал-таки прокурором.
– Но ведь и вы тоже вернулись в прокуратуру, и должность ваша называлась куда более звучно, чем рядовой прокурор.
– Действительно, я сумел подняться по лестнице, но не в союзной прокуратуре. В 1987 году я стал начальником хозяйственного управления прокуратуры Москвы. За месяц была разработана огромная комплексная программа реорганизации прокуратуры, под это дело Мособлисполком распорядился выделить материальное обеспечение. Я выбил жилплощадь, машины, валюту на технические усовершенствования… В общем, прокуратура получила то, чего никогда не имела. Мои дела и сегодня не забыты. Мне и сейчас приходится довольно часто бывать в прокуратуре по долгу адвокатской службы. До сих пор меня помнят все, даже рядовые водители и дежурные милиционеры. Все помнят. И не только из-за машин и квартир. Энтузиазм в работе был тогда большой.
– А кроме энтузиазма?
– Родной мой! Что еще могло быть в то время?! Мы служили Родине, Отчизне и свято в это верили. Дурные мысли не посещали, все работали по принципу: бери больше – кидай дальше, отдыхай, пока летит. Мои личные амбиции не распространялись дальше того, чтобы из хозотдела сделать большое управление. Это сулило не только повышенную зарплату, но и новое место на социальной лестнице.
– Тем не менее реальность превзошла надежды. Аппетит пришел во время еды?
– Я следую девизу: “Всегда иди за телегой богатого человека. Глядишь, чего-нибудь и упадет”.
– И за чьей же телегой вы шли?
– За государственной. Правда, падали с нее на меня не деньги, а одни неприятности.
СПАСИТЕЛЬ-ИЗБАВИТЕЛЬ
– Однако именно госструктуры помогли вам выйти на новый виток карьеры, раскрутив германскую тему.
– Главной и великой целью той эпопеи было спасение советской собственности в Германии…
– Звучит почти как спасение человечества от коричневой чумы.
– Вы не поняли. Я же хотел спасти эту собственность из самых корыстных соображений!
Я думал, как приду к кремлевским начальникам и скажу: “Ребята! У вас ничего не было, а я тут нарыл немного!” И мне ответят: “Молодец! Какой ты гениальный и замечательный. Мы доверяем тебе теперь большой участок самостоятельной работы!”
Во-от! Не денег нажить я мечтал, а еще выше подняться в должности!
Правда, здесь ошибочка у меня вышла, только когда вопрос о собственности наших войск в Германии был доложен Председателю Верховного Совета и Президенту, до меня доперло, куда я влез. Случилось то, что должно было случиться: мне вежливо посоветовали не совать нос не в свое дело. Так я впервые попал на периферию большой политической игры…
– Но ведь был у вас в Германии и личный интерес: надо было вызволять брата Стаса, который вляпался там в какую-то скандальную историю. До сих пор не пойму, как вам удалось брата вытащить?
– Я набрал номер справочной Министерства обороны и попросил соединить меня с помощником министра. Мне дали номер городского телефона Володи Кривнева, которого я тогда совершенно не знал.
Я набился на встречу с Кривневым, во время которой попросил посоветовать, к кому обратиться за содействием в Германии. Мол, впервые еду за границу и так далее. Володя позвонил порученцу главнокомандующего Западной группы войск.
– Так просто взял и позвонил?
– Но я ведь не с улицы пришел! Я был помощником председателя Московской коллегии адвокатов!
– А как вы узнали, что брат на службе накуролесил?
– Вы вчера на свет родились? У меня же был телефон дальней связи, по которому я мог спокойно выйти на Германию!
– … и там любого солдата позовут к телефону.
– Вы знаете, что такое дальняя связь? Ею мог воспользоваться только начальник, которому дано на то право. Если, например, я звоню с “Рубина”, а это коммутатор Министерства обороны, то всем ясно, что я не хрен с бугра, поэтому мне позовут не только Стаса…
Тогда была большая корпоративность, народ охотно помогал, потому что понимал: если чиновник попал в обойму любого рода номенклатуры, то в ней уже и останется. Это сейчас чиновники меняются, как перчатки…
– Мы отвлеклись. Что же дальше было в Германии?
– Когда я приехал туда, порученца командующего на месте не оказалось. Он улетел куда-то, а меня перепоручил секретарю военного совета. Уровень приема был обеспечен. Народ не понимал, что такое Якубовский и с чем его едят. Секретный посланец, полковник, генерал…
– И как же с вопросом нашей собственности в Германии вы разобрались?
– Я вышел с предложением на министра Язова: “Давайте попробуем…” Дальше все было просто.
– Если с Германией справились, то сегодняшние ваши дела, выходит, вообще пустяк…
– Самая большая нелепость, с которой я сталкиваюсь в адвокатской практике, это когда работников милиции привлекают за ношение огнестрельного оружия.
Совсем недавно я вел дело по обвинению в этом старшего оперуполномоченного РУОПа. Представьте, что его обвинили, что у него вместо шестнадцати патронов оказалось восемнадцать! У милиционера на службе нашли на два патрона больше и возбудили уголовное дело!..
АДВОКАТ КАК ГИНЕКОЛОГ
– Скажите, а медаль Интерпола у вас настоящая?
– Думаю, на Малой Арнаутской такие награды не штампуют. Впрочем, спросите у бывшего первого заместителя министра внутренних дел России Дунаева. Это он мне медаль вручал.
Как-то раз ко мне обратились представители Интерпола и стали задавать идиотские вопросы, на которые нормальный человек ответить не в состоянии. Я сказал, что ничем помочь не могу, что интерполовцы ошиблись адресом. Через некоторое время визит повторился, но теперь гости были более настойчивы. Мне это не понравилось, и я на простом русском языке объяснил, где находится выход, а после того как посетители ушли, снял трубку и позвонил министру Баранникову. Тот стал говорить, что это все козни МВД и так далее. Я предупредил: мол, если ко мне еще раз придут, то я отвечу на все вопросы интерполовцев.
А через месяц на сессию Интерпола в Страсбург вылетел Дунаев. Вернувшись в Москву, он торжественно вручил мне серебряную медаль этого всесильного ведомства. Само собой понятно, что сразу же после звонка Баранникову интерполовцы оставили меня в покое.
– Значит, вы и медаленосец, и кандидат юридических наук, работающий над докторской. Не пойму, откуда при постоянной адвокатской практике у вас время на диссертацию?
– Я докторскую делаю по международным расследованиям, депортациям, наложению арестов на недвижимость и счета в банках. Это все мне знакомо не в теории, я сам через подобное прошел дважды. Один раз в роли нападающего, а другой раз защищающегося. Работая на российское правительство, был нападающим, а в Канаде и на новой работе адвоката стал обороняющейся стороной. Тема моей диссертации не только актуальна, но близка мне. По ней я готов дискутировать с кем угодно.
– Разбогатели на диспутах?
– Я не богат, хотя никто не верит…
Когда-то Николай Асеев писал: “Мне кажется, что власти почести – вода соленая, морская. Чем больше пьешь – тем жгучей хочется, а жажда все не отпускает”. Вопрос: для чего богатство? Если бы у меня было много денег, я знал бы, куда их деть. Я бы в Канаде построил город для собак…
– А чем отечественные дворняги-то не приглянулись?
– В Канаде есть специальный закон, по которому всех бездомных собак определяют в магазин для продажи, и если через какое-то время покупатели не находятся, то псин усыпляют. Я и подумал, что могу заключить договор с государством, чтобы собак не убивали, а отдавали мне.
– Вы и здесь прибыль находите?
– Какая тут прибыль! Просто душу греет, что никто не хочет или не может помочь, а я взял и сделал. Хотя, может, это все никогда и не произойдет.
– Вы не злитесь, когда видите, как окружающие вас люди бессовестно пользуются вашими деньгами, видя в вас мешок с деньгами, и не больше?
– Да Господи! Пусть кормятся. Они-то думают, что я ничего не замечаю… Если я сделаю счастливее несколько человек – это уже хорошо, а уж если несколько десятков… Пусть будут богаче. Я не обеднею. Дающему да воздастся. Чем больше ты даешь, тем больше тебе приходит.
– А не боитесь, что придут новые экспроприаторы экспроприаторов и вас раскулачат?
– Приведу в пример гинеколога. Он прекрасно осведомлен, ЧТО он рассматривает, но ему абсолютно безразлично, КОМУ это принадлежит… Я вне политики, а моя работа нужна любому строю. В том, что я профессионал, вы, надеюсь, не сомневаетесь?
СУИЦИДН0-СЕМЕЙНЫЕ МОТИВЫ
– Вам никогда не хотелось покончить жизнь самоубийством?
– Я задумываюсь только о том, как бы поскорее со мной рядом оказались жена Марина и дочь Оливия. Вот моя навязчивая идея, которая греет душу.
– А первый брак таким радужным, получается, не был?
– О первом опыте говорить не хочу.
Вторая женитьба тоже не наталкивает на приятные воспоминания, давайте лучше о третьей… Во мне вдруг возникло стремление к покою, уюту… Я созрел для семейной жизни, чувствовал необходимость в жене и собственном ребенке. Я впервые в жизни совершенно жутким образом влюбился. Эта женщина уже имела ребенка и не стремилась замуж. Тем не менее мы поженились, чтобы успокоить ее бабушку, которой очень хотелось, чтобы внучка устроила свою жизнь.
Мы чудно общались, когда виделись редко, но стоило продолжительное время пожить рядом, как оказывалось, что мы не можем быть вместе. Наверное, у нас одинаково заряжены полюса… Знаете, что одноименные заряды отталкиваются, а разноименные притягиваются?
Так вот. Я развелся. А в четвертый раз женился, когда летом 1991-го года приехал в Канаду. Вел себя свободно, даже в чем-то вызывающе, шумел там совершеннейшим образом, а Канада, надо вам сказать, очень тихая страна. Это мировая спальня. Там вообще никогда ничего не происходит.
Русская коммуна в Торонто насчитывает примерно пятьдесят тысяч человек. Редко кто богат, а если у иных и есть деньги, то они все равно штопают по вечерам носки, потому что психология такова: не могут без сожаления выкинуть ни одну тряпку. И вдруг приезжает молодой человек, которого никто не знает, но который может, проходя мимо магазина по продаже автомобилей “Мерседес”, купить самую дорогую машину, причем за наличные.
Кроме того, все знали, что я приехал в гости к Бирштейну, а про него ходили легенды, что он очень богат. Получилось, что к нему приехал еще один. Тоже миллионер…
Так или иначе я сверкал с одной стороны, а Марина, моя будущая жена, с другой. Она там была женщиной номером один во всей русской диаспоре. Считалась самой красивой, самой образованной. Мы познакомились, и по счастью оказалось, что у нас полюса разноименные… Мы притянулись и вместе уже четыре года. Другого счастья я себе не желаю.
– Сколько же у вас всего детей?
– У второй жены девочка… У третьей, говорят, ребенок…
– Говорят?
– Мальчик у нее, мальчик. И у Марины дочь, которой два года.
– Алименты экс-супругам вы платите, или они, как и чиновники, боятся ссориться с загадочным Якубовским?
– Не волнуйтесь! То, что получают мои бывшие жены, нельзя назвать “алиментами”. Я сделал так, чтобы у всех все было: и квартиры, и машины. Чтобы все ездили за рубеж и все жили легко. Чего и всем советским женщинам желаю!
– Прямо идиллия…
– Да. Время другое, и я другой. Я хочу спокойно работать и время от времени уединяться с книгами, продолжать изучать языки, историю, культуру. Сегодня я уже не стану шуметь, как когда-то в Канаде. Я уже давно не хочу шуметь. Гораздо важнее ощущение самого себя и того, что ты делаешь, а не того, что о тебе думают и говорят другие.
Когда-то мне хотелось собрать вокруг себя всех заслуживающих хоть какого-то внимания людей, с которыми я когда-либо встречался и работал, и создать нечто вроде большой коммуны… Теперь у меня есть другое желание: чтобы эти разные люди, которые со мной работали, могли жить лучше. От этого я получаю настоящий кайф.
Кайф – это когда ты можешь дать людям то, что больше никто дать не может. Понимаете?
Ставлю себе минус только за то, что настолько плотно приближался к власти.
– Просчитались?
– Я отсутствовал в стране почти год, а когда вернулся, в марте 92-го, Советского Союза уже не было. Помню свое изумление, когда в правительстве на должности управляющего делами Совмина, которую еще со сталинских времен занимал Михаил Сергеевич Смиртюков, оказался какой-то бывший лаборант, упорно не желающий носить галстук и стирать носки…
Впрочем, о том просчете можно уже забыть, на повестке дня у меня новые вопросы. Больше подобных ошибок я не совершу.
Василий ЧУЧУПАЛ.
