Великий русский писатель Иван Александрович Гончаров, как известно, зарабатывал себе хлеб насущный не только шариковой ручкой прозаика, но и грозным “паркером” чиновника по цензорской части. Сначала он – рядовой в санкт-петербургском Цензурном комитете, впоследствии – на руководящих в этой отрасли должностях: член Совета министров внутренних дел по делам книгопечатания, чуть позже – член Совета Главного управления по делам печати.
В бюрократических кабинетах и коридорах Гончаров не был ни реформатором, ни революционером, ни диссидентом. Он всегда лишь строго следовал вековым традициям русской цензуры “хватать и не пущать”. Причем касалось это не только политической крамолы, но и слабых, вполне невинных по нынешним временам попыток российских писателей и драматургов приправить свои произведения легкой эротикой. Все это недрогнувшей рукой Иван Александрович из рукописей изымал. Свидетельством тому – выдержки из этих документов за подписью И.А.Гончарова.
Чем провинился детский журнал “Семейные вечера”
“В №12 этого журнала помещен целый водевиль или комедия с куплетами, как называет ее сочинительница, г-жа Ростовская, которая и есть издательница журнала. В этой комедии, под заглавием “Кошка и мышка”, изображается любовь молодых людей, встречающая препятствия и потом заключающаяся женитьбой.
Далее, в рассказе “Цыгане”, на стр. 754, цыганка, спасшая жизнь Валаху, на объяснение в любви этого последнего отвечала, что в брак с нею, цыганкою, он вступить не может, а любовницей его быть она не хочет.
Я считал бы не бесполезным предложить Цензурному комитету поставить на вид, чтобы недопускаемы были в детских журналах сочинения несвойственного детскому возрасту содержания.
15 декабря 1866 года”.
Из отзыва на пьесу Гайдебурова “Фантазерка”
“Героиня, дочь чиновника Мельникова, Маша, является перед зрителем с ребенком на руках, которого должна содержать, так же, как и своего старого больного отца. Ей помогает некто Морозов, богатый молодой человек, который нанимает ей и отцу ее квартиру с богатой обстановкой, предупреждает все ее желания и бывает у ней каждый день по два раза.
Маша разошлась с Морозовым и перешла на другую квартиру, где живет с отцом в крайней бедности, тщетно ожидая работы. Она готова решиться на какую-нибудь крайность, но хозяин дома, где она поселилась, пожилой и богатый человек, предлагает ей руку, и она выходит за него замуж.
В цензурном отношении пиеса останавливает на себе внимание тем, во-первых, что героиня является перед зрителем обольщенною, а не только в ней самой не обнаруживается раскаяния, стыда за прошлое, но даже и посторонние, и между прочим другая девушка, ее подруга, отзывается о ее прошлом легко и снисходительно; во-вторых, хотя Морозов в пиесе и назван женихом Маши, но для зрителя слишком очевидно, что она находится у него на содержании.
Самый брак ее с богачом является у автора не как примирительный исход в судьбе несчастной девушки, а как иронический протест против уродливых терпимых обществом брачных уз…
Одним словом, в комедии “Фантазерка” сквозит намерение представить невозможность в современном обществе для женщины, после увлечения, возвратиться на путь честной и трудолюбивой жизни. Эта пиеса, по моему мнению, принадлежит к числу таких, которые, по смыслу известной резолюции г. Министра, по направлению своему, на русскую сцену допущена быть не может.
7 октября 1866 года”.
Отзыв на комедию Иванова “Голенький – ох, а за голеньким – Бог!”
“…Не имея таланта, автор комедии, как и многие подобные ему, впал в натяжку, в односторонность, изобразив вместо правды картину грязного быта и грубых нравов. Так, например, чиновники, выманивая у богатого мужика задаток при незаконной сделке, выпивают вместе с ним штоф водки, сопровождая это угощение приличным случаю разговором, и таким образом обращают сцену в кабак. Другая черта нравов еще хуже: это когда Дон-Жуан из писцов просит чиновника свести его с дочерью другого семейного человека, давая ясно понять, что он вовсе не намерен жениться, и предлагает матери и дочери пособие в рубль серебром.
Пьеса грешит и против вкуса и приличия, и направлением своим противоречит смыслу резолюции г. Министра относительно пропуска пьес на русскую сцену.
20 октября 1866 года”.
Предисловие и публикация Алексея КАЗАКОВА.
