Я заметил Дениса Горелова как только он появился на страницах “Московского Комсомольца”. Понял, что он далеко пойдет. По-моему Денис пошел не туда. Хотя его и посылали. ***. Киновед из него получился классный. Только вот заголовки он себе не научился придумывать. Знал, что он “соловьист” и эту тему не оставит, я придумал заголовок сам. Рассчитывая, что будут номера **** до 52-го. Такие дела.
Е.Д.
СОЛОВЬИЗМ НОМЕР РАЗ
“Шарики – это такие большие, красивые, их еще надувают, – мрачно сказал осел Иа-Иа в день рождения. -*Песни-пляски, гоп-гоп-гоп и тру-ля-ля…”
Ему показали тряпочку, и он совсем заткнулся.
Зрителям, собравшимся в кинотеатре “Россия” на прощальную тусовку “Конец прекрасной эпохи”, посвященную премьере последнего фильма Сергея Соловьева “Дом под звездным небом”, даже тряпочки не показали. “В Союзе шариков нет!” – ответила завотделом ГУМа соловьевским гонцам. И выдала со склада 60 штук неликвида, которые разгружали вилами, и теперь они могут только входить и выходить в Очень Полезные Горшки.
В результате бело-сине-красный декор фойе навевал мысли не о дне рождения Ельцина, как было задуманно, а о съезде “ДемРоссии”, что в планы совсем не входило.
Конец Прекрасной Эпохи чувствовался повсюду. Некогда радужные рельефы подернулись тленом. Все валилось из рук.
Во время катаклизмов и бурь вся Франция смотрела камерного Годара, а вся Россия слушала чердачного Гребенщикова. Революции закончились, и Гребенщиков с Годаром перешли на клубный режим. Пьянящий и праздничный гуманитарный бунт перестал объединять людей в тот момент, когда война с большевизмом перешла из холодной стадии в огнестрельную. После августовского баррикадного братства ни одна художественная акция больше не способна бросить людей в объятия друг другу. Прекрасная Эпоха закончилась отчуждением человека: за все нужно платить, и за капитализм, оказывается, тоже. Снова стать братками и единым человечьим общежитьем нам удастся лишь на следующих баррикадах, как на волнах прежних соловьевских премьер. А если их не будет – то больше уже никогда.
Лишний билет на когдатошнего рок-лидера Б.Г. спрашивали от силы десять человек. Зал подавлял огромностью, и даже нарисованный на занавесе лукоморский дуб с птицами, солнцами и лошадьми, под которым сидел бенефициант, не вдохновили его на подвиги. Гребенщиков отлабал программу сидя и без особого огонька. Человек сто по-прежнему тянулись к нему руками, но закат был очевиден. Вряд ли умный человек станет радоваться публике, ликующей от фразы “Срать я хотел на вашего Ленина” на шестом году свободы.
Прекрасная Эпоха канула. Дошлые журналисты уже научились задавать сокровенные вопросы в интимной обстановке, отчего пресс-конференция текла вяло. Корреспондент “Комсомольской правды” задал чрезвычайно умный вопрос, стоило ли титры снимать в Нью-Йорке. В том смысле, что правильно ли пить коньяк, когда в стране карточки. В фильме на это был свой ответ: “Ну зачем же все так красиво, если кто-то живет в голоде!” “Такими стихами ты можешь убить во мне едва распустившееся чувство”. Соловьев на обострение не полез, зная норов пишущих: не нравлюсь – в следующий раз не прийду.
Коньяк и в самом деле пили – узеньким кружком в атмосфере выпускного вечера. группа, сопровождавшая Соловьева последние пять лет, всю его патриотическую трилогию, чувствовала, что вместе – последний раз.
От расстройства Соловьев даже надел привезенную из деловой поездки в Пекин кепочку китайского генерала со словом “Фрэндшип” внутри и пластмассовой звездочкой снаружи.
Шел дождь.
Денис ГОРЕЛОВ
