Всемирный русский народный собор провел обсуждение «Русской доктрины», которая призвана сформулировать базовые ценности русского общества. У вас не рябит в глазах от слова «русский»? Впрочем, «российский» еще хуже. «Русский» – по крайней мере, бренд. «Русский стандарт» хочется пить, а «Российский» – вылить. Видимо, дело в том, что русские как нация все же выглядят лучше России как государства, и это справедливо, потому что Российское государство опасно не столько для чужих, сколько для своих граждан.
Его базовые ценности нам известны: репрессии в экстремальных обстоятельствах и коррупция в стабильных. Остается определиться с базовыми русскими ценностями, которым, как считает Собор, обязана соответствовать местная политика. До сих пор, видимо, не соответствовала.
Что такое русские ценности – понимают все, но сказать не может никто. Но глядя на любого человека и даже на предмет, мы с первого взгляда можем определить, русский это предмет или не русский. О русском предмете был гениальный анекдот: что такое – не жужжит и в попу не лезет? Ответ: советская жужжалка для попы. Но если вдуматься глубже, выяснится, что предмет и не должен лезть в попу, потому что – какой смысл жужжать там? Зачем нужна такая бесполезная, абсурдная, в некотором смысле оскорбительная вещь? И тогда вырисовывается главное предназначение России и русского: это универсальный механизм для срывания чужих планов – но планов почти всегда ненужных и губительных; Россия – вечная разрушительница утопий, но утопий жестоких и опасных. Вот что следовало бы написать в «Русской доктрине», если бы меня кто спросил.
Только что – почти одновременно с Русским собором – увидела свет книга Андрея Гуровского «Арийская Русь». Он совершенно справедливо пишет, что светловолосые люди с севера принесли всему миру европейскую цивилизацию в том виде, в каком мы ее знаем, – экспансию, технический прогресс, неутомимую волю к власти, столь присущую «белокурым бестиям». И вот я думаю: а хорошо ли они сделали? Может, распространяемый ими прогресс – лишь одна из разновидностей возможного развития, и притом не лучшая? Может, прав был Александр Дюма, утверждавший, что «с отменой крепостного права Россия вступит на широкий европейский путь – путь, ведущий ко всем чертям»? Может, задача России заключается как раз в том, чтобы затормозить этот прогресс, дать ему увязнуть в русских лесах и болотах, незаметно сместить на какой-нибудь градус – и превратить линейное движение в циклическое? Ведь всякий прогресс неумолимо ведет к самоуничтожению, к гибели, – а Россия вечна и не погибнет никогда именно потому, что ей чужда сама идея движения? Ведь наше магическое пространство – отчасти сходное с пространством Индии или Африки – действительно способно затормозить и поглотить кого угодно. И потому любой захватчик у нас тут очень быстро делается неотличимым от нас – и начинает осуществлять наш вариант прогресса: медленный, постепенный, нелинейный, сводящийся главным образом к тому, что взятки становятся чуть больше.
Вот о чем следовало бы подумать создателям «Русской доктрины». Но боюсь, они подумают совершенно о другом. Они напишут о том, что главная особенность России – примат общественного над личным, готовность масс отдать жизнь за государство, строгая вертикаль власти и преимущество духовных ценностей перед материальными. Они найдут красивый синоним для рабства и назовут это рабство главной русской национальной особенностью. Они обожествят сильную власть и заклеймят массовую культуру.
Впрочем, это тоже отлично вписывается в русские ценности. Согласно нашей национальной матрице, интеллектуальная и социальная элита должна состоять из самых циничных и бездарных. А массам от этого ни жарко, ни холодно – они сами себе элита.
Редуцированная версия статьи опубликована в журнале “Компания” №31 (474) за 2007 г. (главный редактор Евгений Ю.Додолев).
