Оценка прошлого с позиций современника

Декабрь ушедшего года выдался обильным на театральные события. Даже, наверное, чересчур, если еще учесть тот обвал истерического компромата, который на финише предвыборной кампании ежедневно и ежечасно лился на головы ошалелого обывателя из уст соперничающих друг с другом партий, объединений, группировок и отдельных претендентов на престижные кресла и креслица. Вся страна превратилась в огромный театр абсурда, на фоне которого явления истинного сценического искусства как бы отодвинулись на второй план. Но они имели место, и обходить их было бы несправедливо.

К сожалению, две значительнейших акции – заключительный показ-фестиваль спектаклей, выпущенных к 200-летию со дня рождения А.С.Пушкина, и гастроли Петербургского театра им. Пушкина (Александринки), двадцать лет не приезжавшего в Москву, наложились друг на друга день в день и час в час. Так что театралам, а особенно театральным критикам, пришлось ежедневно мучительно решать проблему выбора. Идеальное совпадение произошло лишь однажды. Пушкинским “Борисом Годуновым” Александринского театра одновременно открылись как фестиваль, так и гастроли петербуржцев. О фестивале, хоть и прошедшем, все-таки стоит еще поговорить.

Прежде всего, как мне кажется, весьма знаменательным явилось то, что, пересекая рубеж тысячелетий, мы перешли его вместе с Пушкиным, нашим великим поэтом, гением, признанным ныне на всем земном шаре. И пойдем с ним дальше, находя в его мудрых, чистых, светлых творениях ответы на самые острые, насущные проблемы своего нынешнего бытия. А ставшая, увы, расхожей фразой “Пушкин – наше все” в своем изначальном, глубинном смысле поможет нам преодолевать кручи и ухабы грядущего и пока туманного пути.

Конечно, охватить всего многообразия пушкинских спектаклей, созданных в юбилейный год поэта на необъятных просторах Руси великой, не в состоянии ни один фестиваль. Отсюда и неизбежный элемент случайности, объединивший в афише Московского заключительного смотра театры Петербурга и Орла, Оренбурга и Омска, Новосибирска, Башкортостана, уже не говоря о столичных (их было больше половины – одиннадцать из двадцати). Но каким бы случайным ни оказался подбор этих спектаклей, они, опять-таки на мой взгляд, совершенно четко отразили основные тенденции наших сегодняшних мышления, чаяния, сомнений, разочарований и надежд. И прежде всего это были два “Бориса Годунова”. Оба Петербургские (МХАТ им. Чехова, к сожалению, из-за болезни О.Ефремова своего “Бориса Годунова” не смог показать).

Александринский театр из Питера открыл фестиваль. “Борис Годунов” в постановке Арсения Сагальчика явил зрелище довольно странное, показавшееся поначалу сумбурным, хаотичным, лишенным логики и внутреннего смысла. Зато предлагающим каждому зрителю увидеть и прочитать в нем созвучные его душевному настрою мотивы.

Обнаженная двухъярусная конструкция в глубине сцены художника Марта Китаева, какие-то очень неудобные подобия мостков по центру, через которые все время вынуждены перелезать, перепрыгивать, перекатываться персонажи, да еще два колеса – одно вертикальное, другое горизонтальное, не дают и намека на реальность царских палат, монастырской кельи или залы польского замка. Смысл этого голого конструктивизма явится зрителям только в самом финале, на последних минутах спектакля, а через него и смысл всего постановочного решения режиссера. А пока из самой глубины сценического пространства, из клубящегося то ли тумана, то ли дыма медленно выходит человек, всматривается в темноту зала. Смутно, зыбко, тревожно в этом голом, неуютном, сумрачном пространстве. Но скоро в нем закипит сполошная, суматошная, взрывоопасная жизнь. Будет метаться в порывах отчаяния, ярости, страха, сомнений Борис Годунов (Юрий Цурило), бритоголовый, похожий скорее на татарского мурзу, нежели на русского самодержца (может, в этом и есть намек на татарское происхождение Годунова?); весь в красном бархате и атласе, с обликом и темпераментом лица “кавказской национальности” явится самозванец (Александр Баргман) пред очи Марины Мнишек (Светлана Смирнова) и польских панов (в келье Пимена и на границе с Литвой Гришка Отрепьев был как-то мало выразителен); почему-то из-под сцены, как из преисподней, выползут Варлаам (Гелий Сысоев) с Мисаилом (Игорь Волков), и туда же, под сцену, зачем-то полезет, упихивая пышные юбки, Марина после ночного свидания с Лже-Дмитрием; торжественным дефиле, как на показе мод, прошествуют по мосткам и выстроятся в ряд на верхнем этаже конструкции польские дамы в роскошных костюмах (художник Михаил Воробейчик), знаменуя собой польское нашествие на Москву… Появятся на сцене и металлические клетки, как в зоопарке, которых не минует даже сам Борис; время от времени будет высвечиваться в глубине хрупкая фигурка убиенного царевича Дмитрия, а в момент смерти Бориса он встанет во весь рост, залитый кровавым светом. Устрашая зрителей, через весь зал с веревками на шее, точно скотину на убой, проволокут царицу и царевича Федора (Илья Носков), а бедную царевну Ксению (Ольга Гордийчук), в одной рубахе, с голыми ногами, простоволосую, перекинув через плечо, словно куль с мякиной, протащит бегом какой-то растрепанный мужик. И вот тут наступит финал, ради которого без малого четыре часа метались по сцене, отчаянно кричали, жестикулировали, взбирались на какие-то кубы и параллелепипеды актеры: медленно начнут подниматься, обретая форму громадной арки, те самые “мостки”, которые так мешали исполнителям на протяжении всего спектакля, и глазам зрителей предстанет могучая звонница с огромным колоколом. Кинется к ней Юродивый (Аркадий Волгин), схватится за веревку, чтобы ударить в набат, но веревка оборвется и падет к ногам замеревшей толпы. Не зазвучит вещий колокол, поднимая, ободряя, вселяя веру в запуганных людей. Безмолвствует колокол, безмолвствует народ.

Вроде бы никаких прямых аллюзий спектакль в себе не содержит, и тем не менее они напрашиваются сами в его нервной атмосфере на грани срыва, в непредсказуемости грядущего, в характерах этих правителей-временщиков, нивесть откуда возникших и куда и с кем идущих, в растерянности народа, утратившего веру в Бога, царя и Отечество… Ну, все, все как у нас, если поглубже вдуматься.

Совершенно иной взгляд на ту же страницу истории – трезвый, взвешенный, мудрый, обращенный к далеким потомкам, предлагает тоже питерский “Борис Годунов” в режиссерском решении Темура Чхеидзе Большого драматического театра им. Г.А.Товстоногова, которым завершился Пушкинский фестиваль.

Вся трагедия царя Бориса, сжигаемого муками совести, и заполошная судьба беглого черноризца Гришки, объявившего себя спасенным царевичем Дмитрием, прочтена Чхеидзе как бы глазами летописца Пимена, которого играет Кирилл Лавров. За высокой конторкой, при свече, в уголке сцены седобородый старик воскрешает в своей памяти все, чему был свидетель, скрупулезно занося эпизод за эпизодом в летопись, обращенную к потомкам. Отсюда неторопливый ход событий, как бы приближенный “крупным планом” каждый образ, каждый характер, строгость декорационного решения художника Георгия Алекси-Месхишвили, исполненная глубокого драматизма музыка Гии Канчели.

Режиссер, а следовательно, проницательный старец Пимен, не сомневаются в трагической вине Бориса. Но страшное решение устранить ребенка Дмитрия Годунов, каким играет его В.Ивченко, принял во имя высшей цели – упрочения престола на Руси, прекращения междоусобных боярских смут, во имя мира и спокойствия для народа. Борис умен, дальновиден, рачителен, мыслит по-государственному, и все же ему не дано разгадать и предвидеть коварства Самозванца (В.Дегтярь), измены приближенных, переменчивости народа. Ох уж эти вечные дворцовые интриги, тайное шпионство друг за другом, елейные речи, наполненные ядом. Великолепно воплощают механизм придворной эквилибристики А.Романцов в образе Шуйского и А.Пустохин – Воротынский.

Замечательная режиссерская находка – сцена объяснения Самозванца с Мариной (Е.Попова). Они не встречаются у фонтана. Они ведут переписку, от раза к разу становящуюся все более напряженной, пока, наконец, оставив перо и бумагу, не встречаются с глазу на глаз для окончательного выяснения отношений. Отброшена игра в любовь, побеждает честолюбие.

Спектакль Чхеидзе тоже об уроках истории, но не как констатация схожести ситуаций, а как предупреждение будущим поколениям. Не даром Пимен из персонажа значительного, но все же эпизодического, превратился в главное действующее лицо, представляющее нам события, какими виделись они ему, какими он осмысливал их. Блестящая работа Кирилла Лаврова.

Спорной, но весьма интересной предстала постановка Ивана Поповски с труппой Омского Камерного “Пятого театра” сценической композиции Димитрия Эсакиа по произведениям “Капитанская дочка” и “История Пугачевского бунта” А.Пушкина в сочетании с “Пугачевым” С.Есенина под названием “Царь Емельян Пугачев”. Спектакль ярко отразил полярность взглядов и оценок как личности самого Пугачева, так и поднятого им восстания или бунта. Кем был Емельян – крестьянским вождем или разбойником? Чем на самом деле руководствовался он, объявив себя царем Петром III? Для Пушкина Пугачев был мятежником, его сподвижники бунтовщиками. Для Есенина Емельян – фигура романтическая, защитник простого народа, угнетаемого царским самодержавием.

В меру последовательно придерживаясь сюжета “Капитанской дочки”, Поповски в оценке Пугачева явно склонился на сторону Есенина, а Валерий Скорокосов, приглашенный на эту роль из театра “Галерка”, своим темпераментом, прекрасными внешними данными и вовсе превратил разбойного Емельяна в романтического героя, тогда как петербургские сцены встречи Маши Мироновой (Мария Долганева) с императрицей (Лариса Гольштейн) поданы режиссером в весьма иронических тонах. По линии актерский спектакль неровен, зато массовые сцены решены изобретательно и динамично, чему в значительной мере способствует двухъярусная, легко трансформирующаяся, очень функциональная декорация художника Владимира Максимова. При всей своей эклектичности спектакль подкупал свежим взглядом его создателей на хрестоматийные, казалось бы, произведения.

Что же касается самого факта истории, то разве не появляются и в наше время такие же Емельяны Пугачевы, только носят они совсем иные имена, называют себя не царями, а президентами и на вооружении у них не сабли и пищали, а “стрингеры”, “мухи” и прочее современное оружие. История повторяется, только люди не хотят извлекать из нее уроки.

Наталия БАЛАШОВА.

На снимках: Борис Годунов – Ю.Цурило (Александринский театр); Пимен – К Лавров, Григорий Отрепьев – В.Дегтярь (АБДТ им. Товстоногова); Пугачев – В.Скорокосов (Камерный “Пятый театр”).


 Издательский Дом «Новый Взгляд»


Оставьте комментарий

Также в этом номере:

Рекорд Барбры Стрейзанд
Для поклонников Beatles
Я устал искать дозу…
Европейцев больше, но они не первые
Дмитрий Маликов: Я Еще не соскочил со ступенек
Новости
Возвращение песни
Уикенд
ВИЗИТ ПАФФА ДЭДДИ В СУД
МЕЛИССА ЭТЕРИДЖ РАСКРЫЛА СЕКРЕТЫ
АТРИБУТИКА KISS БУДЕТ ПРОДАНА
U2 НЕ ВЫСТУПЯТ В ДУБЛИНЕ
НАРКОТИКИ В СУМОЧКЕ УИТНИ ХЬЮСТОН
ПЕСНЯ ОЗЗИ – ГИМН СТАРШЕКЛАССНИКОВ
METALLICA ВЫИГРАЛА СУДЕБНОЕ ДЕЛО
СОТРУДНИЧЕСТВО НЕ СОСТОИТСЯ
НА ГЛОРИЮ ТРЕВИ СЫПЛЮТСЯ ОБВИНЕНИЯ
ШЭРОН ОСБОРН ПОКИНУЛА SMASHING PUMPKINS
МИК ДЖАГГЕР СТАНЕТ РЫЦАРЕМ
РАЗВОД ЦЕНОЙ В $1.230.000
ТРИ ТЕНОРА ПОМИРИЛИСЬ С НЕМЕЦКОЙ КАЗНОЙ
ЭКСКЛЮЗИВНЫЕ ВЕЩИ – НА АУКЦИОН
Коротко
КОРТНИ ЛАВ НАРУШИЛА КОНТРАКТ
Сказки и сны “Голубой розы”
РЕАБИЛИТАЦИЯ РЭППЕРА ПРОДОЛЖАЕТСЯ
Где небо сливалось с барханами
ВОКАЛИСТКА ELASTICA НЕДОВОЛЬНА
Вячеслав Почапский: партия Грозного – самая лучшая
ТАМОЖНЯ ТАК И НЕ ДАЛА ДОБРО
Десять лет спустя
МАРТИ ФРИДМАН УШЕЛ ИЗ MEGADETH
Ни до, ни после, ни сейчас
ДЕНЬГИ НЕ СДЕЛАЛИ ФРЕДА СЧАСТЛИВЫМ


««« »»»