Предлагаем читателям «МП» интервью Евгения МАРГУЛИСА ведущему проекта «ПРАВДА-24» Евгению Ю. Додолеву, которое зрители канала «Москва-24» могли видеть в прямом эфире.
I. Лягушки разные бывают
– Евгений Маргулис – это легенда отечественной музыки. Я мог бы сказать, что он легенда советского рока, но на самом деле масштаб Евгения гораздо больше, чем советский рок-н-ролл.
– Тогда здравствуй, Женя.
– Привет, Жень.
– Сегодня редкая история, вся студия может загадать желание: между двумя Евгениями. Я думаю, что редкая.
– Мы потом потихонечку всех и пропустим, а начнём мы с «лягушки в кустах», что, согласись, звучит гораздо более естественнее, чем «рояль в кустах». У меня в кустах лягушка вот такая, потому что ты коллекционируешь лягушек. Я вот раздобыл тебе такую вещь. Такой у тебя точно нет (достает статуэтку. – Ред.).
– Точно нет. Это откуда?
– С каких-то островов. В общем-то все твои поклонники знают, откуда началось это увлечение, но наша аудитория больше, чем фанатская армия Маргулиса. Расскажи, как получилось, что ты начал собирать лягушек, сколько их у тебя сейчас?
– Сколько сейчас я, честно говоря, не знаю, но больше 600, наверное. А началось на каком-то из моих дней рождений. Не сговариваясь, Андрюша Макаревич и Саша Кутиков подарили мне по лягушке.
– Это мистика просто.
– Это было очень много лет назад, и меня, кстати, они ужасно прикололи. Я начал собирать лягушек, но я собираю с тех мест, где я бываю.
Евгений Шулимович Маргулис родился 25 декабря 1955 в Москве, рок-музыкант, гитарист, вокалист, автор песен. Участник группы «Машина времени» (С 1975 по 1979 и с 1990 по 25 июня 2012 года). Заслуженный артист России (1999). Один из ярчайших представителей блюзового направления в российском роке. Рано начал жить отдельно от родителей – у бабушки. Потому что родители то сходились, то расходились. Бабушка никогда не выключала радио. Она все время боялась, что пропустит сигнал тревоги. Поэтому был вынужден слушать все комсомольские и советские песни, которые ему не нравились, но потом он узнал, что есть и другая музыка. В начале 1960-х он услышал Владимира Трошина – его поразил голос, бархатный и низкий. В доме своей старшей сестры (старше на 10 лет) услышал Чабби Чекера, песню Twist Again, и понял, что помимо русского существует ещё и английский язык. А позже услышал настоящие песни Александра Галича.
– Чем коллеги мотивировали выбор? Ведь и знака Зодиака нет такого – Лягушка. Вообще откуда это взялось?
– Ты знаешь, не понимаю. Макар мне подарил старую нецке, и мы были в тот момент в Нью-Йорке, и он обхаживал какие-то антикварные магазины. И запал на жабу просто со страшной силой. И она действительно такая красивая, пузатая, костяная пуговица – нецке. И она мне перепала. И он уговаривал, по-моему, продавца неделю, чтобы сбил продавец цену там со 100 долларов до 13, потому что время было дикое. А Сашка Кутиков приволок мне такую здоровую деревянную лягушку. И они мне как всучили на день рождение, и я был страшно рад.
– Какое-то мистическое совпадение, которых очень много было.
– Это знак денег на самом деле, но денег почему-то не прибавляется. Ты видел, наверное, либо драконов, либо лягушек, сидящих на монетках. Они как бы приносят денежный достаток.
– Я помню, у телекомпании «ВИD» была морда с какой-то жабой на голове.
– Вот я не помню. Морду помню, тебя помню, а лягушку и всего остального…
– Скажи, пожалуйста, лягушачьи лапки ты ешь?
– Нет. Я вообще французскую кухню не ем. Раньше ел. Тогда это было в новинку, а сейчас уже столько соблазна вокруг.
– А что ты сейчас ешь?
– Когда за границей, японскую кухню, потому что здесь чего-то боюсь. Итальянскую, испанскую.
– Ну, а здесь-то ты всё-таки бываешь, не так ли?
– Ты знаешь, здесь бываю, но, в основном, итальянскую ем, потому что к ней доверия больше, и я хожу в те места, которые знаю и в которые хожу уже лет 15.
– Понятно. А пьёшь, нет?
– Умеренно. Выпиваю.
II. Как Маргулис Макаревича спас
– Мне кажется, вот всегда так было. Я помню историю… Аню Рождественскую ты помнишь?
– Конечно.
– Она рассказывала такую историю, что вы где-то выпивали вместе, и все «машинисты» за рулём, и ты, именно потому что за рулём, не пил. А Макаревич пил, хотя тоже был за рулём, потому что он – Макаревич. И жили вы тогда рядом на Ржевском.
– Нет, нет, нет. Макар жил в Подушкино, а я жил в Крылатском.
– Ну, в общем, вам было как-то по пути ехать. Ты поехал раньше, а…
– …Макар поехал позже. Меня, естественно, остановили, потому что …
– Там был рейд, и Андрей Вадимович подъезжает, видит, что там менты, лаборатория полевая и думает: «Всё! Попал!». А они его увидели и говорят: «Ааа, это вот только что Маргулис проехал, мы его проверили, он трезвый, сказал, что Макаревич следом».
– Да, я его защитил.
– Да, в этом смысле ты спас.
– За рулём я вообще никогда не пью, потому что считаю это совершенно невыносимым для себя. А так, когда руля нет и когда хорошая компания, почему бы и нет? Но сильно уже, как в детстве, такого пьянства и разврата уже нет. Очень хорошо сказал Лёшка Романов, мой товарищ, он сказал, что «какой смысл напиваться, когда про похмелье знаю уже всё?». Поэтому я как бы следую его законам.
– А как Алексей Романов относится к тому, что тебя называют основателем группы «Воскресение»? Всё-таки она ассоциируется в значительной степени с самим Романовым, правда?
– Основателем – это громко сказано. Один из основателей. Мы придумали это вместе с Серёжей Кавагое, царство ему небесное. С Кавой, когда мы в 79-м году покинули первый раз вокально-инструментальный ансамбль….
Сергей Сирович (Сирыч) Кавагоэ (написание фамилии по паспорту – Кавагое, но орфографически правильное написание через Э) родился 25 июня 1953 в Москве, умер 3 сентября 2008 в Торонто, сооснователь московских рок-групп «Машина времени», «Воскресение» и «Наутилус». Играл на клавишных и ударных. В 1969 году познакомился с Андреем Макаревичем через своего друга Юрия Борзова, одноклассника Макаревича, был принят в состав школьной группы «Машина времени», играл в ней до распада состава Макаревич – Маргулис – Александр Воронов – Александр Бутузов – Кавагоэ в 1979 году.
– «Машина времени»?
– Да. …Он меня и выдернул на создание нового проекта. Лёшка Романов был бесхозный в тот момент, мы его подцепили, потому что он единственный из нас мог писать слова и придумывал песни. Мы это не делали. Мы были хорошими такими организаторами процесса.
– Ты ещё в тот момент не занимался сочинительством?
– Занимался, так вяло. Но когда, знаешь, есть на кого свалить, когда за правым плечом стоит Макар, а за левым Лёшка Романов, то пускай они делают то, что делают лучше. Это я потом научился… И мы сделали команду сначала из двух человек, а потом уже к нам подсоединился Лёша Романов, Лёшка Макаревич – двоюродный брат Андрея, Андрюша Сапунов. И так появилось «Воскресение».
– А Лёша Макаревич – это тот, который потом «Лицей» продюсировал?
– Да.
– Я, кстати, не знал, что они родственники. Думал, однофамильцы. Скажи, пожалуйста, я до эфира разговаривал не с музыкантом, но с музыковедом. Он спросил: «Вот как ты считаешь, место Маргулиса – оно адекватно его талантам?»
– Ты понимаешь, во-первых, я занимаюсь той музыкой, которая никогда бывает популярной на весь мир.
– Блюз?
– Ну, это нормально.
– В 70-е это была мэйнстримовская вполне история.
– В 70-е это было совершенно другое. В 70-м все в текстах песен искали двойной смысл. И безобидная песня про что-нибудь превращалась в других глазах, знаешь, в борца с режимом и прочее, прочее. Я, честно говоря, даже не знаю. Я как бы очень ироничный человек и всегда смешливо отношусь к тому, что делаю. Я не упираюсь рогами, но всегда был сам по себе. То есть я никогда не напрашивался в группы. Как-то так исторически получалось, что меня приглашали, знаешь, на спасение коллектива. Когда в группе случался кризис, то меня вызывали, чтобы что-то там я разруливал. Я разруливал, а когда мне уже стала надоедать такая история, я уходил, когда терял интерес к тому, что делаю или мы делаем, не знаю.
III. Top-five концертов Е.М.
– Понятно. Вот мне здесь подготовили вопросы.
– У тебя чистый лист бумаги!
– Нет, вопросы здесь, в голове, а на чистый лист бумаги я буду писать ответы.
– Зачем?
– Чтобы документ остался. Документ, чтобы всё было по-честному. Так вот. Назови пять самых крутейших концертов твоей жизни.
– Это первый концерт. Первый концерт в Архитектурном институте. Это мой первый выход с «Машиной времени», мне было 19 лет, сейчас мне 56 – минус 19. Сколько это?
– 75-й год. В Архи 75-й год. Это первый концерт из top-five Евгения Маргулиса.
– Это был страшный…
– Страшный концерт в Мархи?
– Страшный, потому что я вышел играть на большую аудиторию и напрочь забыл то, что я должен был играть. Просто. Но так как аппаратура была несовершенная, а я всё-таки весьма не глупый юноша…
– Импровизировал?
– Нет, я на бас-гитаре выключил все высокие частоты, оставил один низкий гул и, знаешь, что тут ты берёшь, что здесь ты берёшь – один чёрт.
– Хорошо. Второй в top- five?
– Второй концерт, это когда мы поехали в 76-м году на фестиваль в Таллин.
– Так, Таллин. Ух, сколько там было историй разных.
– Там была масса разных историй. Я познакомился с Боречкой Гребенщиковым, но там уже был размах совершенно другой, и, скажем так, все прибалтийские артисты были абсолютнейшими западниками, потому что у них принималась Финляндия.
– То есть им было что послушать.
– Им было, что послушать и было, что увидеть. У нас этого не было. Нет, ну, в принципе, было у некоторых. То есть я, скажем, учился в одной весьма неплохой школе, где…
– В какой?
– В 150-й, это здесь, напротив аэровокзала. Она была базовая школа министерства обороны, вследствие чего некоторые дети, как я, уезжали в пионерский лагерь «Снегири», а некоторые дети уезжали по своим заграницам, и 1 сентября они притаскивали пластинки. Так что информации у меня всегда было навалом.
– Ну, и этот концерт 76-го года в Таллине, почему он входит в топ-five?
– А потому что такое количество зарубежных людей в одном месте. То есть мы попали практически за границу.
– Второй концерт в топ-five Маргулиса – практически заграница. Таллин, Эстония. Концерт №3?
– Концерт №3 – это первый концерт с группой «Аракс» в конце 79-го года, по-моему, город Самара, Дворец спорта. Конец 79-го года, и мы играли по 4 концерта в день.
– И зарабатывали при этом сколько в день?
– 20 рублей.
– 20 рублей на команду?
– Не, на рыло.
– То есть это 80 рублей за день. Кстати, это нормально, кстати, по тем временам.
– Я вернулся миллионером, мы там были пять дней. Я себе купил новые джинсы, которые стоили 180 рублей в то время.
– Ну, с одной стороны джинсы стоили 180, с другой стороны Гребенщиков в те годы пел «Я инженер на сотню рублей, и больше я не получу», а стипендия вообще 40 рублей была. Так что нет, это неплохо, неплохо. Так, четвёртый?
– Четвёртый концерт – это 84-й год с Юрием Антоновым в Праге.
– Это «Аэробус» его? «Аэробус» – это команда, которая аккомпанировала Юрию Антонову? Круто! То есть Антонов чесал по Восточной Европе?
– По Восточной Европе и по войскам, то, что раньше было можно.
– А, там же были наши гарнизоны. Это был твой первый выезд за границу?
– Ну, конечно. Конечно. В 84-м году.
– А на Антонова чехи ходили или только наши?
– Ходили, ходили. Он собирал там большие залы. Мы, кстати, на этих гастролях были 18 дней.
– Скажи, пожалуйста, а вы за границу раньше… это же надо было там всякие проходить инстанции. Тебе вот еврейская тема не мешала никогда?
– Ты знаешь, мне много чего мешало, поэтому я даже и не рыпался. А Юрий Михайлович Антонов как-то всё это устроил. Мы даже не проходили собеседование.
– Ну, не может быть.
– Клянусь тебе, клянусь тебе. Мы не проходили собеседование.
– Я вот не далее как позавчера у Градского был в гостях, он рассказывал, что ему первый выезд в Штаты делал Генрих Боровик. Просто пробивал визу через комитетских. Я думаю, что в вашем случае тоже, наверное, кто-то там…
– Да. И Чехословакия меня поразила. Вспомнил очень смешную шутку, услышанную мною там, что такое «Гимн Моравии»? Это пауза между чешским и словацким гимном.
– Это смешно, да. Ну, так, и наконец, пятый, чтобы мы топ- five составили.
– Ты знаешь, наверное, в той же самой Самаре, когда на этом поле, где мы играли, присутствовало 350 тысяч человек.
– Это ты в составе предыдущего «оркестра»? «Машины времени»?
– Предыдущей моей службы.
– Хорошо. Давай перейдём к нынешнему оркестру. Скажи о своём сегодняшнем проекте?
– Ты знаешь, команда, с которой я играю уже, наверное, лет 15.
– То есть это ещё со времён «Шанхая»?
– Ну, это как бы такой уже трансформировавшийся «Шанхай». Я никогда не бросал блюз.
– То есть то, что Серёжа Воронов делает?
– Ну, примерно, только я пою на русском языке.
– Вот мне кажется, что это как-то не по-честному, мне кажется, блюз на русском языке…
– Ты знаешь, здесь по-честному, там нет. Если я выезжаю туда, у меня, кстати, много приглашений, работы там…
– И ты поёшь на русском там?
– Ты знаешь, я ещё этого не делал, потому что мне неохота переводить тексты.
– То есть ты считаешь, что какую-то мысль, которую можно донести до людей, которые не знают языка?
– Конечно.
IV. Глупые тексты Queen
– Ты сам пишешь тексты?
– Да.
– Ты работал над русской версией мюзикла We Will Rock You?
– Да, было такое дело. Ты знаешь, это был достаточно такой шарлатанский проект, потому что…
– Что ты имеешь в виду?
– А я тебе могу сказать. Я людям, которые этим занимались, сразу сказал, что проект этот не пойдёт, потому что у нас нет культуры подобного плана мюзиклов. То, что понятно всему миру…
– Секундочку. У нас вообще культура мюзиклов есть каких-либо?
– Сейчас да. Это был, по-моему, 2004-й год. И для того, чтобы у нас это пошло, я бы пел по-английски всё. А какое-то либретто, может быть, даже адаптировал, потому что, скажем, я смотрел в Лондоне оригинал этого мюзикла, там идёт какая-то фраза типа «Help, I need somebody» и зал начинает подпевать, а у нас «Help, I need somebody» – никто ничего не поймёт. И поэтому они решили делать русскую версию, вводя туда какие-то знаковые на тот момент имена Кати Лель там по песням.
– Катя Лель была знаковой?
– Ну, знаковой в те времена. Что-то там Алла Борисовна где-то там по какому-то тексту, чтобы народу было понятно. И потом они решили перевести тексты на русский язык.
– И ты этим занимался?
– Ну, я в начальной стадии этим занимался, а потом понял, что мне это страшно не нравится, потому что тексты достаточно глупые. И, опять же, адаптировать для наших – нужен понятный какой-то такой текст. И в результате музыка Queen, вроде поют похоже, а песни дрянь. И поэтому эта постановка и накрылась. Накрылась, кстати, она значительно быстрее, чем я ожидал. Я думал, что она протянет год, а она всего полгода.
– То есть музыка не могла всё вытянуть?
– Нет.
– На самом деле это очень интересно. Ведь существует феномен социального российского рока, когда-то рок был главной музыкой.
– Ну, 80-е годы.
– Конец 70-х, начало 80-х. В основном, всё тянулось за текстом, потому что, как ты правильно заметил, всегда искали какой-то второй смысл…
– Второй смысл.
– И всегда его находили, даже там, где его не было. А какие-то проекты типа «Мальчики бана-на-на», которые были заведомо …
– Очень прикольный, обожаю этот проект.
– То, что Матецкий как-то пролетел мимо вашего вот этого…
– Ты знаешь, он пролетел мимо народа. А я вот, в принципе, присутствовал при записи этих шедевров, мне дико нравилось, дико нравилось.
Владимир Леонардович Матецкий родился 14 мая 1952 в Москве, композитор, продюсер, радиоведущий, член Российского Авторского Общества. На первом, основном этаже его замысловатой известности давно уже обитает София Ротару. Фанаты «крымской певицы союзного масштаба» наверняка знают, что почти все могучие хиты для Ротару написаны именно московским сочинителем Матецким. Как минимум две из этих песен – «Луна, луна» и «Цветы, цветы» (шутка) – вошли в Золотой фонд отечественной эстрады. А некоторые вещички из репертуара Сони Ротару даже возглавили хит-парады скандинавских стран. Кстати, в финской рок-энциклопедии Матецкий представлен всего одной строкой: как автор супер-боевика «Лаванда». Да, да, трогательная «Лаванда», этот сладкий гимн усталых домохозяек – тоже творение экс-рокера Матецкого. Задумана эта милая композиция была в уютной квартире другого музыканта – Андрея Вадимовича Макаревича при просмотре западных видеоклипов (секрет). Тут, между прочим, лестница на другой этаж Володиной известности. Потому что Матецкого многие помнят как тусовщика и музыканта первой, самой монументальной волны советского рок-н-ролла. Все 70-е он играл в знаменитой команде под кокетливым названием «Удачное приобретение». Работал он и вместе с поп-легендой Юрием Антоновым, с удачливейшим менеджером от соврока Стасом Наминым. Однако самый крутой композиторский удар Владимира Матецкого – это написанная в соавторстве с Чернавским супер-песенка «Здравствуй, мальчик Бананан», ставшая главным музыкальным событием 1983 года и позднее украсившая титры малоизвестной ленты Сергея Соловьева «Асса».
– Мне тоже нравилось, но это как-то мимо времени. Вот тогда это не было востребовано.
– Это останется, остальное уже давно умерло. А это останется.
– А ты считаешь, в принципе, где-то могло, в какой-то другой стране, музыка, которая на текстах основана, где-то могла ещё стать мейнстримовской?
– Ты знаешь, скажем, Боб Дилан всегда славился текстами и не очень такой нормальной музыкой.
– Ты знаешь, кого лично я в этом смысле обожаю? Леонарда Коэна.
– Леонард Коэн – обожаю. Он поёт одну длинную песню, но так трогательно. Я был на его концерте в Москве, после чего я себе поставил галочку и сказал, что больше в Кремлёвский зал ходить никогда не буду на концерты.
– Почему?
– Ну, во-первых, всё плохо: с проходом плохо, звучит плохо. Поэтому лучше за те деньги, которые стоит билет, именно купить…
– Купить несколько пластинок?
– Нет. Я лучше куда-нибудь слетаю, схожу на концерт и буду знать, что это значительно дешевле. На концерте Пола Маккартни в славном городе Торонто я потратил 126 канадских долларов и сидел в 10-м ряду. А у нас на подобные концерты билеты нормальные начинаются там тысяч от 15. Вот тебе и разница.
– И больше. По 50 тысяч. У нас осталась всего одна минута.
– Да ты что?
– Да, вот полчаса как-то быстро пролетели. Мне жутко жаль, потому что я очень о многом хотел тебя спросить, но в следующий, стало быть, раз…
