Недавние неоднократные и абсолютно бесплодные (хотя и не лишенные медиатической пикантности) обсуждения проблем культуры и массовых коммуникаций «в верхах» заставили меня вспомнить о такой ключевой для всякой культуры проблеме, как ментальность. Проблеме, с которой приходится считаться каждому, вплоть до премьер-министра и – о ужас! – президента.
На мой взгляд, ментальность народов России в большей мере определяется факторами историко-географическими, нежели этническими. То есть на нее влияли в первую очередь сами территории расселения – огромные равнины, а также тяжелые климатические условия. Горные районы в России – исключение, ощущаемое основной массой населения как место, непригодное для жизни (отсюда и «выпадение» из очерчиваемого менталитета горных народов, в первую очередь кавказцев).
Преобладание равнин определило ощущение бесконечности пространства – за природные ресурсы не надо было бороться, их использование даже с минимальными усилиями обеспечивало выживание людей, а в случае наличия ископаемых – и богатство нации, государства, отдельных индивидов, которым «посчастливилось». Так разрывалась связь между трудом и благосостоянием, возникало отрицательное отношение к накопительству.
К богатству вели не индивидуальные усилия, не работа, а удача или воровство. Духовным идеалом был отказ от мирских благ – старчество.
Тяжелый климат стимулировал фатализм, природа (и внешняя и внутренняя) воспринималась как форма угнетения и порабощения человека. Социальная самоорганизация существовала и существует как бы сама по себе, независимо от институтов власти. «Культура семечек» и деревенских бесед на завалинке с легкостью перекочевала в городскую среду в самых разных формах: от пьяного застолья до интеллигентских посиделок на кухне.
Очевидно, что описанная в общих чертах ментальность, присущая подавляющему большинству населения и транслируемая естественным путем из поколения в поколение, с трудом поддается каким бы то ни было трансформациям. Поэтому так называемые модернизационные элиты в России отличают крайности: от искусства авангарда до массовых репрессий.
Результаты реформ, если брать ситуацию по России в целом (исключая Москву и центры добывающей промышленности), оказались прямо противоположными задуманным. Источник противоречия – игнорирование культуры основной массы населения.
При этом реакцию людей можно считать позитивной – именно ментальность (и массовая культура) обеспечила и обеспечивает выживание нации в условиях перманентного «социального эксперимента».
Зато азартные формы обогащения «ниоткуда» приняли устрашающий размах: финансовые пирамиды, казино, телевизионные игры и т.п., не говоря уже об усердно рекламируемом фондовом рынке.
Способностью (впрочем, весьма ограниченной) воздействия на ментальность обладает в современных условиях исключительно сфера культуры и массовых коммуникаций. Вторжение глобальной массовой культуры уже весьма очевидно изменило облик и образ мыслей небольшой части городской молодежи. Психологические механизмы модернизации опять-таки привносятся извне, однако опираются и на существенные феномены национальной традиции: «культура семечек» породила и свои самобытные феномены массовой культуры – нецензурную лексику, частушки, блатной фольклор, анекдоты и советскую эстраду.
Точками развития можно считать зоны пересечения российской ментальности с универсальными психологическими импульсами, присущими в той или иной степени всему населению земного шара. Только что-то «в верхах» об этом никто не вспоминает
Кирилл РАЗЛОГОВ.
