В двадцатые годы в России было две культуры. Одна – для победителей, вторая – для побежденных. Когда в разряд угнетателей попадает все население, знающее грамоте и помнящее Бога, когда в буржуи записывают детей, внуков и эмбрионов, когда классовым врагом назначают своего брата-крестьянина, не понимающего политики партии, – побежденных и победителей оказывается поровну. А когда побежденных так много, их сразу не переубиваешь. Надо дать время, чтобы вымерли. И потому им разрешается иметь свою культуру – отдельную, до конца не вытоптанную. Иногда полезнее оставить вымирающему классу что-нибудь, чтобы не бунтовал и не омрачал нам тут утопии.
Сегодня у нас похожая ситуация. Только в проигравших оказались девяносто девять сотых населения, потому что шансы выжить – и выжить комфортно, со смаком, с «Золотыми ключами» – есть в нынешнем состоянии страны только у «золотого миллиона». А всего миллионов – около ста, или даже больше, если считать беженцев и далекие северные окраины. Всем этим людям тоже надо жить, потому что извести их всех быстро в девяностые годы уже не получилось. Они оказались чрезвычайно адаптивны, приспособились и к безработице, и к криминалитету, и к отъему средств. Но ни работы для всех, ни запасов на всех, ни попросту идей, которые годились бы всем, в России сегодня нет.
Но поскольку расправиться с этим преобладающим населением вот так, сразу, не получилось, ему разрешают быть и даже учреждают для него специальную культуру. Так сказать, культуру-2, если пользоваться термином Владимира Паперного. Это все, что мы видим по телевизору, все, что слушаем по музыкальному радио, все, о чем читаем в бесчисленных и неотличимых клонах «Кода да Винчи». Не надо сетовать на тухлость нынешней массовой культуры – это культура во втором смысле, в том, в каком этим термином оперирует ученый, выращивая плесень. Культура плесневых грибов – ничего другого мы не заслужили. Потому что всех нас – чей месячный доход ниже определенной планки – просто не должно быть.
Нам разрешат, разумеется, медленно вырождаться в морлоков, пролов, обслугу, нас не сразу вгонят в небытие – разрешат пожить в катакомбах, подальше от барского глаза; нам не позволят только одного – первосортности. Нам нельзя быть умнее, а точнее – благороднее определенного эталонного человека, которого называют еще target. Представителей этой «мишень-группы» (здесь слово «мишень» имеет и второй смысл) регулярно опрашивают, чтобы определить: достаточно ли плохо предлагаемое? Достаточно ли оно легко усваивается, не требует ли усилий, чтобы, не дай Бог, у акцептора не наросли мускулы и не проснулся интеллект? Все, решительно все делается для того, чтобы население, не попавшее в «золотой миллион», медленно лишалось бесплатного образования, нормального медицинского обслуживания и пристойных книг. Результаты налицо: стоит качественной продукции (вроде прошкинского «Доктора Живаго») случайно затесаться в поток телехалтуры, как рейтинг стремительно падает.
Недавно мне заказали сценарий сериала. Я принес заявку.
– Старик, – сказали мне доверительно, – прежде всего, забудь все, что ты знаешь. Никаких умных слов, никаких намеков, никаких отсылок к другим текстам. Слезы и выяснения отношений – все, что от тебя требуется. И побольше ностальгии по «совку». Иначе смотреть не будут.
Конечно, обреченным не надо думать о будущем. Пусть ностальгируют. Так разрешалась ностальгия людям двадцатых годов, так разрешается и поощряется она даже сегодня.
Мы не обязаны умирать. Мы обязаны перестать быть. Чтобы стать кем-то другим, кто для них полезен, приемлем и удобен. И что самое интересное – мы почти уже и не возражаем. Фиг ли толку-то?
Дмитрий БЫКОВ.
Редуцированная версия статьи опубликована в журнале “Компания” №24 (420) за 2006 г. (главный редактор Евгений Ю.Додолев).
