1.
Егор Тимурович Гайдар отложил книгу в сторону. Сильная вещь! Посильнее “Гете” этого знаменитого германского писателя Фауста! Он еще раз глянул на название – “Чук и Гек. 20 лет спустя”. Все как будто про него. Гайдар послюнил пухлый пальчик и перевернул страничку. Интересно, что будет дальше?
2.
Повесть была очень интригующей. Чук и Гек взросли и возмужали в годы сталинских репрессий. Один из братьев пошел работать в НКВД, другой вступил в троцкистско-зиновьевскую преступную группу. При этом оба не знали, чем занимается другой, потому что соблюдали конспирацию. Они каждое утро встречались на заводе “Красное мотовило”, на своем рабочем месте, поскольку их токарные станки ДТ-200 стояли рядом. Братья здоровались и начинали молча точить детали, стараясь выдержать размер. Во время обеденного перерыва оба шли в заводскую столовую, где лакомились черными щами из сгнившей капусты и перловкой с жареным хеком, ломтями наворачивали серый хлеб. На сытый желудок остаток смены проходил веселее, уже не такими тяжелыми казались пудовые кулаки седого мастера в круглых очках. А после окончания смены, перевыполнив план, братья уходили в раздевалку. Встречались они уже дома, поскольку жили в одной квартире. И Чук не догадывался, что Гек по службе стучит на него в НКВД, а Гек не представлял, что Чук проводит среди него вредительскую работу и антисоветскую пропаганду по заданию банды троцкистских фашистов.
Положение усугублялось большой личной трагедией: оба брата были гомосексуалисты и любили друг друга. “Отчего вы не женитесь, братья?” – спрашивал у них корреспондент заводской многотиражки юный комсомолец Павлик Гусев. Братья смущенно переглядывались и заливались краской стыда. К счастью, румянец стыда не был виден из-за общего красного фона их лиц, каковой происходил по причине злоупотребления портвейном. Корреспондент относил это к скромности братьев. И прямо так и писал в очерке “Двое активных”: “Может ли кто тягаться с братьями – скромными ударниками труда? Вряд ли! Их нестандартный подход и умелые руки доставляют удовольствие при одном только взгляде на их совокупное единство. Да и сами братья всегда расстаются вполне удовлетворенными друг другом…”
Вскоре Чук разочаровывается в оппортунистических идеях Льва Троцкого и отходит от подрывной деятельности. В то же время Гек, видя всю несправедливость и деспотию сталинского строя, увлекается антисоветскими анекдотами, высказываниями, теориями. Перерождение мерзавца происходило не сразу. Начитавшись клеветы на советский строй, Гек стал подумывать о том, чтобы запродать государственные секреты агентам вражеской разведки. Чук же к тому времени уже был завербован хорошим человеком, майором НКВД Жоповым. Жопов давно присматривался к работящему пареньку, желая завербовать его, да все как-то не было времени. Но как только выдалась свободная минутка, он живо обтяпал дельце.
Совершенно случайно Гек узнает, что у майора Жопова в сейфе лежит личное дело вновь завербованного агента по кличке Чукча и его личная расписка с согласием сотрудничать с органами НКВД. Надо ли объяснять, что этим новым агентом был Чук? Гек понял, что его брат завербован.
Между братьями происходит тяжелый откровенный разговор. Гек говорит брату правду о методах работы органов, о массовых фабрикациях дел, о культе личности Сталина и обращает его внимание на смелые идеи троцкистско-бухаринских оппортунистов. Чук же, в свою очередь, раскрывает всю низость и подлость руководителей подпольных антисоветских организаций, возглавляемых буржуазными наймитами. Он горячо говорит о том, что тайные шифровки с Запада рекомендуют всячески вредить молодому советскому государству – бросать гайки в станки, воровать колоски, распространять нелепые и провокационные слухи и анекдоты.
– Нам лучше было бы поменяться своими жизнями! – в сердцах восклицает Чук.
Братья решают осуществить эту идею – пользуясь своей схожестью, они решают поменяться именами, чтобы жить в согласии с личными убеждениями. Чук отдает брату свои документы, а Гек ему – свои. Гек, по документам став Чуком, начинает ходить на подпольные сходки троцкистов и открывает для себя новый, удивительный мир, а Чук, став тайным сотрудником НКВД, понимает, что ничего не приобрел, потому что он и так уже был завербован Жоповым и, соответственно, уже был агентом НКВД. Зато теперь у него появляется моральное право написать донос на врагов народа. И он сдает НКВД всех троцкистов.
Ответственным за арест подпольщиков начальство назначает майора Жопова. Взяв на явке Гека и думая, что это его агент Чук, Жопов хочет отпустить парня, но тот гневно плюет ему в лицо. Жопов в ярости, с помощью изощренных пыток он заставляет Гека признаться в гнусном преступлении – онанировании на портрет Вождя. Гек, оставленный на три дня без туалетной бумаги, не выдерживает и подписывает признание. Тройка выносит приговор: расстрел. Но Вышинский заменил Геку расстрельный приговор условно-досрочным освобождением по амнистии в честь юбилея Вильгельма Тельмана – немецкого коммуниста, устроившего покушение на Гейдриха и с большого расстояния попавшего ему стрелой прямо в адамово яблоко. В те годы это было редчайшим случаем (и такой удачный выстрел, и освобождение).
3.
Дочитав до этого места, Егор Тимурович Гайдар даже всплакнул над книгой. Слезинка упала на его розовые штаны, которые он не снимал со времен своего премьерства. Один из братьев – героев книги был его дедом, поэтому книга так тронула Егоршу.
Егор Тимурович сидел в своем кабинете в Институте климакса и развлекался тем, что уничтожал яблоки. Собственно, это было его единственным сильным увлечением по жизни. Крутобедрая секретарша Эльвира каждое утро приносила Гайдару вазон с яблоками. Тут были и антоновка, и белый налив, и даже мелкая кислая дикуха. Гайдар брал белой ручкой с перстнями древесный плод и, взвизгнув, швырял его в мишень – мраморный щит с подставленным под него антикварным тазиком XVIII века. На мраморный щит Эльвира каждое утро прикрепляла свежую фотографию Григория Явлинского.
Что ж, после того, как Гайдар ограбил старух, он мог себе позволить и перстни, и антикварные тазы. И даже половые тряпки из офицерских кафтанов петровской эпохи. Когда яблоко сочно лопалось, ударившись о гладкое лицо Явлинского, Егор испытывал какое-то трансцендентное наслаждение, схожее с тем, которое он ощущал, занимаясь монетаризмом.
4.
Иногда Гайдар Тимурович Егор заходил в некое тайное место, где стояли тяжкие кованые сундуки с награбленным у народа добром. Он открывал любой сундук и трясущимися руками перебирал стариковские деньги. По капельке, по капельке копится добро. Одна старушка, другая. Восемь – десять ограбленных бабушек – глядишь, уже на “Сникерс” и скопил. Слава Богу, старушек у нас в стране миллионы.
Вот эту вот денежку он отобрал в темной подворотне у умирающей старушки. Старушка кричала, что это похоронные деньги, скопленные на погребение, но Гайдар только хищно смеялся во тьме, как Фантомас. И на другой день он тоже безжалостно смеялся, увидев из окна, как эту старушку хоронили без погребения. Если бы у нее были деньги, ее погребли бы по-человечески – в белых тапках, а не волокли за ноги в сторону мусорных бачков.
Гайдар знал цену копеечке. Даже если бы к нему пришел его сын и стал просить деньги, Егорша не дал бы ему ни фига. С какой это стати? Столько трудов вложено, столько обездолено нищих и сирых! Что же теперь, отдавать все беспутному прожигателю жизни? Отнюдь, отнюдь. Сын Гайдара – Ванька Охлобыстин славился своим разгульным характером и неумеренной страстью к опочивальне. И он совсем не желал заниматься монетаризмом! Хотя на этом мог бы сэкономить немало денег. Но сейчас Гайдару не хотелось думать о грустном. Хотелось смеяться и шалить, бежать вприпрыжку, пускать пузыри из слюней. Восторг переполнял завлаба: только что ему донесли о встрече Пугачевой и Лебедя. Гайдар прекрасно понимал, что к чему: всероссийская певица рвется к власти, что ж тут неясного? Но это была не главная приятная новость. Главная заключалась в том, что все правительство по последнему Указу Ельцина в течение недели должно было пересесть с казенных “Волг” на импортные “Запорожцы”.
Егор радовался, что он не правительственный чиновник и поэтому спокойно может ездить на своем “Мерседесе-600”. Вот козлы, как прокололись те, кто согласился пойти работать в правительство! Будут теперь рассекать, как негры! А все потому, что России нужно улучшить свои отношения с Украиной, как-то задобрить ее и отговорить от вступления в НАТО и дележки флота.
“Опять решили на народе отыграться!” – подумал Гайдар, разумея под народом своих дружбанов из правительства: “А любопытно, как в “Запоре” разместится Ельцин? И как это отразится на нашей экономике? Наверняка хохлы теперь поднимут цену “Запоров” до 10 – 12 тысяч долларов. А если учесть наши таможенные пошлины, то с накрутками стоимость лимузина составит 20 – 25 штук гринов”.
Как он был прав, не пойдя в правительство!
5.
Главный редактор газеты “Позавчерась” по фамилии Проханов не был гомосексуалистом. Он вообще не был никаким сексуалистом, а придерживался твердых принципов. Его принципы затвердели еще в годы юношеского гиперсексуализма. Тем не менее сексуалистом он не стал, сумев побороть себя. Железному парню больше нравилось служить в армии, ощущать в руках оружие, стрелять в людей, на худой конец пидорасить зубной щеткой полы в туалете под присмотром дедов. Парню льстило, когда его называли настоящим мужчиной и истинным патриотом.
…Ельцин не был патриотом. Конечно же, Ельцин не был патриотом. Как он мог быть патриотом, рассуждал Проханов, если он ни разу не дал денег на производство газеты “Позавчерась”, ни разу не поцеловал Проханова прилюдно в губы или хотя бы в одну верхнюю губу. “А ведь у меня губа не дура!” – размышлял Проханов, разглядывая в зеркало тонкие свои злые губенки. Вволю налюбовавшись на мужественное лицо, закаленное в боях, продутое дикими ветрами Афганистана и понюхавшее пороха, Проханоид пошел писать заметку в “Позавчерась”.
Великий национальный писатель уселся за пишущую машинку “Ундервудъ твою мать”, на мгновение задумался и настучал громкое название. Он знал, как народ тянется к мертвечинке, поэтому обозвал статью “Чубайс ест бездомных детей”. Больше он уже ни на минуту не задумывался: после того как родилось название, думать уже поздно, все и так идет как по маслу. Закончив печатать, Проханов перечитал заметку. А что, хорошая получилась. Вот только злобинки маловато будет. Ну ничего. Это даже неплохо. Пускай будет некий налет повествовательной отстраненности, как бы объективности. Ладно, еще раз перечтем…
6.
“На прошлой неделе меню рыжеправительственного мерзавца состояло из отбивной с кровью. Все бы ничего, но честный русский патриот – повар, готовивший отбивные, признался одному человеку, имя которого мы не можем назвать, в том, что мясо было привезено из детприемника №8. Эта натужливая сволочь, грязь, мразь ел детское мясо – то ли предназначенное для детишек, то ли из детишек состоящее. А куда еще деваются малые дети из приютов, которых бессчетно плодит режим? Одна старушка нашла в пирожке человеческий палец. А один мужчина обнаружил в котлете коренной зуб с пломбой. Он узнал этот зуб. Это был зуб его двоюродного брата, пропавшего без вести полтора года назад! Такое было на Руси лишь во времена великой смуты. Тогда тоже ели пирожки и котлеты.
По свидетельству одного честного офицера, в глухой тайге верными прихвостнями режима оборудован завод по производству консервов из патриотов. Позор! Страшный конвейер геноцида запущен. Издательство “Пресса” печатает наклейки на эти банки. Вот они: “Печень мента”, “Шашлык из молодого баркашовца”, “Требуха коммуниста”. Считающие себя русскими! Не ешьте мяса! Вы не знаете, какое это мясо! Вся эта гнусь, питающаяся русской кровью, в ожидании скорого неминуемого конца строит себе дворцы и закупает фабрики, принадлежащие рабочим. Так называемая прихватизация. Рабочие сидят без работы, а нечисть вовсю употребляет пищу, насыщая свои брюхи витаминами, вскормленными на народном горе. Бляди.
И в это время великого разложения государственности режим дошел до последней черты, дальше которой – только падение в пропасть народного гнева, где созревают его гроздья. А именно – нынешний жидо-голубой режим решил продвинуть на следующих выборах в президенты гнусную марионетку, поющую с чужого голоса, – Алку Пугачевку, дочь папашки своего Бориски Николаича. Дешевый, дешевый трюк, господа сионистские свиньи! Этот номер у вас не пройдет! Народ! Народ всколыхнется и не допустит попрания своих нужд и чаяний. А вы закупайте уже билеты на все рейсы самолетов да убирайтесь на все четыре стороны, пока не вскипела, не вспухла аорта народного гнева, брызнув кроваво-красной кровью на ваши мерзкие рожи, на ваши бриллианты и толстые пачки баксов, которых так не хватает патриотам для свержения ненавистного режима.
Даже во время войны мы не жили так плохо, пишут нам ветераны, освободители Европы. Вот письмо одного такого: “Как мне смотреть в глаза молодым девушкам? При Сталине у меня стоял, как кол, а при ельцинском режиме у меня висит, как плеть. Плетью обуха не перешибешь. И что мне остается делать? Только облизываться, глядя на витрины секс-шопов. Банду Ельцина – под суд! Я часто пою по утрам: “Встава-а-ай, страна огромная…” Не встает… Что же это с нами происходит, люди?! Ответьте”.
Что можно ответить этому человеку? Что скоро вспухнет, инда взопрет пучина народного гнева, инда выпрет осклизло, изорвет в клочья дерьмяную, сорную траву со своих полей и житниц. Только на это и уповаем. Только тем и тешим души наши, слезами горючими умытые, аки росною травою. Ужо, ужо!.. Господи, благослови!”
7.
Проханов потер руки и приступил наконец к основной работе – написанию большого интервью с самим собой.
8.
Гейдар Алиев проснулся рано. За окном вставало свободное солнце независимого Азербайджана. У Гейдара тоже по утрам вставало в душе, и поэтому он чувствовал себя в чем-то родственным солнцу. “Я и солнце – два самосветящихся объекта, – думал Алиев лежа в кровати, имевшей размеры 4 метра на 4,6 метра. – В отличие от планет, которые, как известно, светят отраженным светом, мы светимся сами”. Государственные размышления главы независимого государства прервал вежливый звоночек внутренней связи.
– Тормогазы кара богаз гол, шайтан? – по-азербайджански спросил Алиев. В узком кругу он иногда любил щегольнуть знанием родного языка.
– Кит ташак ка частушки-оглы, – вежливо сказал динамик голосом помощника.
Алиев вспомнил, что еще неделю назад он просил из-под земли достать ему какого-нибудь поэта-песенника, могущего сочинять частушки, чтобы потом с помощью спецслужб запустить эти сочинения в народ для дискредитации своих внутренних противников.
– Кил мында. Сейчас выйду, оденусь только, – Алиев снял ночной колпак, расшитый платиновыми нитями. Через полчаса он уже был в тронном зале президентского дворца. Помощник ввел симпатичного усатого человека, на которого было жалко смотреть: усач был весь с ног до головы перемазан грязью.
– Это Дмитрий Быков, толстый русский поэт из комсомольской газеты, – представил поэта помощник.
– Почему такой нечистый? – спросил Алиев.
– Так ведь гяур, – не понял помощник.
– Нет, я спрашиваю, почему такой грязный?
– А-а… Так вы же сами приказали достать из-под земли, – растерялся помощник. – Пришлось сначала закопать.
Алиев поморщился: такой народ достался ему в управление! Может, попробовать баллотироваться на пост президента России? Русские по крайней мере закапывать бы не стали. Просто пи…дюлей бы навешали и все.
– Тебе объяснили задачу?
Быков кивнул.
– Ну тогда давай, сочиняй, – Алиев царственно развалился на троне.
– Значит, так, – задумался Быков, почесывая некоторые толщины тела. – Э-э-э… Ну, например… Ну вот, например. Сейчас с выражением прочту.
Он поднял вверх руку и продекламировал:
– Я скажу вам не тая:
Абульфаза Эльчибья
Придавлю, как воробья!
Алиев расхохотался так, что у него даже выступили слезы. И вдруг резко прекратил смех.
– Погоди! А где же выражение? Ты же обещал с выражением прочесть!
– Выражение?.. Пожалуйста: “Е… твою мать!”
– Вот это другое дело, – кивнул Алиев. – Обещанное нужно выполнять. Отвечать за свои слова. Ладно, дальше давай.
Быков снова вскинул руку:
– Это что за пидорас?
А это Эльчибей Абульфаз!
Алиев снова расхохотался до слез.
– “Пидор”, говорит… Ой, не могу… И складно, главное… Эльчибей – пидорас. Еще! Еще давай!
Воодушевленный успехом, Быков вновь по-ленински задрал руку:
– В вендиспансер Эльчибей
Притащил свой гонорей!
От хохота Алиев начал потихоньку сползать с трона.
– Ну, я не могу!.. Заболел, говорит… Ох, ха-ха… Триппером… А ну, еще!
– Абульфаза Эльчибья
Посылаем мы к свиньям!
А Алиева Гейдара
Мудрецом зовут не даром.
Алиев хохотал без перерыва, утирая слезы:
– Этот, говорит, мудрец… Ха-ха… А того – к свиньям… Ха-ха-ха… Еще давай, гений!
Быков крякнул, прокашлялся и уже более уверенно зачитал:
– У Абульфаза Эльчибея
Мозгов не больше, чем у курицы в жопе!
Новый взрыв хохота сотряс престарелое тело диктатора. Внезапно Алиев оборвал смех, спросил подозрительно:
– А почему не складно?
– Белые стихи. Верлибр, по-научному, – не растерялся поэт Быков.
– Тогда ладно, – Алиев хлопнул в ладоши. Вбежала челядь. – Так, гения накормить, наградить шубой с моего плеча.
Быков обратил внимание, что челядь на мгновение замялась. Это не укрылось и от острого глаза диктатора.
– Ну что еще? В чем заминка?
Челядь переглянулась. Наконец помощник решился:
– У вас нет шубы. Осмелюсь напомнить: Азербайджан достаточно теплая страна. В холодное время вы носите турецкую кожаную куртку с меховой подстежкой на молнии. Но ее мы отдать не можем: она единственная.
Алиев пожевал губами.
– А трусов у меня сколько?
– О, трусов у вас немеряно!
– Хорошо, подарите ему трусы с моего… э-э, с моего э-э… Как это по-русски?…
– Плеча, – подсказал помощник.
Диктатор поморщился.
– Может, ты и носишь трусы на плечах, а я их ниже надеваю.
– Это просто идиоматическое выражение. Главное, что со своего тела.
– Ну ладно, как знаешь. Кстати, давно хотел спросить – а кто мне стирает трусы, носки и майки, достаточно ли проверенный человек?
– Докладываю: трусы и другое нижнее белье вам стирает Алла Борисовна Пугачева.
– Как так? Сама? – не скрыл удивления Алиев.
– Ну не сама, конечно, у нее женщина одна приходящая стирает. Вместе с хозяйскими шмотками – и ваши трусы.
Алиев на некоторое время задумался.
– Н-да, хорошо это мы русских умыли… Но зачем так далеко отсылать? Ждать же долго.
Помощник в волнении почесал кончик носа.
– Ну не так уж и долго. Самолетом “Азербайджанских авиалиний” отправляем. День туда, день там, день обратно. Не очень удобно, конечно, но зато какова операция! Маленький не зависимый ни от кого Азербайджан так унизил сверхдержаву!
– Да, здорово. А Москва знает?
– Нет, конечно, это же секретная операция, разработанная нашей разведкой. Если Кремль узнает, они эт
