Очень много лет в нашей стране Градский – это был ответ не на вопрос «какой», а на вопрос «кто». Однако с 4 сентября это также ответ на вопрос «что»: «Градский Холл» это название театра, наконец открытого знаменитым музыкантом.
ПРО СВЕТ
– Но подробности нам расскажет сам Александр Борисович Градский. Приветствую вас.
– Здравствуйте, Евгений Юрьевич.
– Александр Борисович, в проекте «Градский Холл», вы выступили и в качестве новатора-дизайнера, если правильно термин можно…
– Технолога, скажем.
– Технолога, да. Я догадываюсь, что это первое в мире, не знаю, архитектурное сооружение или зал, где свет, собственно, не на сцене, а в зале. Можно поподробнее?
– Не только на сцене. На сцене тоже.
– Ну, расскажите об этом ноу-хау. Я насколько понимаю, это ваше собственное изобретение.
– Да, это было десять лет назад, в 2005 году придумано, когда возник вопрос о том, чем будет этот зал наполнен в технологическом смысле. Зал, сразу понималось, что будет небольшим.
– Мы поясним, что этот зал – бывший кинотеатр «Буревестник», по-моему?
– «Буревестник», да. Их три таких кинотеатра в городе. Архитектор Иван Владиславович Жолтовский. Стандартного такого, ну как бы так сказать, полуклассического образца здание. Но было много неудобств, связанных с тем, что в этих кинотеатрах не предусматривалось никакого гардероба. То есть человек заходил в пальто, и дверь на улицу была просто в самом зале: ты открывал дверь и уходил в пальто на улицу, если холодная погода. Поэтому нужно было подумать о том, что можно сделать. Тем более, что все-таки я приверженец того, что вот как построили, так это должно примерно выглядеть, а не какие-то там ужасные нововведения вводить в эту архитектуру. Но мы постарались.
– Однако это такой настоящий долгострой.
– Это очень большой долгострой. Почти четверть века. Ну, я не хочу распространяться, почему так было. Это городская идея, городское строительство, решение правительства города. Театр, которым я руковожу, это театр городской. Поэтому без города ничего не могло бы быть, совсем ничего. Ну, к сожалению, да, задержалось. Но я не расстраивался очень сильно, потому что параллельно занимался чем-то другим.
– Да, мы заметили.
– Да. А театр – это было что-то вроде, не знаю, какой-то мечты.
В Департаменте культуры от нас не требуют, чтоб мы аж прям на гора выдавали бы аншлаг за аншлагом и прям завтра. Такого нет. К нам относятся очень лояльно и понимают, что любой зал должен быть как-то представлен, раскручен. Не все сразу.
– А что за придумка со светом? Это просто для того, чтобы сделать так, как никто раньше не делал?
– Нет, нет, нет. Началось с того, что мне хотелось, чтобы света было очень много и чтобы он был высококачественным. А много света в маленьком зале, направленном, как обычно, только на сцену, это абсолютно бессмысленно, потому что один прожектор убивает другой. И мне показалось, что будет здорово, если по всему залу разместить этот самый свет и направить его в разные, так сказать, точки самого зала, даже не сцены именно, а зала.
То есть схема заключается в том, что обычно концерты или шоу происходят на сцене. Зрители сидят в относительной темноте и смотрят на ограниченный периметр сцены и получают это самое шоу. Показалось, что интересно будет, если зрители будут внутри светового потока находиться. Я это придумал. Мы это нарисовали с архитекторами. Мы заказали специальное оборудование.
Но вот когда мы это все поставили, и когда это все заработало, я тогда понял, что я придумал. Я сел и как зритель понял, что это что-то невероятное. Ощущения очень сильные.
ПРО ЗВУК
– Мне нравится, что без ложной скромности всегда Александр Борисович говорит о своих достижениях.
– Я наоборот, даже могу себя и покритиковать. Потому что ты что-то придумываешь, но эффекта не получаешь. Это как, знаешь, куда-то там пальцем ткнуть и не понимаешь, куда ты на самом деле направил этот палец. Эффект получился намного сильнее, чем я предполагал. Причем, для меня самого. Дальше я начал, как всегда, этот эффект проверять. Я позвал своих знакомых актеров, режиссеров, они ко мне регулярно приходят и смотрят на это дело. А я смотрю на них. На реакцию. И, в общем, выносит людей, выносит. Причем, людей с именами, с головой, и с талантом, и видевших все.
– Но это люди шоу-бизнеса, это не люди архитектуры.
– Нет, это актеры. Это Леня Ярмольник, Коля Фоменко приходил, Дима Брусникин, замечательный совершенно мастер и режиссер. И очень много продюсеров, которые занимаются театральным делом, музыкальным делом, приходили, смотрели на это все. Это странное впечатление. Но не факт, что это будет безошибочно нравиться. Не знаю. Но ощущения странные.
По звуку-то я решил все, исходя из своего опыта. Звук там уникальный, не только свет.
– «По звуку» – на вас часто жалуются профессиональные звукорежиссеры, что приезжает, мол, Градский и начинает все делать по-своему, сам там все…
– Ты знаешь, я должен сказать, ну, давай на «ты», потому что, ну, это идиотизм.
– Да? Ну, а так фамильярничать то? Ладно, фиг с тобой.
– Но согласился, ладно. А профессиональные звукорежиссеры идут, знаешь, в одно место. Я уже очень много лет с профессиональными звукорежиссерами дело не имею.
– Очень многие были посланы в эти места.
– Это было первый раз лет, наверное, тридцать тому назад.
Проблема любого зала, в который ты приезжаешь, состоит в том, что зал уже построен и в нем уже стоит аппарат. И для того чтобы добиться того, что ты хочешь, нет времени. Тебе приходится каждый раз в новом зале мучиться и как-то пытаться это все трансформировать.
В нашем зале мучиться не придется, поскольку я его как придумал, так и сделал. И звук идеальный. Он, во-первых, не давит на голову, что у меня очень часто бывало, потому что в некоторых местах какого-либо зала в силу того, что голос, ну скажем так, есть, у людей были неприятные ощущения. Вот мы этого избежали.
– Было просто слишком громко?
– Ну, для кого-то. Понимаешь, это всегда бывает так. В каком-то месте хорошо слышно, а в каком-то невозможно сидеть. А в этом зале мы сделали то, что я придумал лет так 8-10 тому назад. Ну, я не буду рассказывать, что именно.
– Почему, чтобы не украли технологию?
– Ну, это чисто технология. Мы отвернули колонки от зрителей, это звук, отраженный от стен. Он отражен от стен и там 5 + 1.
– Это тоже ноу-хау Градского?
– Я не думаю, что это мое ноу-хау. Но одно ноу-хау там есть, когда колонки не направлены на зрителей. Вот это, возможно, действительно ноу-хау. Но главное, что там получилось – мы поставили очень мощную аппаратуру, которая работает на очень небольшой громкости. То есть давление большое, а громкость нет. Ощущение кругового давления музыкального есть, а на уши это не действует.
– А как много людей с этим рецептором, которые смогут это оценить, если мы сейчас не говорим о друзьях-музыкантах?
– А никто не знает, в чем дело. Я тебе объясню. Никто не знает, почему хорошо. Понимают, что хорошо, а как это сделано, никого не волнует. Они понимают, что комфортно.
Более того, так как мы сейчас с тобой беседуем, да, примерно так же можно разговаривать при этом при всем. То есть люди могут беседовать – хорошо, плохо или там, «как ее зовут» и «что это за певица». Понимаешь? То есть говорить в зале можно.
Потом, в этом же зале мы придумали кино. Мы придумали изображение и звук изображения. Я думаю, что это лучшее в нашем городе изображение и лучший звук.
ПРО ДЕНЬГИ
– Опять без ложной скромности.
– Но у нас очень дорогая аппаратура, очень. Нигде такой техники нет.
– Официальное название площадки: Государственное бюджетное учреждение культуры города Москвы «Московское театрально-концертное музыкальное объединение под руководством А. Градского» То есть деньги город опять дал?
– Город, конечно. Единственное, что я в очередной раз ставлю себе в заслугу, то, что, на мой взгляд, получилось не дать никому ничего…
– Понятно, позаимствовать.
– …Заработать, распилить. Все деньги, которые город давал, они все воплощены в технологии.
– Еще одно ноу-хау уникальное.
– Да, это главное. Это одно из главных ноу-хау. Может быть поэтому он и строился 25 лет. Но, тем не менее, надо отдать должное строителям, особенно вот тем, кто работал последние 2-3 года, очень тщательно подошли к делу.
– Есть с чем поздравить.
Фото Михаила КОРОЛЕВА.
