Время летает. И пролетает незаметно. Лишь оглядываясь назад, понимаешь, какое космическое расстояние отделяет тебя от того, что было вчера.
Зимние тусовки
Зимний сезон 2011-2012 навсегда останется в истории России периодом небывалой уличной активности. Тогда, после двадцатилетнего штиля, столицу внезапно накрыло человеческим цунами.
«Процесс пошел» с Болотной площади, где состоялся первый в истории России митинг-эвент. За ним последовало культ-массовое мероприятие на Сахарова и понеслось – Поклонная, Манеж, Пушкинская… До самой весны в воздухе стояло сплошное «шумим, братец, шумим!». Революционное возбуждение гламурных рядов захватило массы, а прозорливые граждане с печалью констатировали, что со времен Грибоедова в московских салонах ничего не изменилось.
Происходящее с самого начало выглядело необычно. Вроде бы акции были политическими, но вовсе не политики оказались медом, на который слетались уличные пчелы. Лакомством для толпы стали популярные деятели СМИ и культуры – Акунин, Быков, Парфенов и тому подобные персонажи, которые выходили на plain air брататься с народом. Удовольствие получали и те, и другие, а «интеллигент-затворник» Борис Акунин даже попросил своего друга режиссера Владимира Мирзоева снять агитационные ролики, призывающие людей сплотиться на митинге, чтобы фанатов собиралось побольше.
«Творческим» идея мощной уличной тусовки понравилась. Когда Мирзоев предложил своим друзьям-актерам поддержать инициативу Акунина, все радостно согласились. Ролики со звездами наводнили интернет, и молодежь, почуяв оригинальный формат клубной активности, потянулась на улицу вслед за своими любимцами, уделив немало внимания костюму. Так появилось понятие «креативный класс» – творческий подход к новой форме организации досуга был очевиден.
Одним из главных героев кампании (его ролик собрал максимальное число просмотров) стал популярный актер Максим Суханов. Он не только снялся в рекламе, но и лично посетил пару митингов. И вот как Максим комментировал тогда увиденное: «Мне это напомнило хороший футбольный матч, где публика, которая обычно сидит на трибунах, вышла вдруг на стадион потоптаться. Я не видел каких-то дико агрессивных людей». Именно Суханов сразу поставил диагноз происходящему: «Мне кажется, что все это от ощущение нехватки драматургии. Когда, допустим, в театре не хватает драматургии, то все кругом засыпает и, в конце концов, разваливается. Зритель в данном случае взял на себя инициативу и вышел на улицу». Точнее пожалуй не скажешь.
«Мы привыкли жить, не общаясь с властью, – продолжает Суханов. – И она тоже привыкла не общаться с нами. Ну, так уж повелось. Я помню детство, юность, брежневское время… мы ведь не думали о том, что кто-то может оттуда с нами поговорить. Да и вообще о чем говорить? Такое было всегда ощущение, что они там своим делом занимаются, а мы тут своим. И если война или большая беда, то мы все объединимся и… грянем. Сейчас очень сложная эпоха. Эпоха людей, которые все больше и больше внутри себя ощущают не одно единственное «я», а множество разнородных пространств. Люди осознают это и не отказывают ни одному из своих «я» в праве голоса. Такой тип человека, он становится все более распространенным, и с ним невозможно не считаться. Это, с одной стороны, говорит о том, что нет внутри одного человека выраженного приоритета, их может быть много, и это также свидетельствует о наличии творческого подхода и о том, что такой человек много думает о мире, ощущает мир, который его окружает. Это полифония».
Синдром соцсетей
Понятно, что полифония, о которой говорит Суханов, вполне материальна и проявляется в первую очередь в соцсетях, роль которых в митинговой активности была очевидна с самого начала. «Чем приятны соцсети? – рассуждает Суханов. – Они анонимны. И человек себя там чувствует так свободно, как он не может себя почувствовать практически ни в одном пространстве с другими людьми. То есть сеть дает свободу. А обмен информацией дает возможность на чем-то сплотиться. И мысль, если эта мысль противостоит чему-то, чему уже давно не противостояли, вызывает отклик. То есть я сначала анонимно заявляю о протесте, а потом эта анонимность превращается в личность, которая ее формулирует».
Нетрудно эту мысль додумать. Поскольку сначала есть протест, а уже потом он прикрепляется к внешним обстоятельства, нужен повод, причем не очень важно какой, чтобы настроение канализировалось в социально одобряемое мероприятие. Что и произошло. Возникла тусовка, в рамках которой принять участие в протесте стало «хорошо». Были и уважаемые лидеры. Так негатив внутреннего состояния конвертировался в позитив. А заодно и «культурный» досуг.
Вот что говорил тогда Мирзоев: «Люди, которые приходят на митинг, по большей части апеллируют не к политикам, а к моральным авторитетам – к писателю Акунину, к журналисту и писателю Быкову, к журналисту и телеведущему Парфенову». И действительно, от своих героев поклонники чего-то ждали. А что думали сами моральные авторитеты по этому поводу?
Интереснее всего была позиция Бориса Акунина, который с самого начала прекрасно понимал, что роль трибуна ему не подходит: «Я не собираюсь становиться политиком. Я не подряжался всю жизнь гасить пожары и работать пожарным. Я хочу вернуться к своему любимому делу. Но вместе с тем у меня твердое ощущение, что я не смогу к нему вернуться до тех пор, пока у нас в стране не установится нормальная общественная ситуация». То есть писатель собирался перепоручить руководство собранной с его помощью толпой каким-то людям, которые должны были озаботиться нормализацией ситуации в стране, в то время как пришедшие на митинг ждали чего-то именно от него. Более того, он собирался поднимать массы и впредь, пока обстановка не нормализуется. Но сегодня он снова за письменным столом… Это значит, что с его точки зрения все в порядке или «за базар» писатель так и не ответил?
А вот еще более интересное высказывание мэтра: «Я никогда не строю планов, которые я не имею шансов осуществить. Иногда эти планы бывают довольно рискованными, но я при всём при том всё всегда стараюсь просчитать. И если я за что-то берусь, для меня важно, чтобы у меня получилось. Очень важно. Я никогда не ввязываюсь в драку, если я не думаю, что у меня хорошие шансы победить». То есть Акунин намеревался победить. Что это могло означать в контексте уличных манифестаций? Постановку на властные места своих людей?
При этом конечная цель писателя и сегодня выглядит туманной: «Мы все, прошу прощения за нескромность, профессионально успешные люди, назовем это так, очень долго и усердно занимались каждый из нас своим собственным личным проектом. И преуспели. Но именно потому, что все мы занимались своими личными проектами, я сейчас цитирую Леонида Парфенова, наш общий проект под названием «Россия» в 90-е годы мы профукали. И сейчас мы должны это исправить». Интересно, что имелось в виду? И как предполагалось вернуть профуканное? Тем более, что роднила участников тех событий разве что мечтательность.
Вот к примеру цитата из «революционера» Удальцова: «Я до сих пор остаюсь мечтателем, как это ни странно прозвучало бы. То есть буквально каждый день, когда я ложусь спать, перед сном я о чем-то мечтаю. То есть, как правило, сейчас мои мечты порой связаны с мыслями о том, как должны быть устроены общество, страна. Картины рисуются полуфантастические, как будет организовано будущее человечества и конкретно нашей страны… полеты на другие планеты, освоение новых пространств, как говорится, роботизация всех сфер. И когда человек действительно станет свободным от вот этой… рутины, от необходимости зарабатывать на хлеб копейки».
Вторил ему революционер Яшин: «Есть у меня на самом деле одна мечта. Она связана с космосом. Я очень хочу посмотреть на нашу Землю из космоса. Ну, там либо с Луны, либо из какого-то космического аппарата». А на вопрос, кого бы он взял с собой в неведомое, Яшин ответил: «Я бы маму, наверное, взял. Мне кажется, ей было бы интересно посмотреть на Землю из космоса». Завершающим аккордом космической темы звучат и слова Акунина: «Поскольку мое раннее детство пришлось на начало 60-х годов, я, как все мальчики того времени, хотел стать космонавтом. Мне тогда казалось, что мы скоро заселим всю Солнечную систему, и на Марсе будут яблони цвести. Мне хотелось совершать межпланетные путешествия». Как говорится, no comments.
Год спустя
И вот теперь, год спустя, эвенты вернулись на концертные площадки и в клубы, литературные вечеринки проходят там, где им положено, а герои того сезона разбрелись по углам, занялись своими делами и превратились из героев трагических в героев комических. На улице остались только лица без определенного рода занятий, как тот же Яшин, которому, впрочем, не откажешь в определенной прозорливости. «Я прекрасно понимаю, что те люди, которые выходят на протестные демонстрации, – это не революционные матросы, – говорил он год назад – И на акции они не будут ходить на протяжении десятилетий. И очень важно вот это вот доверие людей, которое проявилось сейчас, правильно использовать, не спустить его в трубу».
Во что собирался конвертировать «доверие людей» специалист по уличным протестам, так же непонятно, как неясен и план Акунина по благоустройству России. Очевидно только, что «не спустить в трубу доверие людей» никому из них не удалось. Да и под силу это разве что пророку. Или герою. Время которых еще не пришло. Поэтому волна, объединившая в ту зиму рассерженных горожан с либеральной интеллигенцией, деятелей культуры с их поклонниками и модную молодежь с элитой, вдребезги разбилась о полное отсутствие смысла. А все потому, что космонавты оказались, увы, не настоящие.
Впрочем и утратив доверие людей, можно принести обществу определенную пользу, что зимний сезон 2011-2012 и показал – надышавшись зимним воздухом и взглянув на себя со стороны, страна резко поумнела.
Стас НОВИНСКИЙ.
P.S. При создании текста использованы материалы фильма «Болотная лихорадка», который завершается песней Александра Градского «А мы не ждали перемен».
