Наполненный драматическими событиями 1991 г. с его круто закрученной интригой и трагическим финалом оказался для экономической реформы периодом безвременья. Какие-то решения, разумеется, принимались. Продолжалось словословие по поводу рынка. Однако стратегическая нить преобразований оказалась оборванной, за практическими шагами не просматривалось сколько-нибудь продуманной и выверенной концепции.
СУЕТА
С образованием Кабинета министров состав правительства мало изменился. Обновление затронуло лишь зампредовское звено: первыми заместителями главы Кабинета стали В.Догужиев и В.Величко, позже к ним присоединился В.Щербаков.
Выселение правительства из Кремля стало лишь символом утраты им своих полномочий и реальной власти. Ситуация подталкивала не к планомерным и последовательным действиям, а к поиску чудодейственных средств, способных переломить негативные тенденции в экономике, порождала суету.
Первый решительный шаг нового Кабинета был осуществлен без каких-либо консультаций и обсуждений. Это своеобразная “домашняя заготовка” В.Павлова – обмен крупных купюр достоинством 5О и 1ОО рублей (по тем временам, действительно большие деньги). Авторский замысел обмена оказался на удивление прост: отсечь сбережения теневиков и западных банкиров и, как говорится, одним махом оздоровить денежное обращение в стране.
Но чуда не произошло. Сказались и неточности в оценке величины и структуры сбережений, непоследовательность в осуществлении самого обмена. Главный же порок этой и подобных “реформ” состоит в уповании на всесилие различного рода финансовых манипуляций, способных якобы заменить собою системные, хорошо скоординированные действия по оздоровлению реального сектора экономики и денежного обращения.
К сожалению, урок пошел не впрок. И в последующие годы мы вновь и вновь встречаемся с попытками добиться оздоровления экономики с помощью весьма разнообразных финансовых фокусов: тотального обесценения денежных сбережений населения, искусственного сокращения бюджетных расходов, налоговой интервенции и др.
Следующим шагом стала реформа цен. Она готовилась долго и достаточно тщательно, включая проработку мер по защите сбережений населения и компенсации возможных потерь для наименее обеспеченных его слоев. При этом имелось в виду устранить диспропорции в системе цен и начать их поэтапную либерализацию.
Словом, в реформе цен было много здорового и разумного. Однако готовилась она (и имела шансы на успех) применительно к совершенно иной экономической и социально-политической обстановке, чем там, которая сложилась к весне 1991 г. Рычаги управления и контроля были уже во многом потеряны. Реформа цен, опять-таки, осуществлялась поспешно и в суете как изолированная и самодостаточная мера. К тому же любые действия правительства подвергались охаиванию и дискредитации.
В этой обстановке реформа цен не смогла сыграть той роли, на которую она была рассчитана. Объективности ради нужно подчеркнуть, что изменения в системе и механизме ценообразования относятся к числу долговременных факторов воздействия на экономику. Их стимулирующее или, наоборот, тормозящее воздействие сказываются лишь спустя определенный срок. Реформе же цен вместе с ее авторами оставалось жить и действовать всего лишь несколько месяцев…
Но прежде чем переходить к дальнейшим драматическим событиям года, нужно остановиться еще на одной проблеме, стоящей несколько особняком, но имеющей принципиальное значение для экономической реформы. Речь пойдет о разработке ее внешнеэкономической концепции.
ЛОНДОНСКИЙ САММИТ
Работа над ней резко активизировалась в связи с предстоящей встречей М.Горбачева с лидерами “большой семерки” в Лондоне. Это была первая подобная встреча и от ее результатов зависело многое. Ехать на нее нужно было, естественно, хорошо подготовившись, с тщательно продуманной программой действий.
Подготовка к Лондонскому саммиту заняла несколько месяцев и велась на хорошо известной сегодня правительственной даче Волынское-2. Решающую роль к разработке внешнеэкономической концепции сыграли на этом этапе Е.Примаков, В.Медведев, С.Ситарян. К ним подключались на разных этапах В.Геращенко, В.Щербаков и др.
С самого начала был отвергнут как неприемлемый вариант обращения к Западу “с протянутой рукой”. Глава Союзного государства должен был ехать в Лондон не с просьбой о помощи, а с программой радикальных реформ и органического вхождения в мировое хозяйство в качестве равноправного партнера, сотрудничество с которым является взаимовыгодным. Для такой постановки вопроса у нас были свои “козыри”: огромный по емкости рынок, развитый научно-технический и технологический потенциал, высококвалифицированная (и относительно дешевая) рабочая сила, богатейшие природные ресурсы.
Органическое включение нашей экономики в мировое хозяйство требовало решения целого ряда проблем: снятие искусственных ограничений на экспорт советских товаров, а также на импорт в страну высоких технологий, вступление СССР в Международный валютный фонд, ГАТТ и другие международные организации.
Одновременно в обществе муссировалась прямо противоположная концепция, суть которой хорошо выражена в формуле – “Запад нам поможет”. Это настолько въелось в массовое сознание, точнее, было ловко внедрено в него, что споры велись лишь о том, сколько нам “отвалят”, сколько привезет с собой М.Горбачев из Лондона, какую сумму можно считать успехом, а какую – неудачей.
В такой атмосфере и появилась на свет новая программа Г.Явлинского “Согласие на шанс”, которая предполагала синхронизацию проводимых в стране реформ с программой помощи в размере 25 млрд.долларов ежегодно в течении ближайших пяти лет. Это было из области ненаучной фантастики, но с иллюзорной надеждой воспринималось нашими доверчивыми согражданами.
Почему это фантастика? Да потому, что такими ресурсами мировой финансовый рынок просто не располагал. Меня часто спрашивали: “Почему М.Горбачев не подписал столь привлекательной программы?” Я отвечал, что такой программы ему никто всерьез и не предлагал. Готовы были подписать такую программу Буш и другие лидеры “семерки”? Если бы они это сделали, то ее подписал бы и советский лидер.
Спекуляции на тему о западной помощи использовались и позже, в частности Е.Гайдаром, в политической борьбе. Да и сегодня продолжается столкновение между сторонниками последовательного и поэтапного включения российской экономики в мировое хозяйство в качестве равноправного партнера и теми, кто уповает на западную помощь.
Прошло пять лет, а мы так и не извлекли необходимых уроков. Никак не хотим понять, что никто не ждет возрождения экономической мощи России и ее выход на мировой рынок со своей продукцией, способной конкурировать с продукцией западных фирм. Что помочь нам, даже при желании, нельзя, если мы будем и дальше душить отечественных производителей и разрушать свой уникальный научно-технический потенциал. Что сейчас, при современных масштабах вывоза валюты из страны, не Запад помогает нам, а мы – ему.
Но вернемся в 1991 г. Перед поездкой в Лондон М.Горбачев собрал в Ново-Огарево руководителей союзных республик для обсуждения подготовленной внешнеэкономической концепции. После его выступления первым взял слово Б.Ельцин, который поддержал все принципиальные положения концепции. В таком же духе высказались другие лидеры. Это во многом предопределило успех визита в Лондон.
В то же время ситуация в экономике продолжала ухудшаться. Не прекращался спад производства, рвались казалось бы хорошо отлаженные связи, усиливались центробежные тенденции, нарастало напряжение на потребительском рынке. Достаточно широкие слои населения требовали наведения “порядка”, не задумываясь всерьез о том, как это сделать и какие последствия могут при этом возникнуть. Официальная же власть, лишенная реальной власти, все более ощущала свою беспомощность.
ВАРИАНТ “ОТКАТА”
Назревающий конфликт мог быть (в принципе) разрешен весьма различными способами. До определенного момента всегда существуют альтернативные решения. Однако в реальной жизни реализуется одно из них, причем далеко не всегда лучшее из возможных. В данном случае история остановила свой выбор на августовском путче.
Вряд ли есть необходимость возвращаться в этой статье ко всем перепитиям событий четырехлетней давности. Нас интересует лишь один аспект – идеология путча с позиций радикальной экономической реформы. Здесь мы встречаемся, как это не покажется странным, с хорошо известным и тщательно проанализированным задолго до путча вариантом “отката”, возвращения к исторически изжившим и исчерпавшим себя методам административно-командного управления.
Парадокс заключается в том, что реализация подобного варианта, как показал анализ, могла на коротком отрезке времени стабилизировать ситуацию. Но за его пределами откат лишал экономику стимулов саморазвития и совершенствования, отбрасывал общество назад. Идти таким путем – значило оказаться в историческом тупике.
Однако именно такой путь (если отвлечься от солидной доли социальной демагогии) предлагался в программе, предложенной ГКЧП. Если не считать В.Павлова, то в его составе было лишь два представителя делового мира – Н.Тизяков и В.Стародубцев. Оба были и до этого известны как приверженцы традиционных методов хозяйствования и противники радикальной реформы.
Разумеется, ни они, ни другие члены ГКЧП – сегодня это очевидно – не были заговорщиками, стремящимися к захвату власти. Они искренне хотели добра стране и ее народу. Но, как известно, и дорога в ад выстлана благими намерениями. В политике же ценятся не душевные порывы и намерения, а реальные, общественно значимые результаты. А они состояли в том, что августовский путч – вне зависимости от замыслов его инициаторов – спровоцировал последующий развал Союза и выбор шокового варианта экономической реформы.
После подавления путча власть, притом подкрепленная народным доверием и почти безграничная, неожиданно упала к ногам российских лидеров. Но они оказались не готовыми воспользоваться ей. У них не было ни продуманной программы действий, ни подготовленных исполнителей. Организация митингов и управление экономикой – это, понятно, не одно и тоже.
Конечно, что-то надо было делать. Началась лихорадочная работа по переподчинению предприятий и реорганизации министерств. Активно перетасовывались кадры, причем критерием для выдвижения выступали не столько профессиональные знания и опыт, сколько личная преданность.
Для координации усилий министерств и союзных республик был создан Межреспубликанский экономический комитет с довольно расплывчатыми полномочиями. За короткий срок его существования в нем успели поработать И. Силаев, А.Вольский, Г.Явлинский и многие известные сегодня или уже забытые политические лидеры и хозяйственники.
Суета, столь характерная для периода межвременья, продолжалась. Реформа как бы замерла в ожидании своей дальнейшей судьбы.
КРУШЕНИЕ
Беловежские соглашения, капитуляция съезда народных депутатов, отставка М.Горбачева стали последними страницами в истории Советского Союза. Его развал, совершившийся столь стремительно и неожиданно, еще долго будет занимать умы историков, социологов и политологов, а, может быть, навсегда останется загадкой.
Для такого вывода есть немало оснований. Дело в том, что развал великой державы не был фатально неизбежным. История могла пойти совершенно по другому пути. Разобраться в этом позволяет теория социальных альтернатив – одно из ведущих направлений современной науки. Согласно данной теории общественное развитие (как и любая эволюция) не имеет однозначной заданности. Всегда существует целый веер альтернатив или возможных вариантов развития. Безальтернативно лишь прошлое. Причем, именно потому, что в истории оказалась осуществленной какая-то одна из потенциальных возможностей. Остальные перешли в разряд нереализованных шансов.
Мы еще вернемся в заключительной статье сериала к тому, как видится будущее России в свете теории социальных альтернатив. А сейчас нужно подчеркнуть, что альтернативные варианты существуют не бесконечно. Когда изменения достигают критического порога и становятся необратимыми, тогда альтернативные сценарии исчезают. Складывается новый веер возможностей на основе уже свершившихся исторических фактов.
При таком подходе резко возрастает значимость общественного выбора, ответственность политических лидеров, которые не просто исполняют веления рока, но своими действиями вершат историю, отбрасывая одни возможности и прокладывая дорогу другим.
Ссылка на то, что Советский Союз должен был неизбежно рухнуть как и все империи, не обладает доказательной силой. Союз, как, впрочем, и дореволюционная Россия, не был империей в ее классическом понимании. Здесь не было метраполии. Здесь, если не считать Прибалтики, исторически сложился единый многонациональный суперэтнос, сформировался многоотраслевой народнохозяйственный комплекс. Словом, это было не искусственное, а органическое образование.
Какие же скрепы объединяли страну и почему они не могли предотвратить ее распада? Долгое время цементирующим фактором выступала внешняя угроза, причем отнюдь не надуманная. С разрушением образа внешнего врага значимость данного фактора резко упала, что не было своевременно осознано руководством страны и, соответственно, не скомпенсировано.
Бездумное, безответственное, а иногда и сознательное охаивание своей истории, традиций, системы ценностей и идеалов подрывали, пожалуй, самую важную и прочную основу любого крупного, сложного по своему национальному и социальному составу государства. Воистину мы не ведали того, что творим своей разрушительной критикой и самобичеванием.
Курс на самоизоляцию, подпитываемый мифом о выкачивании ресурсов, развязывание бюджетной войны, попытки разрушить единую банковскую и денежную систему (“Каждой республике, начиная с России, – свой Центральный банк!”) подрывали и экономический фундамент союзного государства. Хотя разрушить систему сложившихся в течение десятилетий хозяйственных связей оказалось намного сложнее. Эти связи дают о себе знать и сегодня, порождая многочисленные попытки реинтеграции.
Наконец, запрет, а потом и роспуск компартии, крестовый поход против ее идеологических принципов, которые также объединяли страну и народ, завершили ликвидацию основ существования единого союзного государства.
Хочу подчеркнуть, что в данном случае речь идет не об оценке (политической или нравственной) тех или иных процессов, а лишь о констатации фактов. Могущественное государство не может существовать без объединяющей его национальной идеи и политической доктрины, разделяемыми как правящими, так и оппозиционными силами. Вакуума здесь не бывает. Лишенное такой базы и не способное заменить ее новой государство начинает разрушаться.
Сегодня нечто подобное мы наблюдаем и в России. Но это уже, как говорится, из другой оперы.
Политические потрясения тяжело сказались на экономике, вызвали к жизни глубокий спад производства. Валовой национальный продукт в 1991 г. сократился на 17 процентов по сравнению с 199О г., объем промышленной продукции почти на 8 процентов, розничный товарооборот – на 7,1 процента. Причем спад нарастал от месяца к месяцу, от квартала к кварталу. Так, в первом квартале объем промышленной продукции (по отношению к соответствующему периоду предыдущего года) сократился на 5%, за первое полугодие – на 6,2%, за 9 месяцев – на 6,4%, а в целом за год – на 7,8%.
Подобных потрясений страна не испытывала со времен Отечественной войны. Но, как показали события последующих лет, это был еще не вечер.
Леонид АБАЛКИН, академик
