ВТОРОГОДНИК ГЛАЗЬЕВ

Сергей Юрьевич ГЛАЗЬЕВ всю жизнь проходил в отличниках. После окончания средней школы в Запорожье поступил в Московский государственный университет, который с отличием закончил в 1983 году по специальности экономическая кибернетика. Потом была аспирантура Центрального экономико-математического института. К 29 годам Глазьев уже доктор экономических наук, а в тридцать один — министр внешних экономических связей России. С января 1994 года Сергей Юрьевич — председатель Комитета Государственной Думы по экономической политике.

Словом, классический Знайка — только очков не хватает.

Какие же основания называть Глазьева второгодником? Читайте…

СКОРОСТЬ СТУКА И СКОРОСТЬ ЗВУКА

— Сергей Юрьевич, как вы полагаете, наш с вами разговор сейчас прослушивается?

— Несомненно. Здание Госдумы оборудовано системой прослушивания еще с госплановских времен.

— У вас есть основания заявлять это так безапелляционно?

— Вы знаете, многие депутаты догадываются, что их держат под колпаком, но как с этим бороться? Со временем начинаешь не то, чтобы мириться с таким положением вещей, а фактически перестаешь обращать внимание на негласный надзор. Слушают — ну и пусть.

— И дома допускаете наличие “жучков”?

— Наверное, и дома что-то есть. В телефоне уж — точно. Мы даже проводили специальные тесты, чтобы убедиться в этом.

— Привыкнуть к жизни под микроскопом, вероятно, сложно?

— Выбора нет. Я исхожу из тезиса, что после октября 93-го в России демократии не существует, поэтому удивляться нечему. От плутократического режима можно ожидать любого. Политический террор, шпионаж за противниками — это стиль сегодняшнего дня. Прослушивание и слежка, которая, вероятно, тоже имеет место, еще не самое страшное.

— Общаясь с коллегами-оппозиционерами, вы переходите на язык жестов, наиболее приватную информацию стараетесь писать на бумаге, а не произносить вслух, либо же прибегаете к иным способам конспирации?

— Ничего мы не делаем. Во-первых, это бесполезно: все равно узнают, если захотят. Во-вторых, повторяю, мы не считаем нужным таиться, нам нечего скрывать. То, что я скажу сегодня вам, я готов повторить любому и в любой аудитории. У нас нет секретов от работников спецслужб, поскольку мы не планируем государственных заговоров и переворотов — в отличие от партии власти.

— А собственная служба безопасности у вас есть?

— Для чего?

— Скажем, для охраны или сбора компромата на оппонентов.

— Защищаться Демократической партии не от кого. И собирать слухи и сплетни о противниках мы не станем, поскольку предпочитаем действовать открыто.

ЛИКБЕЗ ДЛЯ ДРЕМУЧИХ

— Русский биографический институт назвал вас человеком года по номинации “Политики и общественные деятели”. Признайтесь, титул греет душу?

— Честно говоря, это звание не слишком утешает, поскольку премию мне присудили за разработку программы, которая на практике, по сути, так и не была применена. Словом, речь идет о награде за намерения. Я предпочел бы остаться без лауреатства, но с внедренной в жизнь, востребованной правительством России программой. Тем более, что эта программа получила широкую поддержку в Госдуме, в коллективах многих академических научных институтов, в Федерации товаропроизводителей, у независимых профсоюзов. Словом, и деловые круги, и наука, и профсоюзы высказались в нашу пользу — все, кроме тех, кому программа и адресовалась. Правительство проигнорировало наши предложения, исходя из собственных интересов.

— Наверное, мне должно быть стыдно от собственной серости, но я не знаю, о какой программе вы говорите…

— В мае прошлого года мы завершили разработку документа “Основные направления экономической политики государства”, который затем стал ядром программы объединенной оппозиции по выводу страны из кризиса. На основе этого документа в октябре 94-го была подготовлена записка правительству по альтернативному бюджету на 1995 год. Наша концепция публиковалась тогда в печати.

— Боюсь, не я один такой дремучий. Может, еще кто-то не знает отличий вашего варианта бюджета от правительственного?

— Команда Черномырдина построила бюджет на нереалистичной предпосылке о снижении темпов инфляции до двух процентов в месяц. Ключевой идеей является неинфляционное финансирование дефицита бюджета за счет увеличения внешнего и внутреннего долга.

Мы же исходили из того, что наряду со сдерживанием инфляции главными задачами для страны являются оживление промышленного производства и создание предпосылок для экономического роста. Если правительственный план основывался на идее целесообразности простого сокращения всех государственных расходов без выделения каких-либо четких приоритетов, то мы для реализации задуманного хотели повысить инвестиционную активность, увеличить государственный спрос в наукоемких отраслях, в том числе, и через финансирование программ конверсии. Мы предлагали повысить расходы на реконструкцию устаревших, нерентабельных производств, дабы предотвратить массовый рост безработицы в ряде регионов России. Кроме того, мы наметили комплекс мер по защите внутреннего рынка, а также отдельно продумали шаги по увеличению доходной базы бюджета.

Без ложной скромности могу сказать, что предложенный нами вариант был во всех отношениях лучше: в процентах к валовому национальному продукту планировался меньший дефицит, мы даже предполагали добиться наращивания капитальных вложений и, как следствие, определенного экономического роста. Это могло стать началом выхода из депрессии, перелома тенденции деиндустриализации уже в 1995 году.

План же правительства означает дальнейший спад с сохранением прежних темпов, что фактически ведет к завершению периода деиндустриализации нашей страны и, по сути, превращению ее в сырьевой придаток, как принято сейчас говорить.

ДВАЖДЫ ТИТУЛОВАННЫЙ

— Поскольку ваш вариант отвергнут, сегодня можно с одинаковой степенью безответственности строить любые предположения: что было бы, если бы… Я о другом хочу спросить: если ваша программа в мае 94-го еще лишь разрабатывалась, почему 50 независимых экспертов вручили вам премию за 1993 год? Получается, награда вам действительно досталась исключительно за намерения: отметили не только не реализованную, но еще и не написанную программу.

— Дело в том, что Русский биографический институт назвал меня человеком года дважды подряд — и в 93-м, и в 94-м. В 1993 году отметили мою монографию “Закономерности долгосрочного технико-экономического развития”, где исследовались процессы эволюции нашей экономики за период с 1945 по 1993 годы и давалась характеристика структурного кризиса советской экономики, который, собственно, и привел к переживаемым нами сегодня политическим потрясениям.

ТО ЛИ ЕЩЕ БУДЕТ…

— Словом, обе премии достались экономисту Глазьеву, между тем, известность вы приобрели как политический деятель. Демпартия России, “Народный альянс”, Конгресс русских общин — ваши вехи.

— К великому сожалению, народ не читает научные книги.

— По-моему, скоро в этой фразе точку можно будет ставить раньше: “Народ не читает”.

— Это печальная закономерность. Если бы в наших людях сохранился столь же большой интерес к получению новых знаний, как это было еще лет десять — пятнадцать назад, мы, к примеру, не имели бы столь ужасных результатов на выборах в 1993 году, когда к максимальному успеху пришли “политические братья” ЛДПР и “Выбор России”. Мы могли избежать крайностей.

Правда, весьма обоснованные, на мой взгляд, подозрения о массовой фальсификации выборов в 93-м году наводят на мысль, что в 95-м подтасовки и передергивания при подсчете голосов избирателей будут носить еще более масштабный характер и в центре, и на местах.

— А как же компьютерная система, за которую так ратует председатель Центризбиркома Николай Рябов?

— Я очень скептически отношусь к тем лицам, которые по долгу службы обязаны контролировать ход выборов. Известная сталинская формула “важно не то, как голосуют, а то, кто считает” в этой ситуации подходит идеально. Особенно полагаться на компьютеры я не стал бы. Отследить возможные ошибки ЭВМ или заложенные в программное обеспечение дублирующие механизмы подсчета голосов будет крайне сложно. Я считаю, что необходимо создавать параллельную систему контроля за результатами выборов. В интересах всего общества и большинства политических партий, за исключением правящих, к числу которых я отношу “Выбор России”, ПРЕС и ЛДПР, чтобы контроль за чистотой выборов был самый пристальный.

— Демократическая партия рассчитывает перешагнуть пятипроцентный барьер?

— Мы ставим перед собой задачу завоевать власть демократическим путем, ради этого, собственно, и собираемся участвовать в выборах.

— Вы не кажетесь себе излишне самонадеянным? Ни в одном из публикуемых в периодике рейтингов ДПР не упоминается в числе властителей народных дум. Какие у вас основания считать, что вам удастся прийти к власти?

— Я говорю не только о своей партии, а о коалиции, которой по силам будет получить хотя бы относительное большинство в Государственной Думе, чтобы затем, отталкиваясь от этого большинства, выиграть президентские выборы.

— ДПР располагает достаточными средствами для победы на выборах?

— Наши средства не сравнимы с теми, которыми обладают проправительственные блоки, имеющие возможность использовать государственную машину.

Зато мы располагаем организационным ресурсом, выражающимся в большом количестве наших активистов практически во всех регионах России. Прибавьте к этому отличные профессиональные кадры аппаратчиков партии, на которых мы опираемся. Наш важнейший козырь — репутация фракции ДПР в Госдуме. Мы оказались единственными, кто последовательно критиковал политику властей и открыто добивался отставки правительства. Убежден, программа ДПР отражает интересы подавляющего большинства наших граждан.

Да, проблема финансирования остается самым узким местом для ДПР, но мы рассчитываем достойно противостоять на выборах нашим оппонентам.

— О ДПР часто говорят, что для нее, кроме прочего, весьма актуальна и проблема лидера. Поруководить партией успели и Николай Травкин, и Святослав Федоров, и Гарри Каспаров, и вы. Теперь, говорят, черед Станислава Говорухина, возглавившего партийную фракцию в Думе?

— То, что партия, несмотря на неоднократную смену лидеров, продолжает жить и реализовывать свою программу в течение многих лет, говорит, по-моему, о ее, партии, силе. Мы коллектив единомышленников. Если кто-то меняет свои взгляды, то это его личное дело. ДПР идет своим курсом. Надо сказать, что мы устояли практически от всех соблазнов, которые возникали на пути радикальных преобразований. Мы, к примеру, не поддались на уговоры пойти во власть, демонстрирующую циничное пренебрежение к своему народу.

— А как же Травкин — министр без портфеля?

— Николай Ильич выбрал путь административной карьеры и вынужден был покинуть руководство партии, поскольку мы остаемся верны своим обязательствам перед избирателями. .Известно, что ДПР выступала в первых рядах демократического преобразования общества, но мы перешли в оппозицию по отношению к правящему режиму, как только дорвавшиеся к власти случайные люди показали свою сущность, начав с государственного переворота по разрушению Советского Союза. Мы понимаем демократию как ответственность перед народом, поэтому ДПР, в частности, и выступила против беловежских соглашений, против расстрела Белого дома, против новой конституции.

На мой взгляд, ДПР сегодня является одной из наиболее мобильных и хорошо подготовленных к предвыборной борьбе политических структур. За нами пятилетний опыт работы, научивший нас многому. Партией разработана технология и тактика поведения в ближайшие месяцы, на национальном комитете ДПР приняты предвыборные концепция и программа. Однако речь о преодолении пятипроцентного барьера на предстоящих выборах не идет, поскольку этого явно недостаточно для того, чтобы реально влиять на политическую и экономическую ситуацию в стране. Скажем, сейчас фракция ДПР является самой маленькой в Думе — всего 10 человек. В результате мы не в силах добиться изменения экономического курса в соответствии со своей программой. Надо самокритично признать, что большинство наших демаршей в стенах парламента оказались малоэффективными. В начале 94-го года мы выступали с критикой проекта госбюджета, но тогда нас не поддержала практически ни одна из оппозиционных фракций, даже коммунисты и аграрники голосовали за бюджет, который и привел к окончательному краху промышленности и развалу сельского хозяйства. Когда всем стало ясно, что кабинет Черномырдина не в состоянии проводить осмысленную экономическую политику, и мы поставили вопрос о недоверии правительству, то получили поддержку всего 43 процентов депутатов. И что интересно: буквально на следующий день мы предложили проголосовать за неудовлетворительную оценку работы кабинета Черномырдина, и тут большинство депутатов высказалось “за”. Все это наводит на мысль, что несмотря на кажущуюся оппозиционность Думы, по-настоящему оппозиционных фракций не так уж много. Большинство же изображает несогласие с правящим кабинетом лишь на словах, фактически изъявляя готовность идти на бесконечные компромиссы и уступки взамен за благосклонность и расположение Кремля и Белого дома.

ОТКУП ИЛИ ПОДКУП?

— Вас сегодняшняя власть задобрить или приручить не пыталась?

— Шаги в этом направлении делаются постоянно. Из последнего захода — приглашение ДПР принять участие в проправительственном избирательном блоке. Демпартия на подобную наживку не клевала и не клюнет.

— А непосредственно вам из исполнительных структур предложений не делали?

— Разговоры о моем возвращении в правительство неоднократно заводились после 1993 года, но дальше слов никогда не шло. Всем известна моя позиция… Я считаю, что бессмысленно работать в кабинете министров, в котором за экономическую политику отвечают Чубайс с Черномырдиным. Чубайса интересует быстрый раздел собственности в пользу иностранных компаний и узкой группы лиц, а Черномырдин в основном поглощен обслуживанием своих корпоративных интересов. В таком правительстве работать бесполезно, поэтому-то мы и добиваемся отставки кабинета, дабы получить возможность изменить экономическую политику.

Я считаю, что корень зла сегодня — некомпетентность и безответственность правительства, которое, по сути, никому не подотчетно и демонстрирует полное пренебрежение интересами общества. Смена кабинета позволила бы немедленно существенно изменить ситуацию к лучшему, однако попытки по созданию правительства народного доверия, которое пользовалось бы поддержкой большинства депутатов Думы, пока не увенчались успехом. Влияние проправительственного лобби в Госдуме очень и очень велико. Поэтому-то мы и ставим вопрос о победе на предстоящих выборах. Только в этом случае мы получим возможность самостоятельно формировать правительство.

ЧУБАЙС — АГЕНТ ВЛИЯНИЯ…

— Какое кресло вы предпочли бы в новом кабинете?

— Я не стал бы заявлять претензий ни на один из постов, поскольку на самом деле более важным является наличие общей ответственности. Правительство должно работать как команда, в которой каждый персонально отвечает за коллективный успех. Нынешний кабинет такой командой не стал, фактически правительство состоит из диктатора Чубайса, навязывающего свои догматические представления об экономике остальным, и всех прочих, бессловесно следующих по курсу, прокладываемому Анатолием Борисовичем.

— Можно ли вашу реплику о личной заинтересованности Чубайса в скорейшем разделе собственности между зарубежными компаниями расшифровать как обвинение Анатолия Борисовича в том, что он фактически является агентом влияния?

— Я не хотел бы пользоваться этим термином, но реально так и получается.

Давайте посмотрим на итоги приватизации. Известно, что госбюджет не получил практически ничего, хотя приватизированная госсобственность тянет на сотни миллиардов долларов. Один только Газпром, по оценкам специалистов, стоит не меньше 600 миллиардов зеленых. А если к этому прибавить сотни крупнейших предприятий металлургии, химии, оборонки, которые вполне конкурентоспособны, эту цифру можно будет увеличить в несколько раз. Об этом говорит и тот факт, что посредники, работавшие на перепродаже на Запад российских предприятий, заработали астрономические суммы. Причем среди этих посредников преобладали иностранные представители. Скажем, известно, что только один американо-швейцарский банк в первой половине 1994 года продал акций российских предприятий на сумму около миллиарда долларов. Другая американская компания получила сотни миллионов долларов доходов, участвуя в посредничестве. Это те самые деньги, которые потерял наш федеральный бюджет. То есть, продавая собственность по ценам, которые в сотни раз ниже реальной стоимости имущества, Чубайс сознательно содействует чисто спекулятивному обогащения иностранцев, увеличению их капитала за счет России. По тем сведениям, которые мы сегодня имеем, многие люди, работавшие в ведомстве Чубайса под видом зарубежных консультантов при разработке нормативных документов по приватизации, параллельно весьма успешно сотрудничали и в сфере спекулятивного бизнеса на почве перепродажи акций российских компаний. Так как Госкомимущество было органом, который сам писал правила игры, сам был главным игроком, тренером и арбитром, работавшие в нем иностранные специалисты имели колоссальные конкурентные преимущества. Я глубоко убежден, что приватизация по Чубайсу стала основой криминализации нашего общества, поскольку направила предпринимательскую энергию наших новоиспеченных деловых кругов не на создание общественного богатства, а на передел собственности. Продолжение этой чубайсовской приватизации создает реальную угрозу для эскалации дальнейшей напряженности в стране и провоцирования серьезных конфликтных ситуаций вплоть до второго передела.

— Что, по-вашему, может подтолкнуть к этому?

— Нынешняя нормативная основа приватизации очень шаткая и слабая, обладатели акций не могут быть уверенными, что их права собственников защищены законом, поскольку многие получили акции на не вполне понятных основаниях, легитимность решений Госкомимущества постоянно подвергается сомнению, суды буквально завалены делами о нарушении процедур проведения процесса приватизации, следовательно, исключать новый передел собственности нельзя. Причем ожидать этого следует не только со стороны нынешнего правительства. Кто знает, что завтра придет в голову тем, кто сегодня один раз уже потерял собственность? Отсюда и краткосрочная мотивация: не вкладывать деньги в собственность, а поскорее ее перепродать, чтобы побольше наварить.

А ЧЕРНОМЫРДИН — СТАВЛЕННИК ЛОББИ?

— А обвинения Черномырдина в корпоративных интересах вы на чем строите?

— У меня есть вполне конкретные основания. Все началось в 1993 году, когда Газпром благодаря волевому решению Виктора Степановича получил огромные льготы.

— Почему вы говорите о волевом решении?

— Потому что правительство не обладало правами для предоставления тех льгот, которые оно выдало. Кроме того, в 1994 году было принято решение о снижении экспортной пошлины на газ, отмены которого нам не удалось добиться и в этом году, хотя, по-моему, сделать это совершенно необходимо, поскольку речь идет о природной ренте, следовательно, не о собственности одной компании, а о богатстве страны. Не будем забывать и совершенно скандальную историю с приватизацией Газпрома, который является естественной монополией и высокодоходным бизнесом. Приватизировать Газпром могло только безумное правительство, не заинтересованное в собственных доходах и в долгосрочных экономических программах. Поэтому для меня совершенно очевидно, что Черномырдин руководствуется корпоративными интересами. Такие вопросы, как обеспечение экономического роста в промышленности и сельском хозяйстве, сохранение научно-промышленного потенциала, инвестиционная активность, мало волнуют наше правительство. Я могу сказать, что во время нашей недавней встречи я прямо задал Черномырдину вопрос о том, отдает ли он себе отчет о глубине разрушений, происходящих в сфере наукоемкой промышленности и машиностроения, которые должны были стать основой нашего экономического роста и благополучия в будущем. Виктор Степанович ответил, что у нас с машиностроением всегда было сложно, поэтому, мол, нам сегодня, возможно, и не нужно такое производство. Действительно, мы видим, что в результате работы Черномырдина и его команды машиностроение как народнохозяйственный комплекс практически уничтожено, загруженность производственных мощностей удручающе низка, что грозит полным экономическим крахом. К сожалению, уже произошедшие разрушения практически не обратимы, поскольку для создания конкурентоспособных машиностроительных предприятий требуются десятилетия. Развалить же все, как показал наш опыт, удалось за два — три года…

ПОЛИТЭКОНОМИЯ ПО ГЛАЗЬЕВУ

— Но насколько я помню, вы покинули правительство не из-за разногласий по экономической программе. Вы ведь подали в отставку после ельцинского указа номер 1400, верно?

— Да, это была последняя капля. Тот сентябрьский указ 93-го, который вывел на новый уровень противостояние Кремля и Верховного Совета, закончившееся стрельбой из танков по Белому дому, означал для меня не только правовой беспредел. Мне было совершенно ясно, что отныне на перемены к лучшему ни в политике, ни в экономике уповать не приходится. Остаться в правительстве для меня означало стать соучастником совершенных и планируемых преступлений. Я не собирался становиться действующим лицом государственного переворота, ибо являюсь сторонником правовых методов решения любых конфликтов. Я прекрасно понимал, что любой выход за конституционное поле, о котором так много говорил тогда Валерий Зорькин, чреват самыми серьезными последствиями. Став на путь физической расправы с оппозицией, правительство превратилось в заложника тех радикалов из кремлевских кабинетов, кто предпочитает шашку и сечу столу переговоров, а ради сохранения власти готов идти на массовые убийства собственных сограждан.

Получилось так, как я и предполагал. Несмотря на полное и бесконтрольное господство правительства, осень 93-го ознаменовалась отнюдь не ускорением экономической реформы или достижением макроэкономической стабилизации, ради чего по словам авторов октябрьского переворота все и затевалось. Главный результат конца 93-го — это предоставление огромного количества льгот, с которыми нам пришлось бороться весь 94-й год. Итогом совершенного тогда государственного переворота стала обстановка беззакония и вседозволенности для правительства. Льготы получило громадное количество приближенных к отдельным членам кабинета министров коммерческих структур, и в итоге в прошлом году бюджет потерял свыше десяти триллионов рублей.

— Если бы вы воздержались от политических демаршей и остались в правительстве, возможно, вам удалось бы повлиять ход событий, и все выглядело бы не так драматично, как вы рассказываете?

— Не думаю, что я смог бы реально изменить ситуацию в условиях, когда господин Шумейко предпринимал активные усилия по выдавливанию меня из правительства, поскольку мои действия по наведению порядка во внешнеэкономической сфере явно нанесли ущерб соответствующим структурам.

— Каким структурам?

— Я говорю об организациях, которые занимались внешнеторговыми операциями под патронажем нынешнего спикера Совета Федерации.

— Вы о “Росвооружении”?

— Не только.

…Что до “Росвооружения”, то мои худшие опасения подтвердились, поскольку сразу после моего ухода была сломана концепция реформы военно-технического сотрудничества, которую мы разрабатывали на протяжении полутора лет и которая уже начала приносить плоды в 93-го году и сулила большую выгоду государству в будущем. Планировался указ президента по реформе, но вместо этого была создана компания “Росвооружение”, куда пришли назначенные не по принципу профессионализма, а по личной преданности Шумейко люди. В итоге тут же начались массовые злоупотребления. Противодействовать этому в одиночку было практически нереально.

— Вас отпустили с легким сердцем?

— Я подал заявление об отставке в одиннадцать часов вечера 21 сентября, и оно было подписано Ельциным в полдень 22-го. Никаких разговоров со мной ни президент, ни премьер не проводили. Я просто освободил рабочий кабинет и — все.

МЫ ПОЙДЕМ ДРУГИМ ПУТЕМ

— Петр Авен, ваш предшественник на посту министра внешней экономики России, после ухода из правительства подался в бизнес, создал собственную компанию, стал председателем крупного банка. Вы по пути Петра Олеговича пойти не думали?

— Предложений от коммерческих структур поступало достаточно много, но я предпочел вернуться в свою лабораторию в Академию наук и за время вынужденного отпуска, последовавшего после ухода из правительства и длившегося до начала активной работы в Госдуме, мне удалось практически восстановить свой научный коллектив и завершить ту монографию, за которую меня и отметили премией “Человек 1993 года”.

— Получается, вы дважды подряд стали человеком года в стране, как вы выразились, тотальной плутократии?

— Это признание моих научных заслуг, не имеющих отношения к существующему строю.

— Хотите продолжить серию, став из второгодника третьегодником?

— Я предпочел бы скорее увидеть реализованными собственные научные идеи. Это лучшее признание.

ЗАЗДРАВНЫЙ ТОСТ

— Ваш день рождения — 1 января. Интересно, какой первый тост вы произносите, за чье здоровье бокал поднимаете под бой курантов?

— За родителей, разумеется. Отец у меня работал мастером на заводе “Запорожсталь”, мама — инженером-проектировщиком в институте титана Запорожского титано-магниевого комбината. У меня замечательные родители. За них я и выпиваю первый бокал…

Андрей ВАНДЕНКО


 Издательский Дом «Новый Взгляд»


Оставьте комментарий

Также в этом номере:

Как Вы оцениваете возможность формирования левоцентристского блока (Рыбкина)?
К вопросу о новом “Российском чуде”
СОСТОИТСЯ ЛИ ЛЕВОЦЕНТРИСТСКИЙ БЛОК РЫБКИНА?
На прошлой неделе в Международном фонде экономических и социальных реформ был проведен “Круглый стол”
3 июня в Колонном зале Дома Союзов состоится конференция общественно-политического движения “Мое Отечество”
О СТИЛЕ ОТНОШЕНИЙ РАЗЛУЧЕННЫХ ВЛАСТЕЙ
СВОДКА ПО МАТЕРИАЛАМ ЗАРУБЕЖНОЙ ПРЕССЫ
К вопросу об общественном идеале


««« »»»