С момента провозглашения независимости России, еще до окончательного развала Союза, встал вопрос о проведении своей особой, российской, притом кардинально отличающейся от проводимой до этого экономической реформы. Из всех возможных вариантов был избран путь, предполагающий решение накопившихся проблем одним прыжком. Позже, когда стали очевидными пагубные последствия этого варианта, появились аргументы, призванные доказать, что альтернативы избранному курсу не было.
АРГУМЕНТЫ И ФАКТЫ
Оставим в стороне теоретическую несостоятельность концепции безальтернативности, которая является лишь оборотной стороной представлений о фатальной предопределенности общественного развития. Обратимся к аргументам, используемым для доказательства того, что иного варианта, кроме избранного, якобы не было.
Они сводятся к следующим. Во-первых, до прихода правительства реформаторов, начавшего свою деятельность с либерализации цен, никаких реформ в стране не проводилось, было лишь топтание на месте. Во-вторых, развал потребительского рынка, проявившийся в конце 1991 г. в пустых прилавках, не мог быть устранен иным путем. В-третьих, у государства не оставалось в распоряжении реальных рычагов власти и поэтому единственный шанс состоял в надежде на саморегулирующую роль рынка.
Тезис о том, что реальные реформы начались лишь с 1992 г., принадлежит к числу мифов, активно внедряемых (и не без успеха) в массовое сознание. В него верят многие как в самой России, так и на Западе. Однако это отнюдь не превращает миф в правду. В предыдущих статьях приведены многочисленные факты, показывающие реальные шаги в направлении создания в стране эффективной, социально ориентированной рыночной экономики.
Что мешало двигаться вперед, опираясь на проделанную работу и заложенные основы? Лишь одно – политические амбиции, столь характерная для отечественной правящей элиты ментальность, состоящая в стремлении возвыситься за счет очернения и охаивания всего того, что делалось до тебя.
Если говорить о пустых полках, то оно явилось не столько результатом объективных причин, сколько следствием заявлений о предстоящей либерализации цен. Нашему многострадальному населению не надо было объяснять, что к чему. Оно интуитивно и безошибочно предвидело предстоящий рост цен, а связанные с этим инфляционные ожидания моментально опустошили прилавки магазинов. Да и на самих прилавках (в ожидании предстоящей либерализации цен) появлялось далеко не все, чем реально располагала торговля.
Словом, обострившийся дефицит был не первопричиной либерализации цен, а реакцией на объявленные намерения.
Продолжавшаяся на протяжении ряда лет борьба с административно-командной системой под влиянием митинговых страстей и популистских требований обернулась со временем общим разрушением структур государственной власти и управления. Потеря управляемости экономическими и социальными процессами стала реальностью. Однако вместо настойчивой работы по созданию качественно новой системы управления и регулирования, без которой не обходится сегодня ни одна высокоразвитая страна с рыночной экономикой, был взят курс на полный уход государства от регулирования хозяйственной жизни.
В основе такого подхода лежала наивная вера во всесилие рынка, в его способность обеспечить самонастройку экономики и ее эффективное функционирование. Опровергать подобные представления даже неудобно, настолько очевидны их несостоятельность, несоответствие опыту и фактам, реалиям современного мира. Поэтому говорить о безальтернативности избранной стратегии – значит противоречить логике жизни.
СОМНИТЕЛЬНЫЙ ПРОФЕССИОНАЛИЗМ
Вошедшая в состав российского правительства группа реформаторов была представлена молодыми учеными-экономистами, среди которых Е.Гайдар, А.Нечаев, П.Авен, А.Чубайс и др. Они были окрещены прессой в качестве профессионалов, чуждых всякой идеологии. Однако предпринятые ими шаги и их последствия заставляют усомниться в такой оценке.
Разумеется, нельзя забывать, что ситуация в экономике была действительно весьма сложной. Правительство не располагало временем для разработки продуманной и взвешенной программы реформ. действовать надо было решительно и энергично. Тут не может быть двух мнений. Весь вопрос – с чего начать, в каком направлении и в какой последовательности осуществлять практические шаги.
Решено было начать с обвальной либерализации цен в надежде, что она не только стабилизирует ситуацию на потребительском рынке, но и создаст мощные стимулы для производства продукции, пользующейся спросом. Это был первый, сугубо профессиональный просчет, когда схемы, взятые из учебников, механически накладываются на реальную экономику. В условиях всеобщего огосударствления хозяйства, его исключительно высокой монополизации и жестких технологических связей либерализация цен, проведенная без какой-либо предварительной подготовки по связыванию “горячих денег”, не могла привести ни к чему иному, кроме безудержного роста цен. Сам же рост цен (в такой ситуации) не стал стимулом роста производства, а во многом толкал к его свертыванию.
Оценка последствий предпринятого шага и действительные итоги либерализации цен оказались совсем не похожими друг на друга. Е.Гайдар и его единомышленники прогнозировали рост цен в течение 1992 г. всего в 3-4 раза, обещали стабилизацию производства к осени, а курса рубля к концу лета на уровне 60-80 рублей за один доллар США. Фактически цены выросли за год в 26 раз, производство продолжает катастрофически сокращаться на протяжении последних трех с половиной лет, а о курсе рубля к доллару лучше и не вспоминать.
Это был второй и, опять-таки, именно профессиональный просчет. Правда, в узком кругу, при встречах с экономистами бывшие реформаторы пытаются убедить в том, что никакого просчета не было, что они все предвидели заранее, но не могли об этом сказать вслух. Почему? Да потому, что тогда им помешали бы осуществить задуманное…
Может быть это и так. Но тогда налицо сознательная дезинформация или политический обман. Какой из двух вариантов – непрофессионализм или дезинформация – ближе к истине сказать затрудняюсь. Это могут сделать лишь сами реформаторы.
Но как бы то ни было, российская экономика оказалась в глубоком шоке, под которым понимается расстройство всех функций организма. Вывести ее из этого состояния пока не удалось. Прыжок, с помощью которого хотели решить все проблемы, растянулся на три с лишним года.
За это время менялись премьеры и вице-премьеры, министры экономики и финансов, но избранный курс оставался, если не считать отдельных модификаций, неизменным. Неизменным по своим установкам и методам осуществления. Все споры касались лишь вопроса о том, проводить ли его более жестко или менее жестко. Любые альтернативы отвергались с порога.
РОССИЙСКИЙ МОНЕТАРИЗМ
В основе избранного российским руководством курса лежит монетарный подход. При этом, однако, имеется в виду не просто монетаризм, как одно из направлений экономической науки. В реальной жизни любые научные идеи трансформируются в политические установки и вполне определенные шаги и действия, обретают нередко свою неповторимую национальную окраску.
Российский монетаризм – это политика и идеология, основанные на придании доминирующего значения денежным факторам и ориентированные на достижение соответствующих индикаторов. В качестве таковых обычно рассматриваются объем денежной массы в обращении, темпы инфляции, величина бюджетного дефицита. Все другие факторы либо недооцениваются, либо просто игнорируются. Сложнейшие экономические и социальные процессы рассматриваются сквозь узкую щель денежного обращения.
Дело порой доходит до курьезов. Нынешний министр экономики Е.Ясин всерьез утверждает, что единственной причиной инфляции является бюджетный дефицит. При этом забывается о влиянии на цены издержек производства и транспортных тарифов, монополизма производителей, величины налоговых ставок и ссудного процента. Соответственно и методы подавления инфляции оказываются крайне ограниченными и неэффективными.
Односторонность российского монетаризма проявляется и в стремлении выйти на заданные индикаторы любой ценой. А за ценой мы, как говорится, не постоим. Вспоминаю выступление Е.Гайдара в клубе “Взаимодействие”. Комментируя правительственную программу, он говорил о необходимости добиться четких количественных параметров по объему денежной массы, уровню инфляции и бюджетному дефициту. Я спросил его: не считает ли правительство необходимым столь же четко зафиксировать показатели предельного уровня спада производства, безработицы, доли населения, имеющего доходы ниже прожиточного минимума?
Нет, – был ответ, – таких ограничителей мы не вводим. Главное – добиться показателей, обеспечивающих финансовую стабилизацию.
В соответствии с концепцией российского монетаризма считается, что потом все нормализуется само собой. Этим, кстати, объясняется и отсутствие у правительства четкой структурной политики, системы общенациональных приоритетов. Зачем, дескать, ломать голову – рынок сам расставит все по своим местам. Такой подход еще более усиливает сомнения в наличии профессионализма при решении сложнейших народнохозяйственных проблем.
Не подтверждается и широко разрекламированный два-три года назад, а потом забытый тезис о профессионалах-реформаторах, чуждых всякой идеологии. В ответ на одно из моих критических выступлений на заседании правительства я услышал от А.Чубайса, а затем и от председательствующего на нем Е.Гайдара: мы готовы рассмотреть любые предложения, если они не противоречат нашей идеологии. Столь откровенных заявлений мне не приходилось слышать уже давно…
Если верно все сказанное выше, то возникает естественный вопрос, неужели не нашлось в стране людей, прежде всего ученых-экономистов, которые могли подсказать правильные решения, предупредить от возможных ошибок? Такие попытки предпринимались неоднократно. Пытался это сделать академик С.Шаталин – Президент Фонда “Реформа”, к которому реформаторы из правительства относились с глубоким уважением и даже пиететом. Но с ним довольно скоро перестали даже советоваться. Были отвергнуты и рекомендации академиков Н.Петракова и Ю.Яременко, возглавляющих соответственно Институт рынка и Институт народнохозяйственного прогнозирования РАН.
Уверовав в безальтернативность избранного курса команда Е.Гайдара вскоре почувствовала и себя самих единственными обладателями истины и незаменимыми. А гении, как известно, в советниках не нуждаются. Исключение было сделано лишь для западных консультантов, притом “своих” – убежденных сторонников монетаризма.
Наиболее известен среди них Д.Сакс. Впервые мне пришлось познакомиться с ним при весьма характерных обстоятельствах. Еще в период работы в правительстве мне позвонил Ю.Маслюков и попросил заехать к нему, чтобы совместно выслушать и оценить предложения Д.Сакса, уже известного по его участию в польском эксперименте.
При встрече у меня сложилось впечатление, что он очень заинтересован в поддержке со стороны руководства нашей страны. Говорил он весьма содержательно, постоянно подчеркивая, что СССР – это не Польша, что проводить реформы надо последовательно, после тщательной подготовки и не допуская поспешности. Помню, что мне эти рассуждения понравились и я предложил Д.Саксу изложить свои соображения в виде статьи и гарантировал ее публикацию. Потом я встретил его уже в составе бригады, работающей над программой “500 дней”. А уже позднее он стал официальным консультантом российского правительства при проведении шокового варианта реформы и вместе с ним разделяет ответственность за ее ход и результаты.
Это же в полной мере относится к консультантам и экспертам из Международного валютного фонда и других международных финансовых организаций. Причем в данном случае речь шла не просто о советах и рекомендациях, а о выдвижении условий, обязательных для выполнения при получении кредитов или различных видов помощи. Поэтому речь идет об их прямой ответственности за развал российской экономики и глубокие социальные потрясения, выпавшие на долю нашей страны.
К этому можно лишь добавить, что советники из МВФ всегда отличались крайней самоуверенностью, безапелляционностью своих суждений и поразительно слабым знанием российской действительности, истории страны и ее культуры, духовного склада населения и сложившейся системы ценностей. Впрочем, для монетаризма все это, как говорится, от лукавого. Монетаризм по своей природе антисоциален и претендует на универсальную значимость предлагаемых им методов.
ПОИСК ВРАГОВ
Постепенно разрушительные последствия избранной стратегии и тактики реформирования российской экономики становились все более очевидными. И не только для специалистов, но и для широких слоев населения.
Надо было либо решительно обновлять, корректировать экономическую политику, либо найти козлов отпущения. Встать на первый путь мешала укрепившаяся вера в правильность и безальтернативность избранного курса, сформировавшийся на этой основе комплекс незаменимости. Поэтому выбор остановился на втором варианте, столь близком нашей ментальности и хорошо известном по предшествующей истории. Это был путь поиска врагов…
В их число попеременно, а иногда и совместно были зачислены окопавшиеся в центре и на местах партократы, претендующие на государственную поддержку аграрии и работники оборонного комплекса, “нахлебники” из ближнего зарубежья, строптивые депутаты Верховного Совета и руководители Центрального банка России.
Вряд ли есть необходимость рассматривать в данной статье все перепитии этой борьбы, иногда реальной, а чаще рассчитанной на формирование соответствующего общественного мнения в России и на Западе. Но на некоторых моментах следует все же остановиться.
Весьма показательной является попытка перевести стрелку ответственности с правительства на Центральный банк, возглавляемый высококлассным специалистом В.Геращенко. Борьба против политики ЦБ особенно активизировалась после его решения принятого летом 1993 г., о взаимозачете платежей и призванного, если и не разрешить, то хотя бы ослабить кризис платежей, буквально душивший производство. Началась шумная кампания, не останавливающаяся перед подтасовкой и искажением фактов, с целью дискредитировать руководство ЦБ и переложить вину с больной головы на здоровую.
На Центральный банк и его руководство пытались взвалить все грехи, в том числе за срыв якобы уже близкой стабилизации. При этом полностью игнорировалось, что основная часть его кредитов (до 9/10 их общего объема) выдавалась по решению именно правительства, что главным получателем их, притом по льготным процентам, было опять-таки правительство, что, наконец, сам кризис платежей был спровоцирован проводимой правительством экономической политикой (обесценение оборотных средств в результате либерализации цен, изъятие в бюджет не только прибыли, но и части стоимости основного капитала, невыполнение обязательств по оплате государственного заказа и содержанию бюджетной сферы).
Организаторы кампании против ЦБ не могли не знать истинного положения вещей. Но цель оправдывала средства. И ответственность за провал экономической политики в общественном мнении удалась, хотя бы и на время, переложить с правительства на одного из врагов. Под таким мощным давлением удалось поставить Центральный банк на колени.
Как и какими методами расправились с врагами реформы из мятежного парламента хорошо известно.
Словом, с главными врагами было вроде бы покончено. Казалось, что теперь стабилизация уже не за горами. Но кризис, глубинные причины которого по-прежнему оставались нетронутыми, продолжал углубляться. О его масштабах и социально-экономических последствиях речь пойдет в очередной, восьмой статье цикла.
Леонид АБАЛКИН, академик
