Сергей ЗАЙЦЕВ – кинорежиссер, член-корреспондент Национальной Академии кинематографических искусств и наук России, директор и художественный руководитель киностудии «Русский путь», Президент Международного кинофестиваля «Русское Зарубежье». Предлагаем вашему вниманию беседу нашего корреспондента с человеком, творческий путь которого тернист, но необыкновенно плодотворен.
– Сергей Леонидович, у вас первое образование музыкальное. Вы композитор?
– Да, было такое в моей жизни.
– И вдруг вы резко развернулись, пошли учиться на Высшие режиссерские курсы. Чем это вызвано?
– В Гнесинское училище меня занесло увлечение популярной музыкой. Когда я посмотрел фильм «АВВА», шедший в нашем прокате в 1981 или 1982 годах, то так «заболел» ими, что пошел учиться игре на фортепиано. Параллельно закончил школу по тромбону, играл на бас-гитаре, на балалайке, на ударных… Но учась в Гнесинке, я вспоминал про кино все чаще и чаще. Вот как захватил он меня с детства – советский наш великий кинематограф, представленный замечательно во всех жанрах, так это, видимо, во мне и сидело. Уже после Гнесинки я постигал науки сначала на сценарных курсах при ВГИКе, а затем на Высших режиссерских курсах. Человек в итоге делает то, что он хочет. Мы живем так, как мы хотим – это мое глубокое убеждение. То, что имеем, того и заслуживаем. Это все наших рук дело: то, что вокруг нас, то, чем себя окружили, чего добились во всех смыслах – и хорошего, и плохого.
– Вы сказали как «мы живем», а как вы лично живете?
– Я стараюсь не жаловаться на жизнь. У меня, как и у всех, есть проблемы, иногда и горькие мысли посещают. Периодически возникает в душе паникообразное состояние: как я все успею! Обычно получается так: либо все успеваешь, либо не успеваешь то, что не надо. Вообще Господь удивительно жизнь нашу устроил: человек может успеть абсолютно все, что он хочет в своей жизни! Средняя продолжительность жизни совсем не мала для этого.
– Тогда следующий вопрос, почему именно документальное кино?
– Документальное кино получилось совершенно неожиданно. Я закончил мастерскую игрового кино и документальное не собирался снимать. Но это интересный жанр. А сейчас-то документальное кино гораздо интереснее, чем игровое. Это не значит, что я не хочу сделать игровое кино – вернуться к своему изначальному предназначению. Но документальное кино гораздо многограннее. Это же не придуманное! Вот в чем его прелесть. Вот в чем мой интерес к нему заключается. Не придуманное! Подлинное!
– Документ жизни… Именно это притягивает?
– Да. Я человек, который зов корней своих слышит совершенно отчетливо. Конечно, я не пришел в документальное кино по щелчку пальцев. Просто в середине 90-х кинематограф был абсолютно разрушен в России, и снимать было нечего и не на что. А снимать очень хотелось хоть что-нибудь. Документальное кино, безусловно, снять проще.
– Но, наверное, и судьба его сложнее?
– Конечно. Я вообще считаю, что документальное кино у нас сейчас в катастрофическом положении находится. Жанр погублен. Настоящего авторского документального кино попросту нет. Его можно увидеть только на каких-то специальных фестивалях. Но ведь в залы эти, как правило, ходят истинные любители, а это очень маленький процент от населения того или иного города. Поэтому массовый зритель документальное кино не может посмотреть.
– А что может дать толчок к развитию документального кино?
– Авторское телевидение. Но телевидение сейчас не будет этого делать: оно сейчас к другому приучило нашего зрителя – не думать над какими-то серьезными проблемами, просто пережевывать информацию.
– Что заставляет вас продолжать снимать документальное кино, несмотря на трудности, связанные с ним?
– Не знаю – меня просто влечет к нему. Кроме того я не хочу заниматься производством однодневного продукта – то, чем все телевидение, все каналы занимаются. Сняли, посмотрели, забыли, стерли кассеты. Я хочу, чтобы то, о чем я говорю, оставалось, доходило до людей. Пусть не сразу, пусть через пять, через десять лет. Надо пытаться говорить о вечном. Один мой приятель – писатель вывел такую формулу: люди переживают испытание: кто-то – смертью, кто-то временем, кто-то вечностью. Высоцкий пережил испытание смертью. Его помнят двадцать пять – тридцать лет после смерти. Гумилев пережил испытание временем, а Шекспир – испытание вечностью. Кинематографу вообще отроду сто лет. И за сто лет он трансформировался колоссально. Кинопродукт быстро устаревает. Но есть произведения, которые люди всегда смотрят. Чарли Чаплин, например. Мне хочется к этому стремиться. А иначе я делал бы какую-нибудь передачу на телевидении и зарабатывал деньги. Но ведь не в этом смысл жизни.
– А в чем, можете сказать?
– Я человек верующий, поэтому считаю себя человеком грешным. Грехи свои пытаюсь осознавать. О профессии же могу сказать следующее: я заметил в последнее время, что произведение искусства, в котором нет Бога, меня не интересует. Зачем такое произведение вообще нужно? Ведь иначе получается, что это показ каких-то пороков, желаний, разыгрывание сиюминутных ситуаций, страстей. Все это не пища для души, ума и сердца. Выпускать такие произведения – богопротивное дело. Это то, чем в основном занимается наше телевидение, кинематограф, литература современная… Тенденции печальны. Конечно, они во многом продиктованы новыми рыночными условиями, в которые погрузилась страна. Но что делать? Если ты считаешь себя художником, то надо оставаться честным и думать о Боге. В этом отчасти и есть смысл жизни, который до конца не дано постичь.
– За фильм «Погибли за Францию» вы получили «Золотого орла»…
– «Погибли за Францию» я сделал в 2003 году (до него я снял уже три фильма), просто он был отмечен разными наградами, и до сих пор продолжает получать. В прошлом году из Можайска я привез Гран-при с фестиваля документальных фильмов «Бородинская осень». Людям нравится эта картина. Хотя я не считаю ее лучшей своей работой. Для меня лучшим фильмом является картина «Чаша» из дилогии о красноярском художнике Андрее Поздееве.
– А какова прокатная ситуация с вашими фильмами?
– Ну, на судьбу ленты «Погибли за Францию» я не жалуюсь. Его показала масса региональных компаний, РТР, французский канал «Одиссея», для двух показов фильм закупает наш канал «Культура». Что касается других картин, то их постигает та же участь, что и основное количество документальных картин моих коллег – российских документалистов – их смотрят на фестивалях, на разовых встречах со зрителями.
– На что же тогда живет документалист?
– На деньги, которые он получает в качестве гонорара от своей конкретной работы. Министерство культуры и Комитет по телекоммуникациям финансирует авторское документальное кино, другое дело, что эти фильмы не берет к показу телевидение. Поэтому нет этого мостика от заказчика к зрителю. Фильмы делаются и кладутся на полку, их не смотрят – вот в чем катастрофа! Мы видим документальное кино лишь то, которое производит сам телевизионный канал. Но это часто нельзя даже считать документальным кино, потому что оно форматное, а не авторское.
– Я смотрю, просто быть режиссером документального кино вам мало. Вы возглавили киностудию «Русский путь». Там снимается не только ваше кино, но и фильмы ваших собратьев по документальному творчеству. Создали киноклуб, где проходят сеансы документального кино. Возникает фестиваль «Русское Зарубежье», вы учреждаете медаль имени Михаила Чехова, которую уже получили Джоанна Мерлин, актриса и педагог, последняя прямая ученица Михаила Александровича, Никита Михалков, Сергей Юрский, Марина Влади, выдающийся итальянский драматург Тонино Гуэрра. Вы постоянно расширяетесь…
– Я не то, чтобы расширяюсь, я не люблю упираться в потолок. Отвечу словами героя моего фильма Андрея Поздеева: «Вот говорят, что выше потолка не прыгнешь, а я все прыгаю и не знаю, где этот потолок». Помимо студии, которая занимается производством кино, мы еще создали архив аудиовизуальных документов русской эмиграции в Доме «Русского Зарубежья» имени Солженицына. Наш фестиваль «Русское Зарубежье» посвящен проблемам русской эмиграции всех периодов. Безусловно, все эти дела требуют моего пристального внимания и кропотливого труда, но это, как говорится, уже поставлено на рельсы и работает без каких-либо сбоев. Поэтому мне хочется заняться еще чем-то. Думаю, это снова будет кино.
– А что происходит с вашим мюзиклом «Левша»?
– К сожалению, на мюзикл у нас пока нет денег. Работа приостановлена. Пресловутый кризис. Хотя я думаю, что мы сейчас доделаем саундтрек – выпустим пластинку мюзикла «Левша». Это в высшей степени талантливый материал Саши Шевцова, композитора и автора текстов.
– Вы гостили в Америке, смотрели их мюзиклы. Что вы вынесли из этой поездки, что поняли?
– Мне действительно было любопытно увидеть продукцию Бродвея, в частности, мюзиклы «Отверженные» по Гюго и «Мэри Поппинс». Конечно, это блестяще сделано с точки зрения технической, но некая механистичность все же присутствует. Я сделал главный вывод – мы ничуть не хуже. У нас есть прекрасные композиторы, замечательные режиссеры-постановщики, великолепные актеры… Единственно, культура производства у нас подкачала.
– Что сейчас стоит на очереди в вашей работе?
– В моих ближайших планах два фильма: одна картина о русских военных эмигрантах двадцатых – тридцатых годов, другой фильм о русско-французском сотрудничестве в годы Второй мировой войны. Рассчитываю обе ленты сделать к шестидесятилетию Победы.
– Как вы все успеваете?
– Главное – не сидеть на лавочке и сетовать на трудную жизнь, жалеть себя и других, а трудиться, работать, не покладая рук.
Галина ПЕРЕВЕРЗЕВА.
