Когда подходишь к этому легендарному для всех любителей искусства зданию русского театра на Старом Арбате, невольно задумываешься о том, сколько жизней прожили на сцене театра им. Вахтангова замечательные наши актеры – Михаил Астангов и Николай Плотников, Людмила Максакова и Николай Гриценко, Юлия Борисова и Юрий Яковлев… Ведь настоящий, крупный актер в каждой роли как бы сливается с жизнью своих героев, переживает эту жизнь как свою собственную, и образ его остается в памяти зрителей неразрывно слитым с образом того или иного персонажа. А если прибавить к этим театральным жизням еще и жизнь многочисленных киногероев… Как говорят теперь, мало не покажется!
Я вхожу в двери тихого кабинета художественного руководителя Вахтанговского театра, народного артиста Советского Союза Михаила Александровича Ульянова. Мерный ход напольных часов, старинная мебель, на стенах – портреты знаменитых предшественников: Рубена Николаевича Симонова, его сына – Евгения… И начинается наш долгий разговор именно с вопроса о том, почему все-таки зрители так упорно отождествляют образ актера с образом героя, которого он играет.
– Профессия актера, – говорит Михаил Александрович, – все-таки профессия мистическая. Ведь все знают, что кровь на сцене брусничная или клюквенная, что умирают не на самом деле, а только во время спектакля или в кино. Тем не менее зрители страдают, плачут, переживают. Как будто проявляется некая обманная фотография, и люди воспринимают то лицо, которое увидели на экране или на сцене как подлинное лицо героя. Вот, например, Жуков. Я ведь на него не очень похож, если говорить серьезно. Но если посмотреть издалека, то что-то во мне, наверное, было похожее: надвинутая на нос фуражка, особая манера разговаривать, чуть выдвинутая вперед челюсть… Вот зритель и принимает такую игру, соединяет меня с обликом Георгия Константиновича, которого я, к своей неудаче, в жизни никогда не видел. Происходит и некоторый обратный процесс: все мои роли – и в «Председателе», и в «Добровольцах», и в «Простой истории», и в «Беге», и в «Братьях Карамазовых» – накладывают отпечаток на мой внешний облик. А ведь на самом-то деле моя внутренняя сущность чаще всего не имеет ничего общего с моими героями. Ну, например, я играл Наполеона, играл Стеньку Разина, Ленина, Сталина, Жукова, Кирова, Ворошилова, Антония, Юлия Цезаря, Ричарда III.… Видите, какой набор великих, крупных людей. А я совершенно не исторический человек, я просто актер. Я сочиняю то, что нужно зрителю. И в этом, наверное, проявляется мастерство и удача актера.
Замечательный критик, недавно ушедший из жизни, Александр Петрович Свободин написал обо мне большущую статью, где он говорит, что по моим ролям можно проследить историю нашей страны. И это действительно так. От нашей первой комсомолии в фильме «Они были первыми» до пенсионера, который с ружьем защищает честь своей внучки, в фильме «Ворошиловский стрелок». От мечты добровольцев-комсомольцев до пенсионеров, которые отстреливаются или угоняют самолет. Как, например, в фильме «Сочинение ко Дню Победы». Это и есть история нашего государства, которая выразилась в моих ролях в кино и театре.
– Но, Михаил Александрович, Вы ведь не только в своих ролях, но и в жизни были человеком активным и даже, как нынче говорят, во власть ходили?
– Ну что ж, буду откровенным. Время от времени появляются и появлялись деятели культуры, которые, как вы говорите, во власть ходили. Вот и я, скажем, был членом ЦК КПСС не за какие-то заслуги или особое рвение служить. Я рвение в своей профессии проявлял. Но меня выбрали, как бы это поточнее сказать, для кворума, что ли. Ведь раньше как все эти высшие органы формировались: кухарка есть, дояр есть, плотник есть, герой есть, генерал есть, нужно и артиста пригласить. И начинают вспоминать: есть-де такой хороший актер Ульянов, он в «Председателе» играл. Давайте его… Уверен, что почти так и набирали. Я ходил во власть довольно долго, но вынес из этого только одно: актерам, деятелям культуры ходить во власть не надо. Ничего мы там решить не можем, да и не должны. Мы должны решать все эти политические, социальные, духовные, нравственные проблемы только через свое творчество. Здесь мы сильны, здесь мы понятны.
На ХIХ партконференции я поднимался защищать нашу прессу, она тогда еще в этом нуждалась. А один из колхозников, которого спросили, как ему понравилось выступление Ульянова, сказал: «А что с него взять, он же артист». То есть всерьез ко мне как к политику и тогда не относились и, слава Богу, теперь не относятся. И правильно делают. Сейчас некоторые мои коллеги рвутся во власть, но я боюсь, что у них больше политические проблемы, чем художественные, творческие. Для них самое главное – быть наверху. А я уже был наверху и видел этот самый «верх» в действии. Конечно, там я почерпнул великое множество всяких наблюдений для себя как актера. И в этом смысле быть наверху хорошо. Но только в этом. Вспомните наших актеров, деятелей культуры – министров: Губенко, Паулс, Юрий Соломин… Опыт показал, что актерам министрами быть не нужно.
– И все же одно Ваше имя, наверняка, может открыть двери самых высоких кабинетов?
– В каждом актерском коллективе обязательно есть два-три чудака, которые бесконечно бродили и бродят по «высоким» кабинетам. Меня, конечно, знали как актера. В те, советские, годы случалось и, надо сказать, часто случалось, когда можно было смело и самостоятельно решать хозяйственные вопросы. Ну, например, выпросить квартиру, поместить в престижную больницу, выбить путевку. Обычно по таким поводам к начальству ходил я, взяв с собой какую-нибудь красивую женщину. И начальник начинал чувствовать себя мужчиной и отказать уже не мог. А сейчас целый гарем можно притащить, и ничего не решится. Если, конечно, денег не дашь. Так что, дорогие женщины, потеряли вы свое воздействие на начальников! Впрочем, как и мы, актеры…
– Михаил Александрович, в заключение вопрос, который нынче часто задают журналисты своим собеседникам: какие люди олицетворяют лично для Вас ХХ век России?
– Это Дмитрий Сергеевич Лихачев, Александр Исаевич Солженицын, Сталин, Жуков, Ландау. А для меня это еще и человек, которого, может быть, не все вспомнят, мой друг Юра Катин-Ярцев. Он не занимал великого места в театральной иерархии, но занимал великое место в моей душе. Он делал добро, как дышал, просто и естественно. Мы с ним вместе были еще со времен театрального училища. Я же приехал, можно сказать, из деревни, и он меня все время выпрямлял духовно. Хотя никогда не учил, не наставлял. И я ему благодарен за все. Я благодарен также моим учителям, которые сделали меня актером, моей жене, которая сделала меня человеком. Я благодарен, что судьба привела меня в Вахтанговский театр.
А если возвращаться к судьбе России в ХХ веке, то она довольно страшная. Ни на секунду не прекращала литься кровь. То малым ручеечком, то большой рекой. Обязательно где-нибудь шла драка. Захватывали власть, упускали. И конца краю этому нет. И не будет. Раньше дрались из-за вер. А сейчас из-за сфер. Из-за сфер влияния.
Вообще я пессимист. Наверное, мы так уж быстро не развалимся, но и навряд ли в обозримом будущем восстановимся, потому что опыта мы никакого не приобретаем. Вот эта фраза хвастливая, что «умом Россию не понять»… Да все понять можно. Только, действительно, русский мужик отдаст последнюю рубаху, а за ложку убьет. Вот такой он. То он кинется спасать всех на свете, то сам себя защитить не может. Как говорил Федор Михайлович Достоевский (извините, если не совсем точно цитирую): «Во всем-то мы доходим до края. Во всем – и в хорошем, и в дурном». А ведь народ поразительно талантлив. Но сколько при этом талантов загубленных.
Виктор КАРПЕНКО.
