Страшно признаться, но с Борисом Аркадьевичем Красновым я познакомился еще в прошлом веке. Он уже тогда был тем «великим и ужасным Красновым», каким мы знаем его и теперь. Он уже тогда был художником с большой буквы «Х», он уже тогда оформлял «Рождественские встречи», «Песню года», сольники Пугачевой, Киркорова, Орбакайте, Аниты Цой и – что, согласитесь, особенно круто! – «Творческие вечера» Игоря Крутого…
В общем, я взял у него интервью и, когда оно появилось в газете, весело поинтересовался по телефону, «читал ли он наш маленький бестселлер?»
«Читал-читал…» – тихо сказал он голосом, не предвещающим ничего хорошего. И после длительной паузы (длиною примерно в жизнь. – Прим. Авт.) добавил: «Никогда не думал, что на свете еще водятся такие идиоты, как ты, Коган! Что за х…ю, с позволения сказать, ты написал?!»
Никогда ранее не сталкиваясь со столь восторженной оценкой своего творчества вообще и своей персоны в частности, я мгновенно потерял дар речи и, с головой погрузившись в состояние посттравматического шока, принялся тоскливо ожидать, что же он скажет дальше.
Дальше он сказал: «А вообще-то, статейка хорошая! Статейка – что надо статейка… Так что, руки в ноги и срочно дуй ко мне в офис: у меня тут коньячок имеется… Тоже неплохой».
***
Вместе с Борисом Аркадьевичем Красновым мы как-то пришли в Театр Эстрады на творческий вечер Михаила Исаевича Танича и группы «Лесоповал». Вернее, это я пришел, а Краснов присутствовал там изначально, в качестве художника-постановщика данного шоу руководя установкой и монтажом декораций. Если говорить совсем просто: давал указания рабочим сцены, которые под его чутким руководством кружили по сцене с декоративным (довольно, впрочем, весомым) бревном на плечах, – «Лесоповал» все-таки! – никак не находя места, где бы его упокоить.
Куда бы они ни пытались его пристроить, Краснову все активно не нравилось. В качестве плацдарма для размещения бревна ему не нравился ни левый угол сцены, ни правый ее угол, ни даже элитная центральная ее часть. Через некоторое время ему стало не нравиться и само бревно, а потом и рабочие, занимавшиеся его транспортировкой.
Когда его недовольство достигло критической массы, он резко повернулся к рабочим и хорошо знакомым мне голосом с не менее хорошо знакомой интонацией тихо сказал:
– Никогда не думал, что на свете еще водятся та…
Но договорить ему не дал дипломатичнейший Танич, который счел своим долгом вмешаться.
– Эх, Боря, Боря! – сказал он, мягко похлопав Краснова по плечу. – Ну, что же ты кипятишься из-за ерунды? Ты лучше послушай, какие миролюбивые стихи я написал сегодня утром!
С этими словами поэт извлек из внутреннего кармана тетрадный листок, расправил его и довольно выразительно продекламировал:
Сколько на свете плохих вероятностей,
Глупых предчувствий и горьких обид…
И все-таки жизнь состоит из приятностей!
Из НЕ приятностей НЕ состоит!
Сраженный мощным поэтическим выплеском своего старшего товарища, Краснов довольно долго хранил молчание, потом вдруг резко вскочил с места и резвым галопом понесся к выходу. Уже от самой двери он крикнул:
– Ах, все-таки жизнь состоит из приятностей? Ну, тогда сами и ставьте свое бревно куда хотите!
***
Совсем недавно я побывал в гостях у Бориса Аркадьевича в его новом офисе. Но, как показала жизнь, и в новом офисе все осталось по-старому.
Когда мы переступили порог роскошного кабинета, любезный хозяин обратился к нам со следующими словами:
– Послушай, Коган, ну, зачем ты со мной договорился именно на понедельник и именно на одиннадцать утра?! У меня же дел сейчас невпроворот! Ты что, специально это делаешь, что ли? Никогда не думал, что на свете…
Впрочем, заканчивать фразу он не стал.
Александр КОГАН.
