Мнение Юлии Владимировны Меньшовой, лучшего ТВ-собеседника в своей весовой категории — для книги «Мушкетёры перестройки. 30 лет спустя» имеет значение «тренд-образующее», по мне. Не потому что она «Принцесса в анамнезе» и красивая женщина, вовсе нет. Однако я запомнил её жёсткий & лаконичный ответ на мой вопрос в давнишнем интервью серии «Правда-24»: «НЕПРОФЕССИОНАЛИЗМ» — это то, что её раздражает в людях; и это мне очень и очень понятно.
«Юношеский запал на «борьбу» имеет свои лимиты»
— «Взгляд» стартовал, когда вам было 18: в мастерской Калягина, у которого вы постигали актерское мастерство что-то говорили об этом проекте или богема существовала в параллельном пространстве?
— Студентов театрального ВУЗа и сейчас с трудом можно назвать «богемой», а уж в те годы — особенно… Но это верно, что телевидение было крайне далеко в то время от театральной среды, и я не могу припомнить никаких разговоров на эту тему.
Скорее, «Взгляд» в своей содержательной части тогда интересовал более взрослую аудиторию. Именно этот парадокс привлекал: ребята такие молодые, а так здраво мыслят и такие смелые.
— Дима Быков писал:
«Когда перестройка дошла до некоторого предела и обязана была перейти в иное качество, у Горбачева на это иное качество не хватило храбрости и дальновидности, а у передовой интеллигенции не было уже того кредита народного доверия, которое требовалось для решительного рывка. Пошли пресловутые пустые прилавки, безработица — короче, массы-то еще готовы были терпеть, но интеллигенция, привыкшая быть во всем виноватой, уже сомневалась, а туда ли мы идем. От «Взгляда» требовалось уже не разоблачение ужасного прошлого и не социальные диагнозы, а поступок, нечто пассионарное, романтическое, в духе, может быть, Невзорова, или совсем наоборот — не знаю. Во всяком случае, для решительного этапа, скачка требуется темперамент иной, не свойственный прагматику. И когда программу закрыли, «Взгляд» — к тому же расколовшийся, но не будем вспоминать печальный инцидент с мукусевским интервью Ниточкиной в «Огоньке» — не продемонстрировал готовности бороться в открытую, ярко, демонстративно; выпуски «Взгляда из подполья» по остроте и динамичности уступали официальному, разрешенному «Взгляду». Ни Любимов, ни Мукусев, после раскола делавший что-то свое, региональное, не были приспособлены к существованию в подполье. Их стихия — легальность. В подполье очень трудно быть профессионалами. Что мог сделать тогда «Взгляд»? Не знаю. Но уж, во всяком случае, не смиряться с закрытием, не ограничиваться пресс-конференциями. Но Любимов и Политковский не политические борцы, хотя и были депутатами Верховного Совета. А Захарова тогда уже интересовали совсем другие вещи — например, история, потому что в современности он разочаровался. Новый этап деятельности «Взгляда» мог начаться в конце 1991 года, после путча, но не начался, поскольку Россия так и застряла на пороге чего-то и куда двигаться дальше — никто не знал. Потому так и не хотелось всем нам прощаться с эйфорией, наставшей после августа-91, потому и Ельцин сразу улетел в Сочи. В некотором смысле Россия никогда не была выше того предела, которого достигла в 91-м. Во всяком случае, здесь я солидарен с Аксеновым: то были три лучших (пока) дня новой русской истории. Потом было отступление. В нем тоже никто не виноват — страна такая. И «Взгляд» справедливо рассудил, что бороться бессмысленно — пора расходиться и делать свое дело применительно к реальности. Это ответ истинных прагматиков. Наиболее эгоистичный, но и наиболее здравый выход — он хоть к чему-то ведет. С этого момента «Взгляд» перестал быть символом свободы и стал символом преуспеяния».
Цитата объемная, но прокомментировать ее можно и лаконично, если есть, конечно, что сказать по этому поводу.
— Сказать могу вот что: 90-ые годы в своей романтичности и инфантильности — неповторимы. И… слава Богу! Многие иллюзии рассыпались в прах. Стало понятно, что жизнь гражданского общества — это долгая и кропотливая работа, не исчерпывающаяся только — борьбой. И что огромная страна — не меняется в линейных координатах, а процессы любых перемен не всегда рациональны, и от диалектики странно требовать принудительного развития в ту сторону, которая кажется «правильной».
Мне лишь удивительно, что идея «простого уравнения с одним неизвестным» не покинула многих гуманитариев по сию пору. Они не только ретроспективно готовы бросить краткую инструкцию участникам событий о том «как надо было правильно», но и актуальную реальность каждый день готовы всесторонне проанализировать и раздать «направления к врачу».
Все это было бы забавно, если бы не было столь навязчиво.
Я полагаю, что социальный запрос на «Взгляд» в какой-то момент был исчерпан, да и сами журналисты взрослели. Юношеский запал на «борьбу» имеет свои лимиты.
«Программа «Я сама» присвоила мне звание «проматери» женских ток-шоу»
— Ещё одна цитата. Ровно 20 лет назад «Огонёк» декларировал:
«Кто помнит, сколько их было — ведущих «Взгляда», появлявшихся в самой свободной студии «Останкино» по пятницам? Листьев, Любимов, Захаров, Политковский, Мукусев. Кто еще — Ломакин, Додолев, Боровик… Они стали народными героями, олицетворявшими перемены внутри страны, так же, как символом перестройки за границей был Горбачев. Потому что вместе с ними, смелея от пятницы к пятнице, мы учились говорить не кухонным шепотом, а вслух: ввод войск в Афганистан — агрессия, в СССР все-таки есть секс, у капитализма тоже бывает человеческое лицо, рок-н-ролл жив, ГУЛАГ — чистой воды геноцид собственного народа, «железный занавес» — ограничение прав человека (и такие, оказывается, есть!), Чернобыль не авария, а трагедия, кремлевский паек в эпоху талонов на продукты — грех… Но когда мы вместе прошли почти весь демократический букварь и научились громко говорить, было уже почти все равно, кто говорит с нами из студии».
Сейчас есть издание, которое повторит подобный пассаж? Произошло переосмысление?
— 90-ые годы были временем открытий. Нового. Во всех областях. И на телевидении, прежде всего. Например, существование программы «Я сама» когда-то присвоило лично мне некое звание «проматери» всех женских ток-шоу… Хотя, конечно же, это было не так. Этот жанр давно и успешно существовал на мировом телевидении, просто мне повезло выйти первой в этом формате на российском телевидении.
В течении короткого времени женских ток-шоу стало очень много, и мне кажется, значимость того, кто именно, — какая ведущая! — обсуждает наболевшие вопросы — тоже несколько снизилась. А еще через какое-то время и ценность самого жанра ток-шоу начала в свою очередь девальвировать.
Это нормальная диалектика жизни. И эффект — привыкания, который на телевидении, играет очень большую роль. Потому мне кажется, приведенная вами цитата справедлива.
Романтическое отождествление «ветра перемен» с самими журналистами, работавшими во «Взгляде» должно было неизбежно подойти к концу. Стал больше интересовать непосредственный «контент». Потом и контент стал привычен. Требовались новые перемены.
«Я не склонна преувеличивать роль «четвёртой власти» в жизни страны»
— Когда Иван Демидов пригласил вас в 1994 на ТВ, вы знали о его «взглядовском» прошлом?
— Нет. Я знала его как ведущего «Музобоза», но как-то не соотносила, что эта программа имеет прямое отношение к команде «Взгляда». Поняла это, только начав работать на ТВ-6.
— Верили в искренность и пассионарность журналистов тогда, в конце 80-х?
— В искренность — да.
В пассионарность… Пожалуй, нет.
Я никогда не была склонна преувеличивать роль «четвёртой власти» в жизни страны, как мне кажется. Хотя, возможно, я просто не помню себя того времени.
Но сегодня для меня журналистика, а также кино и театр — лишь сопровождают течение жизни. Но меняют её не они.
— Изменилось ли отношение к «Взгляду» за эти три десятилетия с точки зрения профессиональной ведущей?
— Нет. Это мои ностальгические воспоминания о юности. Мне нечего было в этом вопросе «пересматривать», я никогда и не задавалась этой целью.
Телевизионные проекты тех лет — это «отметины» того времени. Они были и остаются с ним в единой спайке.
