Евгений Додолев: «Я – не писатель»

Рубрики: [Додолев]  [Интервью]  

С Александром Политковским на съемках фильма Ларисы Кривцовой (2014)

Мемуары всегда были популярным жанром. В XXI веке они приобрели иную форму – сетевую. Соединив «статусы» одного человека в соцсетях можно написать о его внутреннем состоянии, рассказать о каких-то событиях или домыслить их. Один из активных блогеров современности, телеведущий канала «Москва 24» (авторский проект «Правда-24») Евгений Ю. Додолев, не привык изливать душу на страницах Интернета. Он пишет мемуары о своих современниках – журналистах и политиках. В своём плотном графике Евгений Юрьевич нашёл время на интервью, в котором рассказал о своей работе.

ЗАПАДНАЯ ПРЕССА

– Евгений Юрьевич, расскажите, почему, закончив матфак, вы ушли в журналистику?

– Мама у меня математик (преподает в МАИ), а папа писатель и журналист, работал в «Комсомольской правде», был собкором газеты в Донецке и Караганде. Я и сам с юности писал, но выбрал математику, потому что журналистика была очень идеологизированной сферой агитпропа. Я же не был комсомольцем и мне не светило сделать карьеру журналиста, впрочем, в этом контексте даже с математикой были проблемы – мои документы не приняли на мехмат МГУ и единственное место, куда я смог их подать, не будучи комсомольцем – матфак МГПИ имени Ленина.

В студенческие годы я продолжал писать стихи и рассказы, печатался. Я не собирался преподавать математику, поэтому после окончания ВУЗа мне срочно нужно было положить куда-нибудь трудовую книжку, чтобы избежать уголовной статьи за тунеядство. Перестройка уже наступала, идеологический прессинг ослаб, но законы то никто не отменял. И мой приятель из «МК» Женя Федоров предложил мне трудоустроиться к ним в редакцию. Так в конце 1985 года я стал сотрудником органа МГК ВЛКСМ – принимая меня на работу главред Павел Гусев, проигнорировал, что я не комсомолец. Через год я уже получил значок «Золотое перо», ну а через пару лет и газета стала мегапопулярной. Одним словом всё сложилось удачно.

– Как вы попали в школу редакторов в США?

– В 1993 году меня пригласили в Америку по линии Карнеги-центра. Ежегодно в Вирджинии собирали редакторов со всего мира на стажировку и получение MBA. Я попал в эту программу, поскольку на тот момент уже редактировал свою газету «Новый Взгляд». Около года я проучился в Center For Foreign Journalists (сейчас называется International Center for Journalists), потом стажировался в New York Times Company, как бы «работая» в калифорнийской газете Press Democrat, принадлежавшей холдингу.

На протяжении многих лет я с удовольствием ездил в Штаты, делал журнал в Лос-Анджелесе, много писал, но в целом мне там было скучно. В любом случае это был интересный опыт, благодаря которому я расстался с иллюзиями по поводу свободной западной прессы. Прозрение, кстати, пришло сразу, в 1993 году. Помню самый разгар октябрьских событий в Москве: в Press Democrat на первой полосе была заверстана фотография с Кирсаном Илюмжиновым, который выходил из разгромленного Белого дома с белым флагом в руках. Увидев верстку, я предложил «коллегам» прямо сейчас, по телефону взять у Кирсана эксклюзивное интервью (мы были хорошо знакомы). Но мне вежливо объяснили, что в Нью-Йорке уже всё решили – кто прав, кто виноват и как комментировать тот расклад. Для меня это стало настоящим шоком – я увидел своими глазами, как установки по важным вопросам спускаются сверху, и как журналисты расставляют акценты в соответствии с «генеральной линией партии и правительства».

– Вы чему-то научились у западных коллег?

– Благодаря им я понял, что американская пресса по качеству несопоставима с отечественной, потому что всё упирается в деньги. «Бабло побеждает зло». К примеру, там репортер имеет возможность работать над одним сюжетом в течение полугода. Естественно, что при таком раскладе качество и детализация будут высокими, более того – в любом солидном издании есть департамент факт-чекинга, где всю фактуру, собранную журналистом, тщательно перепроверяют. Поэтому западные журналистские расследования это действительно серьезная работа, а не коллекция слухов и сливов. Их Investigation проводится на уровне спецслужб, а у нас до сих пор ничего подобного нет, потому что нет таких финансовых возможностей.

Уже много позже, когда я был издателем российской версии еженедельника BusinessWeek и регулярно летал в Нью-Йорк (2006–2008 годы), с огорчением констатировал: один рекламный разворот в этом еженедельнике стоил четверть миллиона долларов, а у нас 250 тысяч долларов – рекламный бюджет издания за целый год. Это принципиально иные деньги, иные возможности, там в одной редакции сотни журналистов работают, столько же специалистов в маркетинге и рекламной службе. Поэтому несправедливо сравнивать конечный продукт: мы должны понимать, какова цена вопроса.

КНИГИ О КОЛЛЕГАХ

– В таком случае, ваши книги – настоящий российский продукт, ведь они выпускаются достаточно часто, ежегодно?

– Мои книги о Листьеве и его коллегах – это в известной степени компиляции ранее мной наработанного. У меня не было намерения написать настоящую книгу воспоминаний, с нуля, я просто собираю, перерабатываю и дополняю то, что, что уже было сделано – первый свой текст о «Взгляде» я написал в 1987 году для бюллетеня «Совершенно секретно», которым руководил Юлиан Семенов, еще до своего сотрудничества с этим телепроектом.

С течением времени история переписывается, программа «Взгляд» уже превратилась в миф и я решил, что пока ещё живы свидетели, которые могут что-то рассказать, надо их воспоминания зафиксировать. Но я никогда к своим книжным работам о «Взгляде» не относился как к литературе, как к настоящим книгам, то есть как к чему-то выстраданному и художественно исполненному. Первая книжка – «Битлы перестройки» – вообще писалась на ходу, всё время добавлялись какие-то вещи, иногда, напротив, собеседники просили что-то убрать.

Да и с изданием было непросто. Поначалу «Битлы перестройки» должны были выйти в «АСТ». Я отправил рукопись Владимиру Григорьеву, который был заместителем министра по делам печати, телерадиовещания и средств массовых коммуникаций – нас с ним в своем время познакомил Юлиан Семенов. Некоторое время спустя общие знакомые предупредили меня, что Григорьев планирует выпустить книгу Анатолия Григорьевича Лысенко на ту же тему и что все мои материалы сливают ему. Уверен, что сам Лысенко этого даже не знал. Ведь как пишутся мемуары знаменитостей? Делается серия базовых интервью, затем журналист добавляет фактуру и литературно оформляет текст. Короче, я понял, что мне нужно успеть выпустить книгу раньше Лысенко, поэтому мы (с моим издателем, поэтом Юрой Крыловым) отдали текст в издательство «Зебра-Е», неподконтрольное Григорьеву, который, как выяснилось давил на руководство «АСТ», вынуждая их тормозить релиз «Битлов».

– Ваши публицистические портреты «взглядовцев» органично дополняются фотографиями на обложке. Это задумка издательства?

– Оформлением занимался художник. Я просто предоставил фотографии. Обложка книги «Пристрастный реквием» была им задумана совершенно другой, с дурашливой фотографией Влада. Но я решил выбрать более строгую, чем издатель, конечно же, был недоволен: предложенная иллюстратором версия была провокативной и – с коммерческой точки зрения – более выигрышной. Тем не менее мне пошли навстречу, хотя и пытались переубедить. В отличие от издателей я в первую очередь думал о реакции близких (знаком и с дочерью, и с сыном Влада).

Между прочим, я со многими поссорился после выхода книги – сработал эффект гоголевского «Ревизора». В словах других участники событий увидели себя не такими, какими им хотелось бы выглядеть, и вину за это они возложили на меня. «Виноват гонец», ага. Хотя с некоторыми, напротив, я восстановил отношения, как, например, с Леонидом Якубовичем.

– …Которого вы представили мужественным человеком, не отступившимся от Листьева…

– Да. У Якубовича ведь имидж этакого клоуна: веселого ведущего с усами, принимающего соленья. А на самом деле он очень серьезный и мужественный человек, который запросто летает за штурвалом самолета, много раз бывал в Чечне в разгар боевых действий. По жизни совершено не совпадает со своим экранным образом. И про его выдержку немногие знали, полдюжины коллег максимум. Поэтому Леониду Аркадьевичу и было лестно, полагаю, что кто-то рассказал историю о том, как он не отрёкся от Влада, хотя бандиты держали его взаперти на явочной квартире в течении нескольких дней. Настоящий боец, мужик. Ему 31 июля – 70 и он в шикарной профессиональной форме.

– В ваших книгах приведены обширные библиографические списки. Все эти источники использованы в изданиях?

– Я с респектом отношусь к авторскому праву и все источники указываю, но в основном, само собой, использую собственные статьи. Сначала собираю материал по теме – интервью разных периодов, какие-то свои заметки, наблюдения. Потом отсекаю лишнее и добавляю недостающее. Меня озадачивает, когда в телевизионных шоу меня представляют «писателем». Я повторю, конечно же, не писатель. Это не значит, что я не пишу книги. Я их пишу, но пока не публикую свои литературные сочинения, не время сейчас. Мои работы мемуарного плана, как и в случае с Листьевым – исключительно публицистические, а не писательские. И то, что я делаю – это в основном компиляции, в основе которых мои газетные и журнальные тексты.

– К какому жанру вы бы могли отнести эти работы?

– Они ближе всего к мемуарам, но с элементами журналистского расследования, потому что я пытаюсь в каких-то запутанных моментах разобраться. Кирилл Разлогов назвал мои книги коллажами. Мне кажется, это слово очень точно отражает и суть, и результат.

– Вы причисляете себя к «битлам», которыми называете «взглядовцев»?

– В оригинальном пассаже блогера-историка Тимофея Шевякова я причислен к «битлам перестройки». Лестно, не скрою. И если мы используем этот термин, говоря о новаторских аспектах той или иной отрасли, то да: я был новатором в журналистике. Без ложной скромности и кокетства скажу. Я многое начинал делать первым, а начальники и старшие товарищи пытались мне объяснить что так нельзя, что это неграмотно, не соответствует канонам. А потом эти мои ходы постепенно становились нормой. И мне очень приятно видеть свои «фишки» в текстах других авторов и понимать, что они стали «народными».

Допустим, абзац начинается с «но» и восклицательного знака, потом продолжается с «но» и так далее – конструкция типа: «Но! Но это стало нормой в конце концов». Мне говорили в «Московском комсомольце», что это не по-русски, приходилось постоянно биться с редактурой и корректурой. Только когда я начал работать с Юлианом Семёновичем Семёновым, я получил полный карт-бланш. А позднее уже и в соцсетях многие введенные мной формы были залитованы (опубликованы – прим. А.Т.). Я стал использовать в письме разные значки не только для лаконичности изложения , но и понтов ради – не скрою. Поэтому да, я – новатор.

Ведь музыканты The Beatles отличались именно тем, что делали музыку не как все, игнорировали каноны. Впрочем, пусть такое сравнение не вызовет возмущения: очевидно, что в случае со «взглядовскими» инновациями речь, конечно, не может идти о столь же масштабном «вкладе в отрасль». Владимир Марочкин в своей рецензии на книгу «Битлы перестройки» язвительно заметил, что «взглядовцев» уместнее сравнивать с «Ласковым маем». Но! Но речь скорее идет о подходе, о некой наглости, о дерзости делать так, как не принято. С другой стороны, наша «новизна» часто оборачивалась «изобретением велосипеда»: интернета не было и мы попросту не знали о многих западных разработках, поэтому по-честному придумывали то, что давно уже придумали до нас. И лишь потом узнавали, что «Америка уже открыта».

И ПРО МУЗЫКУ: НЕ ГРАДСКИМ ЕДИНЫМ

– Среди ваших любимых исполнителей есть российские?

– Я редко слушаю отечественную музыку. Ценю Градского как полифониста, люблю некоторые тексты Гребенщикова, хотя сам по себе он мне непонятен – абсолютно чуждый персонаж. Но я верю, что музыканты являются проводниками чего-то высшего и давно смирился с тем, что талант не облагораживает своего носителя.

В своё время я много слушал уральских ребят (Настю Полеву, ранний «Наутилус», Ревякина).

Но в принципе, мне ближе Леонард Коэн, Нора Джонс и Muse.

– Вы упомянули такое качество журналиста как «наглость». А что вы понимаете под профессиональным цинизмом? И присущ ли он вам?

– Журналист должен быть циником. Я как раз считаю своим профессиональным недостатком чрезмерный романтизм и отсутствие здорового прагматизма.

Помню один эпизод. Когда с Юлианом Семёновым случился удар, я как раз снимал фильм о нем для ВВС, с режиссером Оливией Лихтенстайн. Мы поехали с британской съёмочной группой в больницу. Но мой коллега Дима Лиханов устыдил меня и я тут же прекратил съемку. Оливия этого так никогда и не поняла! Про тот эпизод я кому только не рассказывал – Кире Прошутинской, тому же Анатолию Лысенко. И все эти авторитетные ТВ-профи в один голос утверждали: журналист должен фиксировать то, что видит. Что бы ни случилось, сначала снимаешь, а потом включаешь гражданский функционал и пытаешься кого-то спасти. Потому что это твоя работа.

Александр Невзоров, которого я считаю гениальным репортёром, в первом своем интервью, которое мы с Константином Эрнстом снимали в Ленинграде для «Взгляда» в 1989 году, сказал, что «наша работа – говорить о верёвке в доме повешенного». Да, журналистика – циничная профессия, и упрекать журналистов за цинизм бессмысленно. Лгать недопустимо. А рапортовать правдиво – наша обязанность.

То есть журналист может себе позволить делать вещи, недопустимые с точки зрения стандартной нравственности, и в этом смысле наша профессия безнравственна. Потому что речь идёт о фиксации событий для истории. Если журналист этого не сделает, потом никто не узнает, как все было на самом деле – как сгорели люди и сгорели ли они вообще. Журналист, фиксирующий события фотографией, видео, текстом, делает это не столько для современников, сколько для потомков.

Есть вещи, недопустимые с точки зрения общественных норм, но необходимые в той или иной профессии. Допустим, разглядывать гениталии – не самое одобряемая привычка, однако гинеколог просто обязан это делать. Резать беззащитным животным глотки – это профобязанность забойщика на скотобойне, хотя во всех остальных контекстах – развлечение живодера.

ДЕФИЦИТ КУМИРОВ

– Есть ли у вас кумиры в профессии?

– Нет. У меня кумиров нет. Ни в профессии, ни по жизни. Я, например, был и остаюсь битломаном, но даже The Beatles для меня не кумиры, и когда я ужинал с Ринго Старром, то не испытал никакого пиетета. То же самое и с помянутым выше Гребенщиковым – записывая с ним интервью, ничего кроме раздражения от его ограниченности не испытывал. Но стихи его постоянно цитирую, наизусть знаю многие песни.

Короче, кумиров нет. Есть люди, которых я ценю. Например, Александра Любимова. Я считаю, что он уникальный профи – жаль, что не работает ведущим и журналистом. Саша умеет играть в кадре, у него потрясающая скорость речи, хорошая реакция. Есть люди, которые мне нравятся в работе, и коим при этом цеховое сообщество дает негативную оценку. Потому что путают профессиональные качества с человеческими. Я, допустим, восторгаюсь Владимиром Соловьёвым, которому сильно достаётся в блогосфере; но ведь никто не умеет так вести ток-шоу, так пригашивать собеседника, так разряжать обстановку и к месту шутить как это делает Соловьёв. Он суперпрофи.

А многие сертифицированные кумиры нынешнего журналистского сообщества, по мне – не вполне профессиональны. Например, Владимир Познер. Им восхищаются, а я не понимаю, что в нем хорошего, кроме разве что лукавого прищура?

– В книге «The Взгляд» вы уделяете Листьеву один абзац со словами, что о нём будет ещё не одна книга. Она уже пишется?

– В мае следующего года Владу будет 60. С Ларисой Кривцовой мы работаем над документальным фильмом, который планируем сделать к этой дате. Расшифровывая синхроны, понимаю, что у меня уже есть материал для новой книги. И она, конечно, будет написана. Я предложил в серию «ЖЗЛ» мемуары о Листьеве, но мне ответили, что он – не «тот» персонаж. Как бы то ни было, мне хочется написать абсолютно новую книгу, и я сделаю её к следующей весне. Отрывок из нее я уже опубликовал в журнале «Story».

– В вашей библиографии числится книга о Политковском, которого вы называете прекрасным репортёром. На ваш взгляд, сегодня есть достойные примеры в этой профессии?

– Хорошие репортёры есть. Но ремеслу помеха то, что благодаря интернету и гаджетам массу информации можно собрать, не выходя из дома. Поэтому журналистам подчас кажется что нет смысла что-то своими глазами увидеть, своими руками потрогать. У большинства людей, работающих в жанре репортажа, нет никакого стимула – ни материального, ни идеологического – работать «по старинке». А Политковский – человек, который в отличии от многих «взглядовских» коллег не хотел быть ведущим и был, наверное, самым честным из всех – настоящий репортер. Я не могу не отметить его желание собственными руками таскать каштаны из огня.

Честно говоря, был шокирован когда Николай Усков сказал мне что не знает кто такой Политковский, это, по мне, просто странно: Саша был и остается иконой отечественного репортерского ремесла.

– Когда у вас появился первый блог? И что для вас значит сетевая деятельность?

– Первый мой блог в ЖЖ появился в 2004 году. Я его завел исключительно в маркетинговых целях, хотелось понять как и на что реагируют люди, в том числе мои подчиненные (я тогда был главредом делового журнала «Карьера», а чуть позднее курировал еженедельники «Профиль» и «Компания»). Если под цинизмом понимать склонность к провокациям и мистификациям, то во мне он все же есть. Мне интересно моделировать реакцию того или иного сообщества на тот или иной тезис и проверять свои догадки. Я использую провокацию и в работе для сбора информации, а главное – для понимания оценок и настроений. То есть отношусь к пребыванию в сети не как к праздному времяпрепровождению.

– Журналист сегодня обязан быть активным пользователем соцсетей?

– Конечно. Даже если человек сам не ведёт блоги, он должен мониторить соцсети, у него должны быть везде аккаунты, и он должен наблюдать за интересующими его группами людей, чтобы понимать их настрой и чувствовать тренды.

Альфия ТИМОШЕНКО.

ОТ РЕДАКЦИИ. Альфия Тимошенко – магистрант Института филологии и журналистики Саратовского государственного университета. С 2011 года занимается проектом по восстановлению памяти о журналистах конца 80-х – начала 90-х годов ХХ века. Так, в 2013 году в рамках дипломной работы составила сборник воспоминаний современников о тележурналисте Владиславе Листьеве.


 Издательский Дом «Новый Взгляд»


Оставьте комментарий

Также в этом номере:

Крис Пайн может стать Зеленым Фонарем
Мы все из будущего
«Готическая» литературы 
Военные журналисты
Басков как открытие
ФБ-взгляд


««« »»»