Чем меньше дней остается до “Кинотавра”, тем больше вопросов возникает к мудрому во всех отношениях человеку по имени Марк РУДИНШТЕЙН. В кино, как и во всем в нашей стране, происходят перемены, но Мастеру они не страшны, ибо он-то знает, какой дорогой идти при любых раскладах. В этом суть профессионализма. В том, что касается Марка Григорьевича, это даже не обсуждается. А “Кинотавр” первый у нас и уже справедливо направляет рога на Запад…
– Марк Григорьевич, сейчас большие сложности со съемками новых фильмов. Прежде всего финансовые. Насколько плодовиты российские мастера в этом году?
– Где-то картин восемьдесят, наверное. Раньше было триста-четыреста… При том кризисе, который царит в стране, я считаю, что это нормально. Все наладится. Вы понимаете, нет отдельно взятого кризиса в кино. Есть кризис в стране, а кастрюля не может кипеть в одном месте, как известно. Надо людей как-то подготавливать к тому, чтобы они вернулись в кинотеатры. Как наши критики писали: “Российское кино не гремело на Берлинском фестивале!” Не гремело! Ну и что? Это не значит, что России нечего показывать. Не было на Берлинском, будет в Венеции. Даже в Каннах порой не показывают французские картины, но на этом почему-то внимание не акцентируют. Не показывают, значит, нет гениальных картин. Все развивается по нормальным ситуативным законам государства. Будет кино, но им еще надо уметь умно руководить.
– Кто из режиссеров в этом году поработал наиболее плодотворно?
– Сложно сказать. Наверное, все-таки Хотиненко, Астрахан. Ну, и Никита Михалков, конечно. Плодовитый, зараза! (Смеется.)
– А почему такой наплыв патологии, с которым вы пытаетесь бороться?
– Не то что бороться… Просто я нормальный человек. Искусство сопряжено со словом “рождается”. Я еще не видел, чтобы ребенок родился от двух мужчин или двух женщин. Поэтому вокруг себя я хочу сохранить нормальное поле, хотя понимаю проблемы таких людей. Так жить – их право. Но меня пугает, что они начинают переходить в атаку и убеждать меня, что однополая любовь – нормальное явление. Как нормальное, когда от этого ничего не рождается? И так у нас рождаемость уже заметно понизилась. Хотя бы с этой точки зрения надо бороться. А с точки зрения полноценного мужчины жалко отдавать женщину в руки женщине, а мужчину – мужчине. Я хочу, чтобы сохранилось то, ради чего я живу; хочу, чтобы нервы играли. У меня нет посыла любви к родине. Есть правдивый посыл любви к женщине. Любить народ, как оказалось, ошибка. Надо любить себя. Если я буду интересен себе, то остальным – тоже. Вот так. А у фестиваля есть негласная установка: никакой патологии. Единственная картина из этой серии, которая произвела на меня впечатление, “Смерть в Венеции” Висконти.
– А “Казанова”? Гротескно?
– Да, пожалуй. Я вообще не эстет, а обычный человек, который хочет, чтобы у него была естественная реакция на естественные действия (смеется). Почему меня должны волновать взгляды мужчин?
– Вас, безусловно, не должны. А вот ваших злопыхателей коробит, что у “Кинотавра” все идет гладко, и беспокоит, откуда вы денежки берете. Марк Григорьевич, вы, никак, из этого тайну делаете?
– Как? Я всем рассказываю! А журналистов даже специально домой вожу, чтобы посмотрели, как живет магнат отечественного кинематографа. Недавно новую квартиру наконец-то приобрел. Когда мы начинали, я действительно хорошо стоял на ногах. Девяностые годы, были сделаны первые картины… Прокат на то время составлял 30 – 40 миллионов. Можно было купить пол-Израиля. Теперь беда с прокатом! Как я ни доказывал после пятого съезда, что свобода творчества уйдет, когда к своим обязанностям приступят коммунисты, никто не слушал. Одно кино заменили другим, и получилось то, что мы имеем на сегодняшний момент. Фестивали – это один из способов говорить о кино. Пусть кричат: много фестивалей, мало фестивалей! Неправду говорят, что фестивалей больше, чем фильмов. В мире насчитали 587 фестивалей, на Россию приходится 16. На самом деле у нас и четырех не наберется. Это ж понятно! Но их должно быть много – маленьких, больших, исследовательских, развлекательных. В Швейцарии в каждом городке три фестиваля. Иди и гуляй по улицам! А в Москве один состоялся и все уже кричат, что этого слишком много. Что касается денег, то про них интересно было рассказывать на третий год существования “Кинотавра”. У нас все документально оформлено. Сплошная головная боль: взял кредит, отдал кредит, заработал немножко, погасил. По сей день в долгах, как в шелках! Для Запада долговое состояние считается нормальным. Другое дело, что ты себя чувствуешь тяжело, постоянно думая о деньгах. Вот и играешь с президентом в игры (смеется). Идет нормальный процесс выздоровления. Не дай Бог все остановится и они выиграют. Они это они. Самое страшное, что бежать некуда. Все равно придется работать здесь, терпеть. Но страха уже нет. Даже перед выборами. Во-первых, я делаю нужный шаг как для Жириновского и Ельцина, так и для других. Во-вторых, я все равно не собираюсь ничего менять. Проблема в том, что они бросят страну и мы опять будем копаться…
Алена СНЕЖИНСКАЯ.
