Кирилл РАЗЛОГОВ,
главный киновед “НВ”
Каннский фестиваль в очередной раз подтвердил свою репутацию не просто политизированного, откровенно политического.
Во-первых, впервые после памятных “Журавлей” (то бишь рубеж 50 – 60-х годов) “Золотой пальмовой ветви” была удостоена советская (читай: российская) картина: мультфильм Алексея Харитиди “Гагарин”. Правда, не по основному полнометражному конкурсу, а по разделу короткометражных лент. Зато вполне справедливо. Премия эта, конечно же, была утешительной. За “обиду” Михалков в минувшем году (за которую он, впрочем, уже взял блистательный реванш премией “Оскар”, которая “миновала”, как библейская чаша, Тарантино, опять-таки если забыть о том, что “Беллетристика” недотянула до главного “Оскара”, а “Утомленные солнцем” получили лишь титул лучшего зарубежного фильма года) и, главное, за то, что “мы” (в границах СССР) вообще не попали в основной конкурс Канн в текущем году (“Лев с седой бородой” Андрея Хржановского, “Музыка для декабря” Ивана Дыховичного и старая лента Андрея Тарковского и Тонино Гуэрры “Время путешествия” значились лишь в секции “Особый взгляд”).
Главным же триумфатором 48-го Каннского стал… Балканский полуостров. Драматические события в Боснии, развернувшиеся параллельно фестивальным празднеством, не оставили жюри ни малейшего выбора, разве что между боснийцем Эмиром Кустурицей и греком Тео Ангелопулосом. Первый представил трехчасовую фреску истории “бывшей Югославии” под названием “Подполье”. Насыщенная, даже перегруженная яркими режиссерскими находками, она скорее утомила зрителей, хотя и победила в финальном забеге. Греческий “Взгляд Одиссея” бродит (те же три часа) в поисках некогда запечатленной на пленку истины по Балканам, завершая свое путешествие – где бы вы думали? – конечно, в Сараево! И здесь налицо вторичность большинства эффектов (даже впечатляющего путешествия по реке разбитой статуи Ленина, как бы следующего за эпизодом ее распиливания, показанной другим видным представителем балканского темперамента Душаном Макавеевым на одном из предыдущих фестивалей) и традиционный для автора брехтовский интеллектуализм.
И как в замедленном повторе с предыдущего фестиваля, на экранах телевизоров в ходе прямой трансляции церемонии закрытия появилось мертвенно бледное лицо Ангелопулоса, когда объявили, что ему присужден Большой приз (второй по значению), не ожидаемая “пальма”. Выйдя все же на сцену, он объявил, что готовил выступление на главный приз, теперь все забыл, так что “спасибо”. Справедливости ради надо отметить, что своим фильмом он травмировал еще одно балканское самолюбие – македонское, ибо представители этого нового государства, до сих пор не признаваемого Грецией, обнаружили во “Взгляде Одиссея” “греческую фальсификацию истории”.
Одним словом, балканский конфликт, разыгрывающийся как трагедия в Белграде, Загребе и Сараево, повторился на набережной Круазет скорее как фарс.
Третье произведение социалистического реализма – “Земля и воля” англичанина Кена Лоуча – было забыто жюри (видимо, потому, что не было связано с Боснией), но зато получило (вместе со “Взглядом Одиссея”) почетный приз ФИПРЕССИ (Международной федерации кинопрессы) и приз Экуменического жюри. Четвертое – французская “Ненависть” – принесло приз за режиссуру Матье Кассовицу. И, что более важно, закрепило возрождение черно-белого изображения на самом высшем уровне мирового кинематографического развития.
Это движение, начатое “Списком Шиндлера” в минувшем году, было подтверждено присутствие в нынешнем Каннском конкурсе сразу трех черно-белых картин. Помимо ленты Кассовица, это – кинематографическая парафраза на популярное кино 50-х годов – “Эд Вуд” автора “Бэтмена” Тима Бертона и эпическое полотно Джима Джармуша “Мертвец”. В обоих американских фильмах, оставшихся вне списков призеров, главную роль сыграл Джонни Дэпп. Мне казалось, что ему сам Бог велел дать премию за лучшую мужскую роль, тем самым утешая крупнейшую кинематографию мира, проигравшую на сей раз маленькому, но роковому, европейскому полуострову.
Однако жюри рассудило иначе. Приз получил Джонатан Прайсаз, роль писателя-гомосексуалиста Литтона Стречи в английской ленте “Каррингтон” Кристофера Хэмптона. Эта картина была удостоена и специального приза жюри. Надо сказать, что исполнительница заглавной роли Эмма Томпсон также заслуживала приза, но тройное лауреатство показалось, видимо, чрезмерным. Вместо нее на сцену не вышла Элен Миррен (королева Шарлотта в “Безумии короля Георга”) – за нее приз получал ее партнер Найджел Хоторн. Академизм и драматизм, присущие костюмным историческим полотнам и экранизациям, получил подтверждение и в очередной работе Джеймса Айвори “Джефферсон в Париже”.
А социальность в новом обличье – в последнем премированном фильме “Не забывай, что ты умрешь” француза Ксавье Бовуа, посвященном проблеме СПИДА.
В целом ощущение, что я вернулся в порочный круг Московских международных кинофестивалей, не покидало меня ни на секунду во время церемонии присуждения призов. Главные премии за политическую актуальность, а второстепенные – за “искусство”, читай – “экранизации классиков” – такова была золотая (хоть и не писаная) формула брежневских времен. А ведь сам фестиваль был значительно пестрее и богаче списка лауреатов. Ретроспектива фильмов Джона Торда своеобразно резонировала с новейшим возрождением вестерна, как в лучшем (“Без надежды” Роберто Родригеса), так и в худшем (“Быстрые и мертвые” Сэма Рейми с Шерон Стоун – чего не сделаешь, ради присутствия звезды на церемонии закрытия). 100-летие кино было отмечено показом семи фильмов о национальных кинематографиях США, Франции, Великобритании, Японии, Кореи, Новой Зеландии и Бразилии (чего стоит один список режиссеров – Мартин Скорсезе, Жан-Люк Годар, Стивен Трирз, Нагис Осима, Ян Сун Ву, Сэм Нил, Нельсо Перейру Душ Сантуш). А в параллельных секциях рассыпался бисер находок, ускользавший от критиков, озабоченных основной программой. К коим, к сожалению, я вынужден отнести и самого себя.
