“La Palme dort” – так озаглавила свой отчет о присуждении премий 51-го Международного Каннского кинофестиваля французская “Libеration”. Эта остроумная игра слов (La Palme d’or – Золотая пальма, или, как принято у нас, Золотая пальмовая ветвь, и La Palme dort – пальма спит – по-французски произносятся одинаково) не была лишена оснований: присуждение главного приза Тео Ангелопулосу за вполне достойный, но старомодно занудливый полуавтобиографический опус “Вечность и один день” безнадежно отдавало нафталином, хоть и было предсказуемо. Дело в том, что два года назад живой классик греческого кино был глубоко травмирован, получив за свою претенциозную балканскую фреску “Взгляд Одиссея” не почетную ветвь, а “всего лишь” второй по значению Большой приз жюри (кстати, столь же болезненно на аналогичную ситуацию отреагировал год спустя и Никита Михалков). Сегодня надо было “восстановить справедливость”, и жюри во главе с Мартином Скорсезе с готовностью выдало набор банальнейших, но удобных решений.
Второй живой классик – живущий в Ирландии американец Джон Бурмен получил приз за лучшую режиссуру. Его черно-белый “Генерал” был стилизованной и романтизированной биографией одного из “крестных отцов” ирландской мафии.
Во всем остальном господствовала пресловутая “политическая корректность”. На открытии была показана лента Майка Николса “Основные цвета” – едва завуалированный панегирик Биллу Клинтону, alter ego которого убежденно играет Джон Траволта. Специальный приз жюри поделили между собой произведения вполне заурядные, в разных жанрах обличающие один порок – педофилию. “Снежный класс” француза Клода Миллера (некогда прославившегося драмой гомосексуализма “Лучший способ маршировать”) показывал мальчика с богатым воображением, который, фантазируя, неожиданно обнаруживает, что его отец – насильник и убийца (о чем зритель давно уже догадался). “Чествование” молодого датчанина Томаса Винтенберга – реванш некогда совращенного сына над юбиляром-отцом, сексуальные преступления которого, ставшие причиной самоубийства дочери, разоблачаются в присутствии собравшегося бомонда. Эстетическая банальность в сочетании с “острой”, но столь же банальной проблематикой, видимо, впечатлила актрис. Ведь в этом году впервые – опять-таки политкорректность – впервые в истории фестиваля женщин было столько же, сколько и мужчин. Правда, первые были в основном артистки, а вторые – режиссеры.
Независимым в странах-лидерах кинопроизводства пришлось довольствоваться утешительными премиями – американский режиссер Хол Хартли получил приз за лучший сценарий (“Генри Фул”), а англичанин Тод Хейнс и вовсе за “художественный вклад”. Его “Бархатная золотая жила” пронизана ностальгией по “бурным 70-м”.
Тоска по прошлому становится путеводной нитью и в “Страхе и ненависти в Лас-Вегасе” Терри Гиллиама. Этот фильм, справедливо проигнорированный жюри, сочетает показной психоделический экстаз рубежа 60-х и 70-х годов с публицистическим обличением теоретика наркотического “расширения чувственности” Тимоти Лири.
О прошлом, правда, более близком, вспоминает и тоскует итальянец Нанни Моретти. Его квазидокументальный и автобиографический “Апрель” чем-то неуловимо напоминает картину Ангелопулоса. Такой же старый друг Канн, так же зацикленный на самом себе…
До и после прошлогоднего юбилейного Каннского кинофестиваля в кулуарах киномира настойчиво ходили слухи, что теперь-то уж его многолетний руководитель и идейный вождь Жиль Жакоб уйдет (будь то на пенсию или в отставку). Однако, как и большинство подобных домыслов, этот слух не оправдался. Бессменная уже более двух десятилетий каннская команда осталась у руля и на его 51-й выпуск. Отсюда и гнетущее ощущение господства “своих” вчерашнего дня – знаменитостей, явно потерявших былое вдохновение. Даже старцы суперклассики – швед Ингмар Бергман и португалец Мануэль де Оливейра, фильмы которых “В компании клоуна” (телевизионный, снятый на видео, что само по себе знаменательно; буквальный перевод шведского названия, если я не ошибаюсь, “Слезы и притворство”) и “Беспокойство” были показаны первый в программе “Особый взгляд”, а второй вне конкурса – ограничились самоповторами. Лишь победитель прошлого фестиваля японец Сохей Имамура в ленте “Кандзо сэнсэй” с новой силой доказал могущество и разноплановость своего незаурядного таланта.
В целом же герои устали, а устроители фестиваля по-прежнему ориентируются на одни и те же имена.
Так нынешняя программа опровергла расхожую истину, согласно которой за слабым (по уровню фильмов) фестивалем следует сильный. 50-й был праздничным, перенасыщенным звездами и шедеврами прошлых лет, но по качеству конкурса почти провальным. 51-й по качеству был лишь чуточку получше. Главным достоинством официальной программы (конкурса, внеконкурсных показов и секции “Особый взгляд”) было, пожалуй, разнообразие, обычно отличающее лишь параллельные секции – “Двухнедельник режиссеров” и “Неделю критики”.
На сей раз и конкурс давал наглядное представление о разбросе современной кинопродукции, противостоящей известной унификации чередования голливудских “мод”, представленных на открытии картиной Николса, а на закрытии – компьютерной “Годзиллой” автора “Дня независимости” немца Роланда Эммериха. А между ними были китайская “Дыра”, причудливо смешивающая самые разные жанры (приз Международной федерации кинопрессы), провокационные “Идиоты” датчанина Ларса Фон Трира, тайваньские “Цветы Шанхая”, колумбийская почти неореалистическая “Продавщица роз”, театральная по стилистике картина Патриса Шеро “Те, которые меня любят, поедут поездом”, и шоковая по художественным эффектам и зашифрованности сюжета сага Алексея Германа “Хрусталев, машину!”…
Если к этому перечню добавить программу “Особого взгляда”, от премированного русскоязычного “Киллера” казаха Дарежана Омирбаева до гротесковой “Туфли” латышки Лайлы Пакалниной – широта диапазона официальной программы будет и вовсе очевидна.
Парадоксально наиболее бесспорными в этом весьма причудливом контексте оказались актерские премии, отданные шотландцу Петеру Маллану (в фильме опять-таки ветерана Кена Лоуча “Меня зовут Джо”) и француженкам Элоди Буше и Наташе Ренье (в режиссерском дебюте Эрика Зонка “Воображаемая жизнь ангелов”). Мне представляется более чем знаменательным, что обе эти картины сделаны строго по канонам социального, почти социалистического реализма, как выясняется. Вечно живого творческого метода.
Ну а подлинным победителем фестиваля оказался итальянец Роберто Бениньи, сумевший скрестить утонченную стилизацию, клоунаду, мелодраму и реализм концлагеря в трагифарсе “Жизнь прекрасна”. Он блестяще разыграл и безудержный восторг при получении того самого “Большого приза”, который некогда так обидел Ангелопулоса и Михалкова. Пальма спит, но искусство не дремлет, даже под бдительным оком усталого Жиля Жакоба.
Кирилл РАЗЛОГОВ – специально для ИД “Новый Взгляд”
