Илья ШАТУНОВСКИЙ,
главный мемуарист “Нового Взгляда”
Читатели старшего поколения хорошо знают писателя Илью ШАТУНОВСКОГО по фельетонам в “Комсомольской правде”, “Правде”, “Крокодиле”, “Огоньке”. Прежде чем стать борцом со всякой нечистью, мешающей нам жить, Шатуновский в молодые годы был борцом в прямом смысле этого слова: завоевал звание чемпиона Туркменистана по классический борьбе в полутяжелом весе. С годами сменил борцовский ковер на шахматный столик. Кандидат в мастера. В личных встречах с М.Ботвинником и Т.Петросяном победить чемпионов мира не смог, в обоих случаях довольствовался ничьей.
Шатуновский коллекционирует ресторанные меню. Его собрание насчитывает 1263 меню из ресторанов 114 стран мира и является одним из крупнейших в СНГ.
Участник Великой Отечественной. В своих журналистских странствиях побывал в 44 странах, выпустил 32 книги. Герои фельетонов подавали на автора в суд, и его судили больше, чем десятерых “воров в законе”, вместе взятых, – 34 раза, и всякий раз Шатуновский был оправдан. Надеемся, вы понимаете, что не из-за богатого судебного опыта мы пригласили Илью Шатуновского стать главным мемуаристом “НВ”…
Вскоре после войны в нашей редакции работал мой хороший товарищ по имени Герман. Знал он восемь языков, но безвылазно сидел в Москве, зарубежных поездок в ту пору практически не было.
Но вот вызывает его наш главный редактор Петр Николаевич Поспелов и сообщает приятную новость: Герман едет в составе высокой делегации в Египет. На радостях наш полиглот заказал столик в “Советской” и пригласил отужинать пятерых друзей. Сам он был человеком непьющим, но за разговором, за тостами опрокинул несколько рюмок, с непривычки захмелел и, сказав, что ему нужно на минуточку отлучиться, вышел из-за стола.
Вышел на минуточку, а пропал на целый вечер. Мы обшарили свои карманы и поняли, что долговой ямы нам не избежать. Встревоженный официант трижды подходил со счетом, а мы, чтобы оттянуть суровый час расплаты, заказывали что-нибудь еще. И проклинали полиглота, который сыграл с нами такую злую шутку.
А Герман шутить и не собирался. В вестибюле ресторана он почувствовал себя лучше и решил позвонить руководителю делегации, говорил с ним по-арабски. К автомату подошел офицер милиции, прислушался. Накануне пришла ориентировка, что в Москве появился бандит приезжей национальности, который может побывать на стадионе “Динамо”, а затем зайти выпить в этот ресторан.
— Вот ты мне и попался, голубчик! – воскликнул лейтенант. – Хватит болтать по-своему. Пройдем!
Привел его в отделение милиции, там сунул Германа в КПЗ:
— Утром придет начальник, установит твою личность.
— Да что ее устанавливать? – взвыл Герман. – Я работаю в редакции за углом. А сейчас мне надо быть в ресторане, заплатить за столик.
Ноль внимания. Отчетливо понимая, в каком тяжелом положении мы находимся, Герман высадил оконное стекло, вылез на улицу и примчался в ресторан, когда уже тушили огни. Ничего не объясняя, расплатился с официантом, был мрачен и сердит. У подъезда мы посадили его в такси, а сами пошли в метро, ломая голову над тем, что с ним в конце концов приключилось.
А Германа ждали новые испытания. Уже подъезжая к своему дому, он вспомнил, что в милицейской камере осталась папка, а в ней очень ценные словари.
— Поворачивай обратно! – велел он шоферу.
Далеко за полночь Герман возник в отделении, растолкал прикорнувшего сержанта:
— В милицию за словарями! Да ты в своем уме ли? Какие словари?
— Русско-арабский и арабо-русский.
— Постой, постой! – воскликнул сержант, протирая глаза. – Откуда взялся? Ведь ты у нас уже сидишь! – И стал звать подмогу.
Германа опять затолкали в камеру. Он кричал, вырывался, но просидел до утра. А через несколько дней в редакцию пришла бумага. Доложили редактору. Поспелов послал за Германом. Тот явился ни жив ни мертв.
Петр Николаевич больше всего ценил в людях знания, интеллект, поэтому уважал Германа за его лингвистический талант.
— Вот пишут, – молвил Поспелов, конфузясь, – что вы побывали в милиции и при состоявшемся обмене мнениями применяли странные обороты речи.
–– Извините, Петр Николаевич – было.
— А что конкретно вы говорили? Мне интересно понять, какие слова в экстремальной обстановке произносит человек, владеющий английским, немецким, французским, китайским, арабским, хинди, фарси и урду? По-моему, на этих языках вы говорите?
— На этих. Не буду скрывать, но в милиции матерился я на русском.
Академик, мыслитель, крупный теоретик, Поспелов жил в мире научных формулировок, абстрактных терминов и цитат и, должно быть, давно позабыл, как ругаются люди.
— Что же все-таки вы им там говорили? Если вам неловко произнести вслух, шепните мне потихонечку.
Герман подошел поближе, приложил ладонь к редакторскому уху.
— Ах, какая неудачная формулировка у вас прошла да еще в таком сомнительном контексте! – воскликнул академик, шарахаясь в сторону.
…В Египет мой друг Герман почему-то не поехал.