Сегодня, когда правительство объявило о “фиксированном коридоре” валютного курса, вопрос о том, как будут развиваться “отношения” рубля и доллара после 1 октября, стал особенно интригующим. В этой связи приобретает новый интерес история “черного вторника”, помогающая более точно спрогнозировать осеннюю финансовую ситуацию. Что же в действительности стояло за “обвалом рубля” на бирже 11 октября 1994 года? Ответу на этот вопрос посвящена книга Анатолия Салуцкого “Загадка “черного вторника”, которая вскоре выходит в издательстве “Ветеран”. Мы публикуем отрывок из нее, посвященный некоторым политико-финансовым аспектам прошлогодней валютной паники.
Удивительно, что в дни скандала вокруг “черного вторника” от многих ускользнуло, сколь велико внешнее сходство некоторых обстоятельств, сопутствовавших валютной панике, с событиями, предварявшими Август-91. Как и Горбачев, Виктор Черномырдин тоже находился в отпуске и тоже далеко от столицы. Как и в преддверии “гэкачепизма”, за два дня до “черного вторника” в Сочи вылетело экономическое крыло правительства и председатель ЦБ Геращенко, – такой мощный “десант” высаживался в черноморской резиденции премьера впервые и свидетельствовал об особой важности решений, принимавшихся под сенью сочинских пальм.
В воскресенье “десант” вернулся домой, а через день в финансовом мире грянула катастрофа.
Многие в первый момент уподобили ее прелюдии к чрезвычайному положению в экономике, о котором предупреждал Шумейко. Логика была здравая: сначала девальвация рубля, затем фиксация курса доллара, и, наконец, возврат к всеобъемлющему госрегулированию.
К тому же пресс-секретарь президента назвал “черный вторник” попыткой “финансового путча”, и это как бы подчеркивало тот исторический ряд, куда вписывался обвал рубля 11 октября. Путч!
Но ЧП на валютной бирже, которое Ельцин счел угрозой национальной безопасности России, не повлекло за собой вылета премьера в Москву. Уже сам этот факт наводил на размышления о какой-то особой роли Черномырдина во всей истории с обвалом рубля. Вдобавок, вспыхнули слухи о его отставке: ведь премьер не прибыл в столицу даже на церемонию встречи королевы Великобритании, что нарушило протокол и расходилось с линией Черномырдина, который огромное внимание уделял своему международному имиджу.
Наконец, его неожиданный прилет в Москву и столь же внезапный отлет в Сочи вообще вызвал недоуменные вопросы. Быть в Москве и не принять участия в заседании Совета безопасности по вопросу о крупнейшем в российской истории финансовом кризисе?..
Здесь, впрочем, небезынтересно процитировать статью Соколова из “Коммерсанта”: “Существенно, что в опрос о преемнике (президента) на рубеже сентября-октября стал ощущаться не как схоластический, но как сугубо практический. Именно 4 октября по Москве ползли слухи о срочной поездке Филатова и Ерина в Сочи к премьеру”. На фоне этих слухов отставка Черномырдина казалась реальной, “черный вторник” мог стать поводом для нее. И его “заточение” в Сочи как будто подтверждало эту версию.
Надо учесть, что в тот период Черномырдин направил всю свою энергию на поиски выхода из бюджетного тупика, который возник из-за чрезмерно быстрых, политизированных темпов финансовой стабилизации. И можно предположить, что в самом узком правительственном кругу было задумано проведение какого-то крупномасштабного финансового маневра, с помощью которого можно было бы решить бюджетные проблемы 1994 года. Но маневр был небезупречным, мог обернуться снижением жизненного уровня населения. А потому Черномырдин предпочел остаться в стороне от непопулярного дела, выйдя на авансцену лишь тогда, когда оно уже будет сделано. При удачном ходе событий он в полной мере пожинал бы плоды успеха. А при неудаче находился бы в тени.
Если вдуматься, это типично горбачевская тактика. Именно в этом смысле и можно говорить о “Форосе в Сочи”, о невольном заимствовании премьером методов Горбачева, который самым последним узнавал о ЧП – будь то в Вильнюсе или Тбилиси.
Если спасение бюджета-94 было главной целью задуманного маневра, то конкретный выход из положения диктовался интересами российских сырьевиков, которые были заметно ущемлены чрезмерно поспешной финансовой стабилизацией, ставшей главным козырем политического наступления Черномырдина. Конечно, за два года его премьерства для ТЭКа было сделано немало, и это создало для нефте-газовых компаний явно привилегированные условия. Но искусственное завышение курса рубля привело к тому, что некоторые виды сырья стали у нас дороже, чем за границей. Повысить конкурентоспособность сырьевиков на мировой арене можно было девальвацией рубля. “Слабый рубль – сильный доллар” – именно эта ситуация соответствовала стратегическому альянсу “российские сырьевики – американские обработчики”.
Летняя финансовая тактика Черномырдина, искусственно возвышающая рубль, шла, однако, вразрез с интересами поддерживавших его сырьевиков. Постепенно утрачивая свою рентабельность, к сентябрю экспорт российских нефтепродуктов почти потерял смысл. А поскольку именно нефтепродукты составляли основу экспорта в целом, то возвышение рубля резко убавило поступление в бюджет валюты. Обвал рубля спасал положение.
О том, что обвал этот каким-то образом планировался и был связан с проблемами “экспорта-импорта”, свидетельствует такой факт. Именно 11 октября Комиссия правительства по оперативным вопросам “согласилась с предложением Минэкономики увеличить квоты на экспорт нефти в дальнее зарубежье на 7,5 млн.тонн”. То, что было почти невыгодно еще вчера, стало привлекательным сегодня, сразу после взлета доллара. Невозможно усомниться в том, что решение Комиссии Сосковца, состоявшееся во вторник, было согласовано (или продиктовано!) в Сочи с Черномырдиным, не только облеченным высшей властью в правительстве, но и наиболее компетентным в нефтегазовом экспорте.
В этой же связи примечательно мнение руководителя московского отделения “Сити-бэнк” Хорвата, сказавшего: “Российский экспорт отнюдь не из дешевых. Нефть и газ пока дают прибыль. Но если обменный курс будет искусственно сдерживаться, то экспорт окажется под ударом, как это случилось в конце прошлого года, когда бывший министр финансов Борис Федоров искусственно удерживал курс на уровне 1250 рублей, пока не взбунтовались экспортеры – себестоимость товара в рублях сильно возросла и торговать стало невыгодно”.
Из этих слов явствовало, что Черномырдин “дословно” воспроизводил финансовую политику Федорова, изгнанного из правительства. И снова приходится говорить о наивности Федорова, так и не сообразившего, почему премьер избавился от него.
Но у Черномырдина были и другие причины, побуждавшие срочно исправить искаженную ситуацию на валютном рынке. В начале октября в Мадриде прошла ежегодная ассамблея МВФ, а на ее задворках Шохин провел переговоры о предоставлении России стабилизационных кредитов. Однако в Мадриде была высказана обеспокоенно тем, что летнее снижение инфляции в России сменилось ее осенним ростом. МВФ требовал сбить темпы инфляции до 2 процентов. Естественно, Шохин доложил об этом в Сочи, и перед премьером встал классический вопрос: быть или не быть? Совсем недавно, 15 августа, премьер объявил себя “центристом”, отвергающим крайние подходы в экономической политике. Но еще до 15 августа он санкционировал предоставление 13 триллионов рублей аграриям и для завоза товаров на Север, а после 15 августа подписал проект бюджета, какой не снился даже Гайдару, – с 1-процентным уровнем месячной инфляции. Эта уникальная непоследовательность да еще при “центристских” заявлениях вызывает восхищение. Конечно, жизнь идет вперед и планы могут меняться. Но в таких случаях принято уведомлять о перемене намерений. Увы, Черномырдин предпочел поступить иначе: в августе он продолжал собирать богатый политический урожай, а в сентябре, не сочтя нужным обмолвиться о своих просчетах, пошел на крутое ужесточение бюджета-95.
Что стояло за столь коренными переменами в позиции правительства? Как все это связано с “черным вторником”?
“Соль” маневра заключалась не только в новой идеологии бюджета-95. Чтобы перейти к жесткой кредитно-денежной политике, необходимо было сначала разделаться с накопившимися долгами за 94 год, как бы заново побелить ту печку, от которой предстояло теперь танцевать под музыке МВФ. Требовалось сперва снять колоссальные напряжения, возникшие в российских финансах из-за форсированных, искусственных методов подавления инфляции. Но как это сделать?
Уж в чем в чем, а в решительности Черномырдину не откажешь. И вполне в его характере, в его стиле тот путь, который, скорее всего, и был избран: если уж 1994 год не удалось пройти на одном дыхании и обещания срываются, если не обойтись без осеннего скачка инфляции, то лучше уж превратить ее “сезонный бугор” в “сопку”, создав запас прочности на следующий год. На финансовом языке сие означало: надо не просто спустить задранный курс рубля, но и обвалить его. Семь бед – один ответ!
В этом аспекте специалисты и воспринимали скачки курса доллара 22 и 28 сентября, а также 5 октября. Тут все было ясно. Главной тайной было другое: до какой предельной отметки будет падать рубль?
Сама по себе девальвация национальной валюты не являлась чем-то из ряда вон выходящим. “Продуманной акцией, предпринятой с целью пополнить бюджет” назвал “черный вторник” Борис Федоров. А Николай Шмелев писал позднее в “Вопросах экономики”: “Вкупе с огромным недобором налогов и увеличением всех видов государственной задолженности этот инфляционный выброс подтолкнул правительство к весьма сомнительной (если не сказать резче) акции, выразившейся в попытке одним ударом, а, точнее, еще одной конфискацией решить все свои бюджетные проблемы. “Черный вторник” возник не случайно. Если бы не страх политических последствий, правительство смогло бы таким образом буквально за ночь уменьшить почти на 1/3 реальные размеры своей задолженности. Заодно оно прилично “заработало бы” на продаже по новому курсу своих валютных резервов”.
Впрочем, сказанное не объясняет самого происхождения валютного взрыва во вторник 11 октября. Почему биржевая паника возникла именно в этот день? “Черный вторник” – это случайность или же все планировалось на “день икс”? Ответы на эти вопросы могут прояснить и некоторые сегодняшние маневры на валютно-финансовом рынке.
По моему твердому убеждению, паника на валютной бирже могла возникнуть только и именно 11 или 12 октября. Чтобы доказать это, достаточно сопоставить некоторые факты тех дней.
Но сначала сошлюсь на мнение члена Совета Федерации Петра Романова, которого никак не упрекнешь в потворстве Западу. В 1994 году он писал в “Комсомольской правде”: “В прошлом году на поддержку курса рубля Центробанк затратил десять миллиардов долларов – считай, 33 триллиона рублей. Стоит ли поддерживать курс доллара такой ценой? Какой курс сложился, такой пусть и будет на здоровье. Не надо его поддерживать насильно. Сейчас он, по моим подсчетам, где-то в пределах 7-7,5 тысяч рублей за доллар”.
Иными словами, намерение правительства осенью 1994 года поднять курс инвалюты до реальных значений было здравым финансовым расчетом.
Однако, обстоятельства заставили Центробанк отойти от тактики постепенности и одним рывком поднять курс доллара почти до четырехтысячной отметки. Что же произошло в те дни в финансовом мире? Что вынудило от “скачков” перейти к обвалу?
До 5 октября у ЦБ просто не возникало необходимости в переходе от скачков к резкому падению рубля. Но после 5 октября объемы торгов на бирже вдруг резко упали. За три скачка доллара рынок исчерпал запас свободных рублей, “Коммерсант” в последствие писал: “Спрос на бирже 11 октября не был обеспечен рублевой массой, а игра в тот день была чистым блефом. Сведения о том, что в правительстве обсуждается предел девальвации рубля, заметно превышающий курс 5 октября, стали просачиваться из “аппаратов” в коммерческую среду”.
Эти сведения были верными: после 5 числа у ЦБ возникли опасения, что этап постепенной девальвации грозит оборваться преждевременно, а курс доллара не достигнет запланированного показателя. Тактику приходилось менять на ходу. Однако “обвальный вариант” был делом настолько серьезным, что Геращенко не мог взять его на себя без согласования с премьером. Для этого потребовался его вылет в Сочи.
Таким образом, ранее 10 октября ЦБ не мог осуществить свой вынужденный замысел. Однако понедельник – день тяжелый, но и самый ценный для “последних штрихов”, утрясок, согласований. Короче говоря, 11 октября становилось исходным рубежом для проведения задуманной акции. Но почему нельзя было подождать еще неделю-другую?
Увы, на 19 октября первоначально планировался отчет Черномырдина перед Госдумой и к этому сроку надо было “подбить бабки”, составить график погашения долгов по зарплате. Это означало, что Геращенко должен был закончить поэтапную девальвацию рубля к середине октября. И вдруг 8-9 октября председатель ЦБ сообщил премьеру, что “давление свободных рублей” падает и биржевой курс доллара может приостановиться. Этот сюрприз спутал все карты… Но опытнейший финансист Виктор Геращенко, разумеется, знал выход из возникших затруднений. Решить проблему “вздергивания” курса доллара за одну биржевую сессию – и дело с концом! Ведь это нужно для общего блага, чтобы поддержать экспорт и наполнить бюджет. Это же чисто протекционистская мера!
Да, поднимутся розничные цены. Но зато можно быстро погасить долги по зарплате. И еще: ведь был же в январе-94 день, когда курс доллара подскочил почти на 20 процентов, – в вскоре начался длительный период стабилизации на бирже. Но ведь и на этот раз речь идет о таком же обвале рубля.
В таких рассуждениях, если нечто подобное имело место, нет крамолы. Вот поспешная весенне-летняя, явно политизированная искусственная финансовая стабилизация, приведшая к катастрофическому спаду производства, неплатежам и задержкам зарплаты, обернувшаяся бюджетным кризисом, – это серьезнейший просчет правительства. Но попытка выйти из тупика посредством девальвации рубля… Это был именно тот финансовый путь, какой использовали в других странах для поддержки отечественных производителей.
Но поскольку через неделю правительству предстоял отчет в Госдуме, то с обвальным вариантом приходилось спешить. Однако и в этом, очень узком диапазоне времени было условие, сдвигавшее “день икс” на 11 или 12 октября.
Когда речь идет об анализе поступков Виктора Черномырдина, надо поворотиться кругом и присмотреться, нет ли поблизости чего-нибудь, что было бы прямо или косвенно связано с нефтью или газом. Например, по свидетельству “Коммерсанта”, премьер-министр лично занимается вопросами реализации акций “Газпрома”. И вообще, нефтегазовые отрасли – это душевная слабость Черномырдина, которая не раз подвергалась критике со стороны тех, кто отстаивает интересы угнетенного ныне обрабатывающего комплекса. Однако можно и нужно взглянуть на эту стратегическую линию премьера и с другой стороны.
Газовая отрасль, во второй половине 80-х годов получившая 5 миллиардов долларов государственных вливаний, смогла модернизироваться, став передовой отраслью российской экономики. Россия обладает грандиозными запасами газа, а потому он превратился в стратегический экспорт и в финансовом и в политическом смысле. Но если раньше политический смысл предполагал возможность “закрыть задвижку” на трубопроводе, то сегодня ситуация иная. Хотя и сейчас манипуляции с задвижками являются одним из убедительных дипломатических доводов, все же главный политический смысл “газового наступления” в том, чтобы через валютную выручку от экспорта сырья начать экономическое оздоровление страны.
Хочется верить, что именно на этой фундаментальной основе зиждется связка премьера Черномырдина и главы “Газпрома” Вяхирева. Нельзя исключить, что могущественные “газовые бароны”, обретя рыночную свободу рук, озаботились идеей вернуть России ее былое величие с помощью “газовой экспансии”, которая может выполнить роль стартера, запускающего в работу новый хозяйственный механизм. И если сегодня “Газпром” скупает за рубежом собственность, то, возможно, для того, чтобы в последствие “выкачивать” с этих объектов доллары для России. Почему бы не предположить, что именно таков стратегический замысел Черномырдина-Вяхирева, что в этом видят они свою патриотическую миссию?
Время идет, накапливаются новые факты – и возможно, речь действительно идет о крупнейшем стратегическом замысле “газовой экспансии”, которая способна сыграть историческую роль в судьбе России. Другое дело – все ли верно в этом замысле просчитано? Не получится ли так, как с нефтедолларами брежневской эпохи, когда природные ресурсы служили продлению застоя? Правильно ли, что этот замысел, если он в общих чертах существует, не вынесен на обсуждение?
Речь должна идти о понимании Черномырдиным колоссальной ответственности перед Россией, о том, что его просчеты обернутся неисчислимыми бедами. Ведь “главным результатом такой политики, – писали “Вопросы экономики”, – явилось массированное перераспределение национальных финансовых ресурсов в пользу наиболее конкурентоспособной на мировой рынке топливной промышленности, что в свою очередь усугубило положение в других секторах экономики”.
Теперь пора вернуться к “черному вторнику” и оглядеться кругом, не было ли поблизости событий, связанных с нефтью и газом. Конечно, такое событие было! 14 октября в Москве предстояло открытие международной финансовой конференции по вопросам нефти, газа и нефтехимии. Обсуждались на ней инвестиционные проекты на сумму 2 миллиарда долларов, да и проходила она под эгидой российско-американского торгово-экономического совета. Не случись “черный вторник”, “заточивший” премьера в Сочи, он почтил бы эту конференцию своим присутствием.
Вот и получалось, что резкий рост курса доллара, способный вдохновить западных инвесторов, был бы очень полезен перед открытием конференции… В результате у Геращенко оставались всего два дня: 11 или 12 октября.
Ну, а все остальное известно: с точки зрения технической, финансовой девальвация рубля посредством биржевого обвала была проведена блестяще. “Это была работа высококлассного профессионала,” – утверждал в “Московском комсомольце” Илларионов. И не случайно “Известия” написали, что вечером 11 октября председатель ЦБ Виктор Геращенко появился на экране телевизоров “со счастливой улыбкой” на лице. “В падении рубля даже больше положительных сторон, чем в его укреплении”, – комментировал происшедшее Павел Бунич.
Впрочем, сегодня наибольший интерес вызывает иной вопрос: почему девальвация рубля не удалась и через пару дней доллар отступил на прежние позиции? Почему вокруг падения рубля поднялся скандал, хотя аналогичный случай в январе-94 не вызвал никакого политического отклика? Почему в дело вмешался президент и оно перешло в разряд “диверсии”? Почему комиссия Лобова не беседовала с Черномырдиным, хотя Ельцин грозно говорил о расследовании, “невзирая на лица и должности”?
Этот новый ряд вопросов уже не связан с финансовой ситуацией 1994 года. Однако именно загадка политического скандала – и есть настоящая загадка “черного вторника”. Ибо его биржевой смысл, его финансовая подоплека поддаются строгому экономическому анализу и серьезные эксперты без труда углядели за валютным крахом девальвацию рубля, необходимую для выхода из бюджетного кризиса.
Да, истинная загадка “черного вторника” лежит в политической сфере. Если бы 12 октября президент не ударил в набат, самой проблемы не существовало бы, а повышение цен в какой-то мере компенсировалось бы быстрой выплатой задержанной зарплаты. Но вмешательство Ельцина полностью сорвало замысел правительства. Вместо финансового маневра на бирже вышел громкий политический скандал. Почему?
Самая простая версия в том, что президент элементарно не был посвящен в замысел премьера, поскольку вариант “обвала рубля” возник в последний момент, а Черномырдин, улетевший в отпуск в Сочи, разминулся с Ельциным, возвращавшимся из США.
Но президент на все смотрит сквозь политический прицел. Именно так увидел он и валютный крах на бирже. Рубль рухнул – это же чистая политика! Ибо в глазах общества валютный кризис был крахом разрекламированной летом финансовой стабилизации. Хотя в действительности крах наступил гораздо раньше, на стадии “очковтирательства”, а “обвал рубля”, наоборот, был, возможно, наилучшим в тот момент выходом из создавшегося тупика.
В итоге получилось, что Виктор Черномырдин, пожалуй, самый расчетливый политик наших дней, на сей раз перехитрил самого себя. Сначала он оптимистически оценивал ситуацию в российских финансах, наживая политический капитал. Когда же надвинулся крах искусственной стабилизации, Черномырдин задумал провести необъявленную девальвацию рубля и спасти бюджет-94. Но предпочел остаться в стороне от ее заключительного этапа, а потому уединился в Сочи. Однако в последний момент ситуация на бирже резко изменилась, объемы торгов, до 5 октября составлявшие свыше 300 миллионов долларов, вдруг упали до 50 миллионов. Это означало, что банки и их клиенты по горло сыты валютой. Чтобы достичь запланированной “планки” девальвации, вместо серии “скачков” пришлось пойти на “обвал рубля”. Но, разминувшись с Ельциным, улетев в Сочи до его возвращения из США, Черномырдин не смог посвятить президента в тонкости финансового маневра. В результате Ельцин ударил в политический набат: диверсия!
Итог вышел плачевным: цены выросли, но правительство не получило дополнительных денег и не смогло рассчитаться с долгами по зарплате. И “крайними” оказались миллионы людей, едва сводящих концы с концами. Кроме того, “черный вторник” был использован для мощнейшего удара по авторитету российских коммерческих банков. Воистину, трудно найти более подходящий повод для иллюстрации крылатого выражения премьера: “Хотели, как лучше, а вышло, как всегда”.
Однако нельзя исключить и другую версию, объясняющую агрессивную реакцию президента на “черный вторник”. В окружении Ельцина немало экономистов, которым по уму было распознать финансовый смысл происшедшего на бирже, они могли проконсультировать президента относительно благотворности девальвации рубля. Но Ельцин, не исключено, не захотел слушать специалистов. Ибо скандал на бирже предоставлял возможность решить политические проблемы, связанные с обновлением правительства.
Не следует также забывать, что в президентском окружении есть люди, которым девальвация рубля казалась невыгодной мерой. Верой выполняя защитные функции по отношению к отечественным производителям, она бьет по интересам фирм-импортеров, а также по мелким и розничным торговцам импортными товарами. Таким образом, в раздувании скандала вокруг “черного вторника”, в отбрасывании курса доллара на исходные рубежи были заинтересованы влиятельные политические силы, имевшие свои рычаги воздействия на президента и способные “подогреть” его разносные настроения заявлениями о “финансовом путче”.
Наконец, нельзя не учитывать того, что скандал вокруг “черного вторника” был выгоден тем зарубежным силам, которые использовали его для нанесения мощного удара по репутации российских коммерческих банков, – ведь именно на этом скандале была основана порочащая наши банки статья в “Вашингтон таймс”. И те, кто стремился разыграть карту банковского “заговора”, не были заинтересованы в том, чтобы президент прислушался к мнению профессиональных экономистов.
Между этими двумя вариантами существуют коренные различия. Если предположить, что откат доллара произошел из-за нестыковки между премьером и президентом, то это означает, что те ценовые тяготы, какие обрушились на миллионы людей, так и не получивших зарплату, стали результатом ошибок, просчетов – в общем, чего угодно, только не умысла. Что же касается второго варианта, то здесь все наоборот. Жизненные интересы миллионов людей были расчетливо принесены в жертву грандиозной политической интриге. Вот почему прояснение истинных обстоятельств, приведших к возникновению политического скандала вокруг “черного вторника” 11 октября 1994 года представляется делом весьма важным.
(Публикуется с сокращениями)
Анатолий САЛУЦКИЙ
————
От редакции.
Точка зрения А.Салуцкого представляет собой, на наш взгляд, не более,чем версию: возможную, но не единственную.
Действительно, как отмечает автор, до середины весны 1995 года, то есть до времени принятия известного правительственного Меморандума Международному Валютному Фонду, Центробанк России, как впрочем и ряд влиятельных коммерческих банков, вел игру на понижение курса рубля. Последнее приводило в течение долгого времени к частичному решению проблем бюджетного дефицита, причем при расчетах не только с бюджетниками (предприятиями и частными лицами), но и с коммерческими организациями (через механизм выпуска и обращения КО и ГКО с фиксированной ставкой доходности к погашению).
Галопирующая инфляция всегда приводит также к стимулированию экспорта и экспортеров, скрыто перераспределяя национальный доход в пользу ресурсопродающих отраслей и связанных с ними предпринимательских структур (в случае России – это знаменитая “четверка”: газ, нефть, металл, лес).
Среди негативных моментов форсированной инфляции в статье были правильно упомянуты ущемление интересов импортеров; инфляционные ожидания, которые поощряют держателей крупных и некрупных финансовых средств применять их для спекуляций с малыми сроками обращения, а не для среднесрочных и долгосрочных инвестиций.
Изложив эти, довольно известные проблемы реализации умеренно-инфляционной монетарной модели, автор далее вступает в область рискованного политического анализа.
Во-первых, спорным выглядит тезис о спровоцированности “обвала” рубля 11 октября Центральным Банком России. У этого учреждения вполне достаточно механизмов, чтобы решать поставленные задачи не прибегая к тактике “финансовых катастроф”, которые ставят под огонь нелицеприятных политических оценок, оргвыводов и возбужденного общественного мнения. Большие деньги и их движение шума не любят – эта истина нарушается только в случае глобальных политических катаклизмов, которые в октябре 1994 года отсутствовали.
Бюджетные проблемы, так же как и проблемы протежируемых В.Черномырдиным сырьевых отраслей, вполне могли быть разрешимы в рамках “планирования” рубля примерно на 50-100 пунктов за одну торговую сессию на ММВБ (что и происходило до 11 октября). Следствием же “черного вторника” стало попадание финансистов в жесткое политическое поле, где они совсем не являются профессионалами. Под удар попал и весьма успешно усиливавшийся в то время премьер-министр, имеющий, как мы теперь знаем, кроме хозяйственных, еще и политические амбиции.
В определенной дискредитации опасно “наливающихся рейтингом” банкиров и финансистов были объективно заинтересованы некоторые люди из президентской команды. Однако, вряд ли они стали бы действовать таким нехарактерным для них “косвенным” способом, как манипулирование соотношением объема валютной и рублевой массы к реализации на ММВБ. Ведь обычно они устраивают свои дела либо “напрямую”, либо пользуются уже представившимися возможностями, которые наша сложная действительность подбрасывает вполне достаточно.
Откуда же взялся “черный вторник”? Дело, по-видимому, в том, что на финансовом рынке присутствует не только Центробанк со своими интервенциями то долларов, то рублей, и разного рода ограничениями для участников валютных торгов. Имеются еще и другие рыночные агенты – крупные коммерческие банки: они реализуют свое стремление к получению сверхприбыли тоже, подчас, через игру на понижение национальной валюты, причем они в этой игре обычно не ограничены политическими соображениями.
Поэтому, скорей всего, “умеренная” и закономерная игра Центрального Банка на понижение курса совпала “по фазе” с такой же игрой (только “неумеренной”) нескольких негосударственных агентов валютного рынка. Случилось явление, в механике известное как “резонанс”. Курс рубля упал так же, как обвалился бы мост, если бы он раскачивался в такт с “топом” идущей по нему роты солдат.
Пять крупных коммерческих банков, частично названные затем в официальном заключении “лобовской” комиссии, крупно заработали на событиях конца сентября, начале октября 1994 года, разыграв классический по западным параметрам сценарий – максимально “опустить” национальную валюту, создать ее резерв, а потом, когда административно вмешается государство и насильно установит пределы колебания курса, реализовать ее по “внутривилочной” цене. Представитель одного из этих банков заявил, правда, что “мы, дескать, во время этой сессии только продавали зарубежную валюту”. Еще бы они ее не продавали, если за три торговые сессии курс рубля (без учета итогов “черного вторника”) опустился на более, чем 300 пунктов! А рост цен на продукты питания составил разово 15-20 %.
Однако нельзя не согласиться с А.Салуцким в том, что экономика в России давно уже перешла в режим политического детектива. Решать проблемы пополнения казны за счет населения, в очередной раз поставив его в ситуацию облапошенного и враз обнищавшего, стало, увы, почти правилом. “Железное” вмешательство Президента, работа комиссии О.Лобова, куча “щелчков по носу”, отставок и выговоров по служебной линии, последовавшие за “черным вторником” и отражающие “административный испуг” перед возможным социальным взрывом подтверждают, а не опровергают данный тезис.
