Москва… Как много в этом звуке. Все мы вырастали с благоговением перед златоглавой столицей нашей Родины, портом пяти морей, красавицей-Москвой. Особенно прекрасна она при взгляде из Сибири. Огромный мегаполис, город-гигант с лучшим в мире метро, высотками и спорткомплексами, ГУМом-ЦУМом-Детским миром, Останкинской телебашней и Большим театром. Крупнейший деловой центр мира – гиганты промышленности, науки и техники, бизнеса и финансов. Наконец, Москва-столица, центр федеральной власти, от воли и решений которого зависит судьба и жизнь россиян по всей стране.
И если город мы любим, деловой московской хваткой восхищаемся, то властное лицо столицы зачастую предстает в глазах российских жителей жестокой и равнодушной к их бедам физиономией. И ответная реакция по отношению к столице оказывается поэтому не такой, может быть, благожелательной, на которую рассчитывают власти.
В централизованном и унифицированном государстве, каким были и Российская империя, и СССР, роль столицы с неизбежностью оказывалась гипертрофированной. Но эта роль – фасада и витрины страны воспринималась как неизбежная, выстраданная историей: испокон веков Москва выступала собирательницей русских и Российских земель, центром земли русской.
Став столицей Советского Союза, Москва превратилась в вершину административной и политической пирамиды, в крупнейшее средоточие бюрократии, испускавшей ценные указания по всем вопросам. Жителей столицы иногда недолюбливали за некоторый “столичный синдром”, снобизм, чувство собственного превосходства, основанного лишь на собственном самомнении. Но одновременно именно в Москву приезжало пол-России для учебы в московских вузах, для посещения московских театров, для работы в Ленинской библиотеке или посещения Третьяковки. Именно здесь искали и находили защиту от местных самодуров.
Подвергнуть сомнению саму претензию на то, что Москва является центральным элементом, сердцем страны, казалось еще недавно если не кощунственным, то просто нелепым.
Однако уже первые импульсы перестройки, идущие из Москвы, имели и региональный подтекст, провинция приглашалась отныне играть более полнокровную и самостоятельную роль в определении судеб державы и общества. Поэтому перестройка была воспринята и как заявка на обновление тех устоявшихся ролей, который традиционно играли столица и местные территории. Заявка на обновление, которое так и не состоялось.
Между тем, вопрос о том, способна ли Москва в новых условиях эффективно играть роль центра, штаба, сердца страны – может стать ключевым политическим вопросом в ближайшие годы.
Поскольку россиян все более и более занимает: почему же плюсами начавшихся в России реформ по какому-то странному стечению обстоятельств пользуются сосредоточенное в Москве столичное начальство, элитная интеллигенция, растущая как на дрожжах, хищная и прожорливая популяция “новых русских”, а оплачивать цену “реформ” вынуждают остальную Россию? Почему то, что на экранах московских телевизоров и на страницах центральной печати выглядит как реформы и “модернизация”, для провинции оборачивается лишь разбазариванием и проеданием веками нажитого национального богатства, деградацией отечественной промышленности, сельского хозяйства, резким снижением уровня жизни, нравственным одичанием?
Ответ, впрочем, лежит на поверхности: Москва сумела оседлать наиболее выгодные и престижные ниши в новом общероссийском разделении труда, используя как свою близость к властным структурам, так и создавая заведомо выгодные для себя правила игры, позволяющие конвертировать свой столичный статус в собственность, преимущества по сравнению с конкурентами из провинции.
Превращение Москвы в финансовый и посреднический сверхцентр “новой экономики”, способный диктовать свою волю российским промышленникам и товаропроизводителям, можно считать уже свершившимся фактом. Москва стала столицей, прежде всего, “новых русских” – этой “новой исторической общности” на родных просторах. По мере того, как будет углубляться пропасть между интересами этих русских и просто русских, между интересами национально-государственными, направленными на сохранение страны, и интересами компрадорскими, превращающими ее в разворованную колониальную окраину, Москва все более будет терять свой авторитет и державообразующую роль.
Вряд ли вдумчивого наблюдателя может убаюкать тот факт (широко тиражируемый прессой), что столица собирает у себя почти пятую часть всех общероссийских налогов, выступая, таким образом, чуть ли не самой трудолюбивой и предприимчивой частью России. Казалось бы, в соответствии с этими цифрами, москвичи должны купаться в роскоши. Но статистика свидетельствует и о том, что Москва за последние годы стала одним из самых дорогих городов как России, так и мира (прожиточный минимум в Москве в 3,2 раза превосходит общероссийский). Ориентируясь на “новых русских”, не привыкших считать заработанный потом рубль, она беспрецедентно взвинтила цены на недвижимость, продукты питания, престижные товары и услуги, доведя социальную пропасть между верхними и нижними 10 процентами населения до разрыва в 50 раз!
Стоит всмотреться, что представляет собой хваленая деловая активность столицы: это тысячи обменных пунктов, сотни банков, строительство престижных офисов, огромное число фирм, которые не создают ничего полезного для российской экономики, для развития России как целостного жизнеспособного организма. В свое время Ильф и Петров, изумляясь обилию в одном южном городе парикмахерских и похоронных бюро, решили, что обитатели его рождаются для того, чтобы постричься и умереть. Судя по сегодняшней Москве, ее обитатели в основном пьют заморские зелья и беспрестанно обменивают рубли на доллары и доллары на рубли… Наверное, не стоит отождествлять роль главной меняльной конторы страны и роль экономического центра.
Свидетельством того, что Москва теряет свои централизующие экономические функции, является создание многочисленных региональных Ассоциаций экономического сотрудничества и стремление региональных предприятий и фирм работать напрямую, в обход Москвы, как друг с другом, так и с Западом. Изменение экономической роли коррелирует, в свою очередь, с изменением и политической роли. Пассивность России в августе 1991 года и в октябре 1993 года доказывает это: политические конфликты, определяющие стратегический выбор развития страны были восприняты большинством россиян как внутриэлитные разборки московского начальства, все не могущего поделить власть.
Москва, в глазах не только России, но и всего мира, все более приобретает статус криминальной столицы. И это тоже связано с концентрацией здесь гигантских финансовых средств, легких и грязных денег. Не один фремер расскажет вам о мафии перекупщиков, препятствующих завозу в Москву отечественного дешевого продовольствия; о “наездах” рэкета, а иногда и представителей органов правопорядка, что делает московские рынки недосягаемыми для честной конкуренции.
Сегодня немало говорят об угрозе сепаратизма. В сепаратизме обвиняют и Татарстан, и Чечню, и Якутию, и Свердловскую область. При этом как-то в тени остается вклад Москвы во взлом единого российского правового пространства – утверждение ее особого статуса. Вряд ли будет преувеличением сказать, что одним из мотивов московского начальства в его борьбе с Верховным Советом РФ была и месть за попытку, приняв Закон о Москве, сделать столичные власти подконтрольными законодателям… Борьба была выиграна Лужковым и закреплена в октябре 1993 года танками.
Складывающаяся политическая ситуация, растущая асимметрия и разница в политическом поведении регионов и столицы вызывают в памяти картины имевших место в российской истории конфликтов властей с обществом, поделившим Русь на земщину и опричину.
Одним словом, в регионах (и это один из источников, питающих региональные сепаратистские настроения) крепнет недоверие к московской власти, подменяющей федеральные – общие – интересы эгоистическими, узкособственными – то есть одной из наиболее приближенных и переплетенных с властью группировок. И этот “нерушимый блок бюрократии и новых русских”, пытающихся сыграть роль нового гегемона, руководящей и направляющей силы в деле строительства компрадорского капитализма, безусловно не может претендовать на поддержку подавляющего большинства регионов России.
Растущее недоверие к федеральной московской власти одним из своих самых пагубных последствий имеет рост безразличия россиян к политике. Апатия и дистанцирование от политики оборачиваются безразличием к судьбам своей страны и себя как ее части. И это действительно страшно.
Говоря о политических импульсах, идущих из Москвы, вряд ли можно не поразиться откровенному и циничному стремлению всячески увеличить квоту московской публики в органах власти (чего стоят пятидесятипроцентная квота московских партий на выборах в Государственную Думу). А разборки московских властей, транслируемые и переносимые на все регионы России, привели во многих регионах к воцарению бесконтрольного авторитаризма местных масштабов.
Пока еще по инерции Москва сохраняет роль общероссийского культурного центра. Но, в условиях общей эрозии культурного слоя и замены его американизированным эрзацем, роста недоверия к сконцентрированным в Москве центрам гигантской информационно-манипуляционной империи, эта роль сходит на нет. Москва еще выступает основным поставщиком новостей, но все чаще это новости типа убийства журналиста Влада Листьева. В сибирской глубинке трудно понять, почему по российским телевизионным каналам, на содержание которых идут налоги того же сибиряка, демонстрируется реклама исключительно западной продукции, почему навязывают новости, которые интересны американцу (типа спортивных баталий американских хоккейных команд), но ничего не говорят о сугубо российских проблемах…
Москва, как видим, оказывается не способной обеспечить целостность и единство российских регионов, выступить посредником в их взаимодействии друг с другом. И не случайно, думается, в кризисные дни октября 1993 года обсуждался вопрос о переносе органов власти из Москвы. Да и нынешняя Дума уже выносила вопрос о переносе столицы. Пока это достаточно умозрительные разговоры, но они отражают набирающую силу тенденцию. Рано или поздно вопрос будет поставлен ребром: нужна ли России для решения ее актуальнейших задач ТАКАЯ столица? Не стала ли сегодня столица камнем преткновения на пути действительного возрождения страны?
Столица – не просто город. Это еще и символ. В смутное время начала XVII века, в годы нашествия Наполеона, в конце 1941 года Москва была символом нации, государственности, самостоятельного положения России в мире. Сегодня столица, сама с презрением отталкивающая провинцию, отождествляющая себя с космополитическими кругами и интересами, уже вряд ли способна сыграть роль такого национального символа.
И новое звучание, и новый смысл приобретают слова прославленного русского полководца-победителя Наполеона – М.И.Кутузова о том, что с потерей Москвы Россия еще не потеряна…
Петр РОМАНОВ,
член Совета Федерации
